Они ехали вторым классом, как и все пассажиры, каюты которых располагались на одном уровне с их каютой. На корабле было еще двенадцать пассажиров, ехавших первым классом, — их каюты находились на верхней палубе. Эти пассажиры завтракали, обедали и ужинали в отдельной столовой, где еда, вероятно, была намного вкуснее.

В Корке на пароход взошло еще около сотни пассажиров третьего класса. Они расположились в недрах корабля, и Бэлль слышала, как один из капитанов кратко объяснил им, что они могут появляться только на определенной части палубы и только в определенное время. Девочка лишь мельком успела увидеть пассажиров третьего класса, когда они садились в Корке, и по их изношенной одежде и обуви поняла, что это бедняки. Она вспомнила, как в школе им рассказывали о первых эмигрантах-ирландцах, которые ехали в Америку. В пути они терпели жуткие неудобства. Бэлль надеялась, что с этими бедолагами будут обращаться не так скверно.

Практически сразу же, как только Бэлль оказалась запертой в каюте, у нее созрел план. Осознав, что Этьен не будет терпеть непослушание и дерзость, она решила смягчить его сердце с помощью обаяния. Каждый раз, как он возвращался в каюту, она тепло приветствовала его, интересовалась, не холодно ли на палубе, кого он там встретил и так далее. Бэлль заправляла его постель, складывала его вещи и, насколько позволяла ситуация, пыталась относиться к нему, как к родному дяде.

Девочка почувствовала, что ее старания не напрасны — Этьен стал чаще заглядывать в каюту и предлагать прогуляться по палубе, посидеть в удобных шезлонгах на верхней палубе и полюбоваться морем.

Бэлль отвернулась от иллюминатора, когда услышала, как входит Этьен.

— Привет. Пришел меня освободить? — улыбнулась она.

— Надвигается шторм, — сообщил он. — Некоторых пассажиров уже укачало. Когда море неспокойно, лучше находиться на свежем воздухе. Хочешь, пойдем в гостиную, расположенную на верхней палубе?

Бэлль отметила про себя, что Этьен — красивый мужчина. Вначале его холодные голубые глаза могли показаться пугающими, как и его угрозы, но у него был красиво очерченный нос, пухлые губы и гладкая кожа, чистая и золотистая, как будто он недавно загорал. Как ни странно, он не носил ни усов, ни бороды — и Бэлль это нравилось. И волосы у него были красивые; она привыкла видеть мужчин с жиденькими волосами, которые те еще и мазали бриолином, а жители Севен-Дайлс вообще редко мылись и стриглись. Волосы у Этьена были чистые, густые и светлые — Мог наверняка бы сказала, что их приятно расчесывать.

Сегодня утром Бэлль подглядывала за Этьеном из-за шторки. Она видела, как он, раздевшись по пояс, умывался и брился. Ее поразило то, что у Этьена было сильное, мускулистое, как у боксера, тело. Он оказался моложе, чем ей показалось вначале — теперь Бэлль дала бы ему не больше тридцати двух лет. Все вместе — и его относительная молодость, и красота — позволяло ей надеяться на то, что она сможет склонить Этьена на свою сторону.

— Было бы отлично, дядюшка, — усмехнулась Бэлль. — Возможно, мы могли бы выпить по чашечке чая.

Этьен заказал чай с пирожными, и когда они сели у окна, чтобы смотреть на море, Бэлль заметила трех красиво одетых молодых женщин. Им было не больше двадцати трех — двадцати четырех лет. Скорее всего, они сели в Корке, поскольку раньше она их не видела. Две не представляли из себя ничего особенного, но третья была настоящая красавица с огненно-рыжими вьющимися волосами.

— Вон та рыжеволосая отлично бы тебе подошла, — произнесла Бэлль. — Она просто ослепительна.

— А с чего это ты решила, что мне нужна девушка? — с легкой улыбкой на губах спросил Этьен.

— Всем мужчинам нужна девушка, разве нет? — парировала Бэлль.

— А может быть, у меня уже есть жена, — сказал он.

Бэлль покачала головой.

— Не думаю.

— Почему?

Бэлль хотелось ответить, что ни одна женщина не потерпела бы мужа, который отвозит юных девушек в бордель, но подобный упрек, вероятнее всего, разозлил бы Этьена.

— Ты выглядишь одиноким, — ответила она.

Впервые он засмеялся, а его глаза едва заметно потеплели.

— Ты смешная девчонка, умная не по годам. А как выглядит одинокий человек?

— Как будто рядом с ним нет никого, о ком нужно заботиться, — объяснила девочка и подумала о Джимми, о том, как засияло его лицо, когда она сказала, что хочет быть его другом. Знает ли он, что ее похитили, волнуется ли за нее?

— Временами я действительно чувствую себя одиноким, но так бывает со всеми, — сказал Этьен.

— Дома, в Англии, осталась женщина, которая заботилась обо мне, когда я была маленькой. Она говорила, что иногда одиночество необходимо, благодаря ему начинаешь ценить то, что имеешь, — продолжала Бэлль. — Раньше я ничего не ценила, до тех пор, пока меня не похитили на улице и не увезли. Сейчас я мечтаю только о том, чтобы вернуться домой, и от этого мне становится еще более одиноко.

— Тебя похитили на улице? — Этьен нахмурился. Он казался удивленным.

Бэлль думала, что он знает всю ее подноготную, о том, каким образом она оказалась во Франции. Когда она поняла, что он ни о чем не ведает, у нее забрезжила надежда на то, что она сможет вызвать у него сочувствие и заручиться его поддержкой.

— Да, я стала свидетельницей убийства. Человек, который его совершил, отвез меня во Францию. Там он продал меня в бордель, где меня насиловали несколько мужчин, пока я не слегла. Как выяснилось, хозяйка этого борделя тоже продала меня, а мои новые хозяева, на которых ты, скорее всего, работаешь, меня выходили.

Этьен выглядел потрясенным.

— Не нужно делать вид, будто ты ничего этого не знал. Ты просто не можешь не знать, через что мне довелось пройти и что ждет меня в будущем, — с сарказмом продолжала Бэлль.

— Я никогда ни о чем не спрашиваю, просто выполняю то, что мне велят, — ответил Этьен. — Но раньше меня никогда не просили сопровождать девушек. Ты первая.

— Ты полагаешь, что можно принуждать девушку заниматься подобными вещами?

— Нет, нет, разумеется, нет, — поспешно ответил он. — Но это мое личное мнение. Понимаешь, мне многое приходится делать. Я бы с удовольствием отказался, но это моя работа. У меня нет выбора. Мне поручили это задание потому, что я хорошо знаю Америку.

— Неужели тебе не стыдно совершать низкие поступки за деньги?

Минуту Этьен пристально смотрел на нее, потом улыбнулся.

— Ты была такой невозмутимой, и я решил, что тебе по крайней мере восемнадцать, но теперь вижу, что у тебя до сих пор наивный взгляд ребенка. Кем работает твой отец? Уверен, что и ему приходится делать то, что ему не по душе.

— Я не знаю, кто мой отец, — откровенно ответила Бэлль. — Но я понимаю, на что ты намекаешь, ведь я выросла в борделе. Моя мама — хозяйка борделя. Кто-то скажет, что это ужасно, но мне известно, что она никому не причиняет вреда и ни одну из девушек, которые у нее работают, не принуждает к этому силой.

Этьен был так поражен ее историей, что она стала откровенничать дальше. Бэлль рассказала о том, что даже не подозревала, чем именно занимается ее мать, до той злополучной ночи, когда убили Милли.

— Мама не хотела, чтобы я становилась проституткой, — закончила Бэлль. — Они с Мог мечтали о том, что я стану уважаемой женщиной. Они, наверное, с ума сходят, не зная, где я и что со мной произошло.

— Я же тебя пальцем не тронул, верно? — произнес Этьен, как будто благодаря этому его роль в этом деле становилась менее постыдной. — Как и у твоей мамы, у меня выбор невелик. Я всегда стараюсь не прибегать к силе. Ты умная девочка, Бэлль. Я знаю, что ты пытаешься завоевать мое доверие, а это всегда разумнее всего в подобных обстоятельствах. Но как бы я тебе ни сочувствовал, я обязан выполнить приказ, иначе меня покалечат или убьют.

Он произнес это таким обыденным тоном, что Бэлль сразу поняла: он говорит правду.

Ночью разразился настоящий шторм. Корабль бросало из стороны в сторону, словно ветку в полноводной реке. Бэлль чувствовала себя хорошо, несмотря на то что несколько раз едва не свалилась с койки, а каюту, казалось, вертело, как сумасшедшую ярмарочную карусель.

Но у Этьена дела обстояли совершенно иначе. Когда Бэлль услышала его стоны, она спрыгнула с койки и достала ведро из тумбочки под его койкой. За короткий промежуток времени Этьена стошнило несколько раз, пока рвать стало нечем — в желудке осталась одна желчь.

Бэлль наконец-то представилась возможность покинуть каюту без сопровождения Этьена, но она настолько встревожилась из-за своего попутчика, что после того, как опорожнила ведро, отправилась искать стюарда. Она хотела попросить его, чтобы он пригласил к ним в каюту корабельного врача.

Врач так и не пришел. На борту оказалось так много больных пассажиров, что он сосредоточился только на самых слабых: на детях и стариках. Поэтому сиделкой Этьена довелось стать Бэлль. Она подносила ему ведро, когда его тошнило, обтирала его лицо влажной тряпочкой, поила, меняла простыни на постели, когда они становились мокрыми от пота. Самой ей едва удавалось сомкнуть глаза, да и ела она очень мало, потому что не хотела оставлять Этьена дольше, чем на пару минут.

Но на четвертые сутки к вечеру корабль перестало так сильно крутить и подбрасывать на волнах, и Этьену стало намного лучше. Бэлль отправилась в столовую, жадно проглотила огромную порцию еды и взяла немного супа и хлеба для Этьена.

— Ты очень добра, — проговорил он слабым голосом, когда Бэлль помогла ему сесть и подложила под спину подушку.

— Просто мне повезло — я не страдаю морской болезнью, — ответила она, поднося ложку супа ему ко рту, словно Этьен был ребенком. — Практически все пассажиры слегли. В столовой ни души.

— И ты воспользовалась возможностью и позвала на помощь? — спросил Этьен, хватая ее за руку.