– Да, – отвечал Мишка. – Папа по утрам всегда ест стоя. И пьет тоже. И вечером пьет стоя.

Услышав однажды этот ответ, Вера про себя рассмеялась. Действительно, Володя всегда утром спешил и проглатывал что-то наспех, стоя, читая газету или завязывая галстук. Ну а вечером он пил стоя, и здесь сын не соврал, – муж, приходя усталый и иногда раздраженный, наливал себе немного виски и, сбросив пиджак и ослабив узел галстука, неторопливо прохаживался по гостиной, иногда через большую стеклянную дверь выходил в сад. Няня как-то вывернулась из щекотливой ситуации, но днем позже намекнула Вере:

– Ребенок все видит, берет пример с родителей.

– Люся, пусть он ест стоя. Образуется это как-то, правда ведь? – Вера терпеть не могла насилия, особенно когда оно и не требовалось.

Няня поджала губы и свою принципиальность в этом вопросе показывала лишь иногда. Как, например, сейчас.

Вера посмотрела на часы. До момента, когда водитель мужа заедет за ней, оставалось два часа. Значит, у нее есть минут тридцать, чтобы понежиться в ванной. Вера насыпала ароматическую соль, налила пену и, погрузившись в воду, удовлетворенно огляделась. Ванная, которую переделывали два раза, была плодом ее творческих мук. Последний вариант, тот, который она видела перед собой сейчас, оказался, безусловно, самым лучшим. Идея ей в голову пришла неожиданно – Вера придумала выложить пол и стены плиткой в ярких, мексиканских тонах: желтый, оранжевый, темно-синий, красный, бирюзовый, но так, чтобы узор изразцов повторялся не больше трех раз. В результате ванную делали в доме дольше всего – Вера везде, где только можно, искала плитку в одной цветовой гамме, но с разным рисунком. Своего она добилась: настроение от бьющих в глаза южных красок поднималось тут же. Володя, сначала скептически относящийся к подобной идее, от своих рабочих проблем отходил теперь в этой большой и радостной комнате.

– Какая-то цветотерапия просто! Церетели ты мой! – говорил он и с шутливой благодарностью целовал жену.

Вера положила под голову большой махровый валик и закрыла глаза.

Сейчас, в свои сорок с малюсеньким хвостиком, она была счастлива, как может быть счастлив человек, решивший самую важную, самую главную в жизни задачу.

Мысленно вернувшись в тот осенний колючий вечер, Вера вспомнила, что, уйдя от Володи, отомстив за все, что он сделал с ней, она вдруг почувствовала себя не отмщенной, а той, кому мстят. Жизнь зло над ней подшутила и отомстила за коварный план возмездия, который Вера так долго вынашивала, а потом расчетливо реализовывала – Вера влюбилась в своего обидчика, влюбилась, как влюбляются натуры цельные и страстные, навсегда. Влюбилась, несмотря на все то горе, что он ей причинил, несмотря на доводы разума. Вера понимала, что изжить обиду, вычеркнуть то, что между ними произошло по вине Владимира, она не сможет, но и жизни без него себе не представляла. Тогда, в этот осенний вечер, она уходила в никуда, не зная, что с ней будет, потому что, как иногда случается, сильнее человека может быть только его характер.

Вера помнила, как Владимир догнал ее, как они, мешая вечерним, раздраженным прохожим, стояли обнявшись, и каждый что-то говорил, бормотал, убеждал, извинялся. Потом были долгие вечера, в которые они никого не пускали, как и не пускали в свою чуть не исчезнувшую жизнь. Они без устали повторяли одни и те же покаянные слова, заверения и клятвы. Давали обещания, строили планы и не отпускали другу друга ни на минуту. Им казалось, что, отойди они друг от друга хоть на мгновение, каждым из них овладеют сомнения и обиды. Они спасали друг друга от своего прошлого.

Все их старания были вознаграждены. Мишка, маленький, немного косолапенький хитрец Мишка – это оказалась самая лучшая и нежданная награда за все их усилия, за снисхождение друг к другу, за то, что они вытащили себя из пучины мести и одиночества.

…Вера долила горячей воды и взяла сигарету. Курила она очень редко, как правило, принимая ванну, тогда, когда ее никто не мог видеть. Это была ее слабость. Маленькая тоненькая сигаретка помогала иногда справиться с эмоциями. А они ее переполняли, и если бы кто-то, кто раньше знал Веру Александровну Селезневу, понаблюдал за ней теперь, то крайне бы удивился. Всегда сдержанная, Вера теперь не боялась, не считала нужным и не хотела утаивать свои чувства. То, что обычно скрывалось под ледяным спокойствием, почти замкнутостью, теперь стало яркой чертой ее характера. Володя, привыкший к немногословности и отчужденности жены, не мог не радоваться происшедшим переменам. Она открыто выражала свои чувства к мужу и детям. В их новом доме, который Володя так торопился построить, теперь часто слышался громкий смех, топот детских ног, и, самое главное, Вера, казалось, навсегда распрощалась с прошлым.

Вера прошлое похоронила – она не имела морального права тащить его сюда, в их настоящее, где были дети. На той давней истории был поставлен крест.

Вера стояла под прохладным душем и, подставив лицо легким мелким каплям, пыталась с собой справиться. Каждый раз в эти мгновения она безудержно начинала плакать. Плакала Вера оттого, что в их семье так все было хорошо. От почти сумасшедшей любви к маленькому Мишке, от беспокойной любви к подрастающему Егору, от любви и чувства благодарности к мужу. Еще несколько лет назад она и представить себе не могла, что такое чувство, как благодарность, может быть применимо к их отношениям. Любовь – да, страсть – да, притяжение двух сильных натур – да. Но только не благодарность. Сейчас же Вера понимала, что то, чем они сейчас обладают, то, что является настоящей ценностью, настоящим богатством их семьи, – это «добыл» Владимир. Своим покаянием, терпением, своей любовью ко всему, что имело отношение к ней, Вере. И не могла она за это не быть благодарной.

Выключив воду и вытираясь большим махровым полотенцем, Вера разглядывала себя. Из зеркала на нее смотрела чуть полноватая, с красивыми длинными ногами пепельная блондинка. Волосы, собранные в мокрые прядки, обнажили лицо – мягкое, с нежным румянцем на высоких скулах и малюсенькими морщинками в уголках серых глаз. «Как я люблю эти складочки!» – подумала Вера о морщинках и тут же принялась их мазать специальным антивозрастным кремом. Но он был скорее данью правилам – ей в себе сейчас все очень нравилось.

Когда Вера примеряла третье платье, в гардеробную вбежал Егор:

– Мам, что с Мишкой делать?! Он Щена кормит печеньем, а папа говорил, что от этого собаки болеют. Им нельзя сладкого.

Егор, крепкий мальчишка одиннадцати лет, возмущенно таращил глаза и не мог секунды постоять на месте. В руках у него был рыжий щенок непонятной породы. Совсем недавно Володя привез его домой. Он совершенно сознательно не купил собаку в элитном клубе, а взял брошенного щенка в приюте, оставив очень приличную «благотворительную» сумму.

– Может, я не прав, но пусть приучаются любить, не глядя на происхождение, породу и стоимость. Да и потом, псина симпатичная.

Вера посмотрела на мужа – совершенно очевидно, что собаку он покупал для себя, так трогательно, бережно и вместе с тем гордо держал он эту носатую, вислоухую дворнягу.

– Ты все правильно сделал, – сказала она, и Владимир, счастливо улыбаясь, прямо в костюме уселся на диване. Щенок, быстро наделав лужу, забрался к Володе на колени и устроился там спать.

– Все, ужин мне вели сюда подавать – не будить же ребенка, – сказал муж.

Сейчас Вера, обняв Егора за плечи, стала объяснять, что его братик еще совсем маленький и многого не знает, а его задача, как уже почти взрослого старшего брата, научить Мишку вести себя правильно.

– Только не кричи, ты ему должен объяснять, чтобы он понял, почему так делать нельзя, хорошо?

– Хорошо. – Было видно, что, с одной стороны, Егору страсть как не хотелось возиться с такой капризной мелюзгой, как брат, а с другой – доверие матери кое-что да значило в их доме. Поэтому он солидно вышел из гардеробной, и через мгновение Вера услышала его голос:

– Миша, подойди ко мне, я тебе все расскажу про собак.

Вера улыбнулась и опять решила сменить платье.

Когда раздался телефонный звонок, она, одетая в простое узкое черное платье с маленьким блестящим пером у правого плеча, держащая крошечную черную сумочку с таким же перышком вместо застежки, стояла уже внизу.

– Дорогая, выходи, водитель через минуту будет здесь. Он отвезет тебя прямо в посольство, там и увидимся. – Это звонил Владимир.

Действительно, вскоре раздался сигнал, он звучал всегда, когда открывались большие чугунные ворота, и Вера, набросив на плечи палевый меховой жакет, вышла на крыльцо. Морозный холодный воздух моментально окутал ее. Она вздохнула, на миг в душе проскользнуло воспоминание об осеннем несчастливом вечере. Но это было лишь мгновение, безотчетное, не поддающееся запретам. Потом оно кануло туда, куда люди прячут все дурное. Вера, улыбаясь, поздоровалась с шофером и села в машину.


Старый московский особняк с полукруглым фасадом светился всеми окнами. Гулкий голос невидимого распорядителя объявлял гостей. Машины с государственными штандартами останавливались у высокого крыльца с чугунной витой решеткой, и прибывшие, поодиночке или парами, не спеша входили в здание. Обязательные уличные зеваки сообщали мероприятию дополнительную интригу. Машина Веры подъехала точно так же, но что объявил распорядитель, женщина не слышала. Скорее всего прозвучало название корпорации, которой владел Владимир вместе со своим новым компаньоном Бухаровым. Вера поднялась по широкой мраморной лестнице, внизу и вверху которой стояли медные, неуместные в своей позеленевшей наготе женские фигуры. На верхней площадке ее поприветствовала хозяйка вечера, сказав несколько слов по-английски. Вера улыбнулась и ответила благодарной английской шуткой. Язык, которым Вера когда-то овладела в совершенстве, она не позабыла – ежедневно она прочитывала не менее десяти страниц сложного незнакомого текста. Теперь была мечта научить английскому сыновей. С Егором она сама уже занималась по известной методике и не могла нарадоваться успехам мальчика.