— Скорее всего, и мне нужно последовать твоему примеру, — сказала Бэлль.

Джимми остановился, взял ее руки в свои.

— Мне кажется, чем меньше ты будешь знать о таких местах, как бордель твоей матери, тем лучше, — произнес он. — Читай книги, Бэлль, особенно по истории и географии. Оттачивай свой почерк и продолжай мечтать о шляпном магазинчике. Тебе не нужно становиться проституткой, равно как и мне не стоит быть хозяином паба, где обслуживают воров, сутенеров и мужей, которые избивают своих жен. Давай как настоящие друзья будем поддерживать друг друга. Если мы будем помогать другу друг, то сможем выбраться из Севен-Дайлс.

Бэлль была глубоко тронута. Она смотрела в его карие глаза и хотела подобрать слова, чтобы описать, насколько ей стало легче от его заботы. Благодаря ему в ней вновь затеплилась надежда на то, что она сможет вести достойную жизнь за пределами Севен-Дайлс. Девочке даже показалось, что Джимми сможет стереть из ее памяти воспоминания об ужасной стороне мужской натуры, о которой она узнала в комнате Милли. От него не исходило никакой угрозы. Более того, ей хотелось, чтобы он снова крепко обнял ее, возможно, даже поцеловал.

— Как приятно об этом мечтать, — призналась Бэлль, наклонилась и поцеловала юношу в щеку. — Спасибо, Джимми, за то, что утешил. Я последую твоему совету.

Они поспешили домой, осознавая, что обоим влетит за столь продолжительное отсутствие. Когда они расставались у Джейкс-Корт, Бэлль помахала Джимми рукой, а он в ответ послал ей воздушный поцелуй.

Глава пятая

— Ты где была? — возмущенно поинтересовалась Мог, когда Бэлль вошла в кухню, попрощавшись с Джимми. — Ты должна спрашивать у меня разрешения, прежде чем куда-то ходить одной.

— Прости, — ответила девочка. — Мне захотелось подышать свежим воздухом.

— Тебе повезло, что твоя мама еще не проснулась, — сказала Мог. — Мне через минуту нужно уходить, чтобы распорядиться о похоронах Милли. Пилеры[2] заявили, что им не удалось выяснить, где живут ее родные, но, как по мне, они даже не пытались это сделать.

— Чем я могу помочь? — спросила Бэлль.

Было видно, что Мог взвинчена до предела.

— Ничем, мое золотце. Это наша с Энни забота. Мы не хотим, чтобы кто-то путался у нас под ногами.

— Родные Милли узнают, кем стала их дочь? — поинтересовалась Бэлль.

Ей стало грустно оттого, что такую живую, веселую девушку хоронят почти тайно.

— Знаешь, им было известно, где живет Милли, — неодобрительно хмыкнув, ответила Мог. — Но они ни разу даже строчки ей не написали. Как по мне, им на нее наплевать.

Бэлль была вынуждена с этим согласиться.

— А когда похороны? — спросила она.

— В пятницу в четыре, — сообщила Мог. — Отпевание состоится в церкви Святой Троицы. Потом мы с девушками выпьем чая — помянем Молли. Ничего помпезного. Я испеку пироги и приготовлю бутерброды. Это все, что мы можем для нее сделать.

Бэлль подумала, что неожиданно повзрослела, став свидетельницей убийства. Она чувствовала, что Мог держит скорбь о Милли в себе, потому что все ждали от нее стойкости в любых жизненных испытаниях. Бэлль привыкла считать Мог старухой, но на самом деле она была всего на десять лет старше убитой девушки. Бóльшую часть жизни Мог провела в этом борделе, редко куда-то выходила, всегда была под рукой, и чаще всего ее помощь недооценивали.

Девочка подошла к Мог и крепко-крепко ее обняла.

— С чего бы это? — грубовато удивилась та.

— Потому что ты особенная! — ответила Бэлль.

— Отцепись! — отрезала Мог, но по напускной грубости, с которой она оттолкнула Бэлль, по ее дрожащему голосу было заметно, насколько она тронута.

В пятницу в половине четвертого Мог и Энни в черных одеждах и шляпках с вуалями направились в похоронное бюро на Энделл-стрит. Тело Милли привезли сюда после вскрытия.

Две женщины следовали чуть позади запряженного лошадью катафалка до церковного кладбища, где должны были захоронить тело. Утром у Джейкс-Корт оставили два венка и несколько букетов цветов. В них не было карточек, но Мог решила, что они, скорее всего, от поклонников погибшей девушки. Энни купила сосновый венок с восковыми красными розами — она сказала, что он пролежит дольше, чем венок из живых цветов. Она все утро нервничала, и Мог объяснила: не стоит этому удивляться, ведь она любила Милли. Бэлль подумала, что, вероятнее всего, мама просто боялась, что похороны привлекут к ней ненужное внимание.

На хозяйстве остались Лили и Салли — старшие из девушек. Мог велела им в половине пятого поставить чайник и накрыть в кухне стол для чаепития. Они с Энни вернутся часам к пяти.

Как только Мог с Энни ушли, Бэлль набросила накидку и поспешила на улицу через черный ход. Девушки остались наверху, она слышала, как они кричат друг на друга. Куда-то подевалось ожерелье Долли, и она обвиняла в краже одну из девушек.

После смерти Милли проститутки все время ссорились. Мог объясняла это скукой, но в чем бы ни крылась причина перебранок, Бэлль была по горло сыта скандалами. Она хотела разыскать Джимми.

Она не отважилась отправиться прямиком в «Баранью голову», поэтому стала неспешно прохаживаться неподалеку в надежде, что Джимми ее заметит. Он говорил, что около четырех часто выходит прогуляться, поэтому она перешла дорогу и уставилась на витрину комиссионного магазина, ожидая появления юноши.

Днем немного потеплело, и грязный лед в водосточных канавах быстро таял. Бэлль подождала минут пятнадцать, пока не стемнело, а потом, замерзнув, направилась вдоль по улице к рынку Ковент-Гарден, продолжая высматривать Джимми.

Как обычно, на узких улочках было не протолкнуться. Слух Бэлль резали громкие крики уличных торговцев; звуки, воспроизводимые музыкантами, играющими на аккордеонах, скрипках и даже на ложках; грохот телег по мощеной мостовой. Люди пытались перекричать царивший на улицах шум. Страдал не только слух Бэлль, но и ее обоняние. Запах конского навоза, глазированных яблок, рыбы, гниющих овощей, горячего хлеба и булочек — все это смешалось и повисло в холодном воздухе подобно зловонной, окутавшей все паутине. Девочка удрученно заметила обветшалые здания, давно требующие ремонта, захламленные улицы, мужчин и женщин, находящихся в разной степени опьянения, кишащих повсюду чумазых детей, одетых в какие-то лохмотья. Казалось, единственными светлыми пятнами среди этого убожества были процветающие пивные и ломбарды.

Бэлль казалось странным, что, несмотря на то что она выросла в этом квартале, до настоящего момента она никогда по-настоящему не замечала, насколько здесь все убогое, унылое и разбитое. Вероятно, потому что Бэлль была сама не своя и у нее от шума раскалывалась голова, а от вони сводило желудок, она чувствовала, что в каждой подворотне и во дворе таится опасность. Она зашагала быстрее, желая только одного — поскорее добраться домой.

Уже подходя к Джейкс-Корт, девочка услышала за спиной стук колес подъезжающего экипажа, но даже головы не повернула, поскольку звук был довольно привычным в этих местах. Внезапно она почувствовала, как ее ноги отрываются от земли, как будто кто-то схватил ее сзади. Кто-то вцепился в руки Бэлль и вывернул их за спину. Одновременно ее рот зажала чья-то ладонь, чтобы она не кричала. Бэлль вырывалась, пыталась лягаться, но напавший на нее мужчина был намного крупнее и сильнее ее. Девочку рывком втащили в черный экипаж, который поравнялся с ней и перегородил всю улицу.

Поскольку уже стемнело, а уличные фонари горели очень тускло, и к тому же в экипаже было еще темнее, чем снаружи, Бэлль не сразу поняла, что внутри сидит еще один мужчина. Она осознала это, когда он схватил ее за руки, пока первый нападавший заскакивал внутрь. Один из них постучал по стенке экипажа, чтобы кучер трогал.

Бэлль была напугана, но продолжала громко кричать, пытаясь дотянуться до дверцы экипажа. От сильного удара в висок ее отбросило на сиденье.

— Еще хоть раз пикнешь, и я тебя убью, — произнес знакомый хриплый голос.

Девочка мгновенно поняла, что это убийца Милли. И ни на секунду не усомнилась в том, что он приведет свою угрозу в исполнение, если она его ослушается.

— Мог, куда она подевалась? — раздраженно произнесла Энни.

Они пришли четверть часа назад. Поскольку все девушки уже устроились в кухне и шумно стали расспрашивать о похоронах, она не сразу заметила отсутствие Бэлль. И только разливая вино по маленьким бокалам, увидела, что дочери нет.

— Не знаю. Я думаю, что она просто вышла подышать свежим воздухом, знаешь, как она любит, — ответила Мог. — Бэлль вам что-нибудь говорила? — спросила она у девушек.

— Последний раз мы видели ее перед вашим уходом, — ответила Лили.

Она и еще четверо девушек сидели полураздетые: в поношенных шалях, наброшенных поверх грязных ночных сорочек и панталон. У всех проституток был такой вид, как будто они уже неделю не причесывались. Светлые волосы Лили напоминали воронье гнездо.

От неряшливого вида девушек, от бессмысленного выражения на их лицах Мог просто взбесилась.

— Вы могли хотя бы причесаться, выказать хоть каплю уважения к вашей подруге! — прикрикнула она на них.

— Но бордель ведь сегодня вечером закрыт, — дерзко ответила Лили. — Какой смысл наряжаться, если никто не придет?

— Я надеюсь, что на ваших похоронах хоть кто-то будет скорбеть! — зашипела на них Мог. — И вы могли бы проявить больше участия к Бэлль.

— С ней все будет в порядке, — вступила в разговор Эмми, теребя крысиный хвостик сальных волос и покусывая его кончик. — Что с ней может случиться? Ведь все знают, кто ее мама.

В восемь вечера Энни обратилась в полицию на Боу-стрит. Она сообщила о своих подозрениях в том, что ее дочь, вероятно, украли и, возможно, даже убили. Они с Мог оббежали весь Севен-Дайлс, расспрашивая знакомых, не видели ли они Бэлль. Но, к несчастью, в тот день ее никто не встречал.