– Вот, я все это оставляю, работайте. Задача вам ясна – найти то, что хорошо спрятано и что может иметь хорошую рыночную стоимость. Теперь о деньгах. Предоставьте мне номер счета, на который вам переведут сумму на расходы и заработную плату.

– Я открою специальный счет. – Максим уже все хорошо обдумал и был готов к разговору на данную тему.

– Нет, нам это не очень удобно. Лучше, чтобы все шло через агентство. Так сказать, в рамках договора о сотрудничестве. Сам договор мы составим и перешлем вам. Ну чтобы было все, так сказать, по закону. По правилам.

«Ничего себе «правила», слежка в чистом виде, подкуп и шантаж! Если деньги пойдут через агентство, то от Илларионова уже не отделаться», – усмехнулся про себя Максим. Впрочем, в глубине души он отлично понимал, что Семен Петрович все обдумал и вряд ли его можно будет уговорить на другие варианты.

Илларионов больше не притворялся – ведь Максим не только сказал «да», он уже в руки взял папочки.

Семен Петрович посидел еще минут пятнадцать, затем попрощался и, сопровождаемый охраной, уехал. Максим долго еще оставался в кафе. Здесь было тихо, никто не мог подсесть за столик, отвлечь разговором, заглянуть по-свойски через плечо. Он корпел над папками почти до вечера: читал, рассматривал фотографии и набросал небольшой план действий. Отвлекся только раз – позвонил Оксане, чтобы его на работе не ждали. Когда уже смеркалось, он наконец поднял голову. Напротив него было большое окно. Максим видел, как люди спешат по своим делам, о чем-то думают, говорят друг с другом, над чем-то смеются. И никто из них не подозревает, что по закону подлости все, чем они живут, в один прекрасный день может стать известно совсем чужим людям. И, к сожалению, нет таких правил, которые бы от этого защитили. Конечно, есть закон совести и закон, который когда-то кем-то принят, одобрен и даже вступил в силу. Но… Все равно гадостное любопытство человеческой натуры, жадность будут побеждать. Максим закрыл папки и аккуратно сложил их в портфель. Можно было ехать домой. Дома Оксана. С ней Максим будет говорить только о делах агентства: о рекламе, о типографиях, которые срывают сроки. Но ничего про эти папки и про то, чем он с завтрашнего дня начнет заниматься. Они договорились, и надо держать слово. «Впрочем, так даже лучше», – еще раз подумал Максим.

Странное это занятие – изучать чужую жизнь. Нет, не подглядывать (Максим до сих пор не мог назвать вещи своими именами) – изучать. Вроде все как у всех. Родился, учился, мать, отец, друзья, работа. И у всех есть взлеты и падения, успехи и неудачи. Через какое-то время Максиму уже не казалось, что он занимается чем-то непристойным. Документы и справки Круглов читал, как какую-то забавную книжку. Разговоры, которые ему приходилось вести с людьми, знающими «объект», были не более чем воспоминаниями о прошлом. Для начала, конечно, ему пришлось выдавать себя за знакомого, друга друзей, дальнего родственника. Но проще всего информация получалась за деньги. Небольшая сумма – и бывшая сотрудница поликлиники вспоминала все диагнозы и даже помогала достать историю болезни, давно спрятанную в архив. Максим, сначала переживавший из-за своего нравственного падения, быстро успокоился, увидев, как легко люди за совсем ничтожные деньги разглашают врачебные тайны, выдают семейные секреты и просто сплетничают. «Предательство у человека в крови. И ничего, видимо, с этим не поделаешь», – подумал Максим, получая увесистую папку из архивов райздравотдела.

Всю информацию он заносил в специальную таблицу. В одном столбце помещались события, не представляющие интереса, во втором – важные и не очень, в третьем – важные, то есть те, которые «объект» должен бы скрывать. Пока этот столбец был пуст. Создавалось впечатление, что человек, жизнь которого изучал Максим Круглов, никогда ничего постыдного не совершал. Не было у него и тайн, огласки которых бы он боялся, а следовательно, и не имелось причин для шантажа. Точно так же дело обстояло с его друзьями и знакомыми. Среди них не было людей случайных, подозрительных, известных своими неблаговидными или криминальными поступками. Он не был замечен во взятках, страшных ДТП и сексуальных отклонениях. Еще раз проверив всю информацию, Максим позвонил Илларионову. Встреча опять состоялась в «Глясе».

– Не может такого быть. Вы невнимательно работаете. Так не бывает. Обязательно есть что-то, что человек хотел бы скрыть.

– Ну, наверное, но все эти «прегрешения» не так страшны. Из-за них не стоит и огород городить. – Максима раздражал напор Илларионова. Уж он-то, изучивший биографию человека вдоль и поперек, мог точно сказать, что постыдных вещей в этой жизни нет. Мелкие проступки, ошибки – да, как и в любой другой жизни. Но преступлений и постыдных тайн здесь нет.

– Ищите, Максим. Денег для этой работы у вас достаточно. – Илларионов ушел, почти не попрощавшись.

Звонок раздался рано утром. Максим, чтобы не разбудить Оксану, зажав телефон в кулаке, выскочил на кухню.

– Доброе утро, – голос в трубке был женским, старым, – меня зовут Наталья Петровна. Я звоню так рано, потому что с работы удобнее, дешевле. А мобильного телефона у меня нет.

– Ничего страшного, а что вы хотите? – не очень внятно спросил Максим, поскольку сон его еще не оставил.

– Мы могли бы поговорить с вами где-нибудь в таком месте, чтобы нас никто не знал и никто не помешал? Вы были у нас, расспрашивали об одном человеке, фамилию не хочу по телефону называть.

Максим проснулся и уже даже не чувствовал холода.

– Когда вы хотите? И где? Могу предложить станцию метро «Проспект Мира», там есть кафе маленькое.

Собеседница на минуту задумалась, а потом проговорила:

– Да, в кафе – это хорошо. Оно не дорогое?

– Да что вы – я угощаю, – поторопился сказать Максим.

К кафе Максим подъехал, как и было условлено, в два часа. Только он уселся за столик, к нему сразу подошла невысокая пожилая женщина. Судя по всему, Наталья Петровна приехала раньше и где-то дожидалась собеседника. Одной ей в кафе сидеть не хотелось. Максим сразу понял, что женщина небогатая – такое пальто, как у нее, можно было купить на распродажах в эпоху тотального дефицита. Максим смутно помнил похожее у своей тетки. Женщина присела за стол.

– Что вам заказать? – Максим приветливо улыбнулся.

Женщина обвела взглядом зал, внимательно посмотрела на тарелки соседей и, с минуту поколебавшись, произнесла:

– Шоколадный торт, мороженое и чай. Если можно.

Было очевидно, что походы в кафе для нее редкость, и, несмотря на смущение, женщина решила воспользоваться ситуацией. Пока они ждали заказ, Максим вел ничего не значащую беседу:

– Вы давно работаете в больнице?

– Это сейчас она больница, – ответила Наталья Петровна с готовностью, – раньше был роддом. Потом учреждение перепрофилировали. Хотели закрыть, но затем все-таки сделали ремонт.

– А вы кем работали тогда?

– Я в родильном отделении и работала.

Так потихоньку, слово за слово, Максим разговорил Наталью Петровну. Уже вовсю лакомясь тортом, она поведала ему то, что так настойчиво искал господин Илларионов. Максим слушал, запоминая каждое слово, боясь вытащить ручку, чтобы записать. Он уже заметил, что, пока люди просто разговаривают, никто особо не придает значения словам. Но при малейшей попытке хоть что-то зафиксировать на бумаге, рассказчик цепенел, сбивался, речь становилась путаной, словно груз ответственности в виде строчек давил и пугал.

– Оставили они ребеночка тогда. Вернее, тетка настояла, а мамочка так болела, что не спорила особенно с ней. И бумаги все подписали. И потом она-то, мать, жила же с теткой. Тетка ее воспитала, хорошо воспитала. Девочка она была послушная и училась хорошо. Директор интерната, куда ребенка потом отправили, раньше учительницей у нее была. Она все знала, все подробности.

Наталья Петровна с аппетитом ела торт, а Максим, наблюдая за женщиной, не мог понять, радоваться ему или огорчаться. С одной стороны, вот она, та информация, которая принесет деньги, с другой стороны, «грязное белье» все-таки нашлось. «Даже странно, я было подумал, что этот человек действительно почти святой».

Деньги он Наталье Петровне передал уже на улице, чтобы никто ничего не заметил. Еще Максим записал адрес директора интерната, хотя это уже и не надо было. Достаточно самого факта, пусть даже и не совсем проверенного. Был бы дым, а огонь точно уж раздуют.

Господин Илларионов сиял.

– Я же вам говорил: не бывает так, чтобы человек не наделал глупостей, пошлостей и гадостей. На то он и человек.

Семен Петрович так обрадовался услышанному, что можно было подумать, он выиграл миллион. «Наверное, так и есть!» – усмехнулся про себя Максим.

– Семен Петрович, когда вы остальные деньги нам переведете?

Благостная мина сошла с лица чиновника.

– Голубчик, так еще ничего не сделано. Это же первый этап. Вы нашли то, что искали. Но предъявить это невозможно даже бабке на лавочке в виде сплетни. Нужны детали и яркое, убедительное оформление. Ну, вы, пиарщики, сами знаете, как это делается…

– Впрочем, даже детали не очень важны, бог с ними. В них никто особо копаться не станет. А вот оформление – будьте любезны. Чтобы преподнести оказалось не стыдно, – помолчав, добавил он.

Максим попытался что-то возразить, но Илларионов уже встал, потрепал его по плечу и двинулся к выходу. Уже отойдя на приличное расстояние, обернулся и, улыбаясь, произнес:

– Не жалейте черной краски. Она нынче – самая дорогая!

Максим решил, что два дня возьмет себе на проверку фактов и еще неделю на то, что Семен Петрович называет упаковкой. Надо было спешить: подходили сроки платежей по давно взятым кредитам, и типографии требовали неустойку за отозванные тиражи. «Конца и края этой цепочке нет!» – подумал Максим.

Оксана Малышева отлично понимала, что деньги для поддержания их агентства найти надо. Она также понимала, что эти деньги должны быть «порядочными». И еще знала, что быстро такую сумму они бы не нашли. А «костлявая рука голода» сжималась. У них уже уволилось два сотрудника из технического отдела, один из отдела маркетинга и целых три из отдела продаж рекламной продукции. Как-то держались ребята-технари, они могли подрабатывать на стороне без ущерба для основной работы, сидели пиарщики, у которых всегда был левый заработок, и пока особенно не нервничали художники. Это в какой-то мере успокаивало. Но…