– Гильом, можешь ли ты исправить то, что сделал?

– Нет, слишком поздно.

– Тогда я не желаю больше видеть тебя, – прошептала она.

– Мира.., маленькая моя, – сказал он, засмеявшись, но поняв, что она не шутит, неуверенно посмотрел на нее. – Подумай, что ты говоришь.., ты, моя сестра, единственный человек, которого я люблю. Я пошел на это ради нас с тобой. Но если ты не захочешь принять этих денег, ты останешься одна.

– Розали тоже сейчас одна. – Мирель встала и отвернулась от него. – По крайней мере руки мои не связаны! – сказала она и пошла прочь.

Гильом окликнул ее, но она посмотрела на него с такой откровенной ненавистью, что он остановился, пораженный. А Мирель решительно уходила прочь.

Прочь от Гильома, от этого страшного места, от всего, что еще совсем недавно составляло ее жизнь.

* * *

Бледные и перепуганные, мадам и месье Альвин встретили Рэнда у дверей. При виде их встревоженных лиц недоброе предчувствие сдавило ему грудь.

– Что случилось?

Мадам Альвин в отчаянии сжала руки.

– Месье, они не вернулись с ярмарки! Они исчезли, все трое. Когда я пришла днем и увидела, что их еще нет, я послала Джереми с ребятами на поиски. Джереми встретил Мирель, и она передала письмо для вас.

– Где она сейчас? – быстро спросил Рэнд, оглядываясь, словно она могла быть где-то рядом.

– Этот глупый мальчишка Джереми… – откашлявшись, произнес месье Альвин. – Он сказал, что Мирель не пошла с ним, тогда я снова послал его за ней, но она исчезла.

Пробормотав проклятие, Рэнд взял из дрожащих рук мадам Альвин маленький клочок бумаги.


"Месье, я ни о чем не догадывалась, пока не стало слишком поздно. Я оплакиваю свое невольное участие в этом, я виновата, если не намерениями своими, то своим бездействием.

Мне хотелось бы помочь вам, но мне известно только то, что Гильом был тем незнакомцем, который ворвался к вам ночью в гостинице и ранил вас, и что кто-то заплатил много денег за похищение дочери Бо Браммеля. Гильом сказал, что эти люди повезут мадемуазель в Англию. Я молю Бога, чтобы вы нашли ее и чтобы простили меня".


– Черт, Мирель, – пробормотал Рэнд. – Зачем ты убежала?

Он скомкал письмо.

Как же так? Рэнд вдруг засмеялся резким нервным смехом. Что же получается? Он приютил и обогрел человека, который потом похитил у него Розали. Он задумался. Как она теперь? Что с ней? Здорова ли? Наверное, напугана до смерти…

– Я убью тебя, Гильом, клянусь Богом! Я поймаю тебя, тощая хитрая лиса!

Когда-то давно Рэнд уже испытывал похожее чувство – слепой взрыв эмоций, который словно огонь жег ему кровь.

Но теперь гнев его был стократ сильнее и походил на ледяную глыбу. Взяв себя в руки, Рэнд углубился в обдумывание своего положения. Ум его работал методично и быстро, просчитывая десятки ситуаций и определив наконец четкий план действий.

Месье Альвин с напряжением следил за ним, переминаясь с ноги на ногу. Рэнд поднял голову.

– Скажите Джереми, чтобы присмотрел за лошадьми, – сказал он. – Я уезжаю в Кале.

Чета Альвин подавленно молчала, не осмеливаясь даже предложить Рэнду отдохнуть с дороги. Они были почти рады решению Рэнда немедленно выехать, так как вид и вес его поведение ужасно пугали их. Они чувствовали себя невольно причастными к исчезновению Розали.

* * *

Рэнд прибыл в Кале и сразу же отправился к Браммелю. Он долго стучал в дверь его квартиры, но никто не открывал. Тогда Рэнд громко предупредил, отчетливо произнося слова, что если ему немедленно не откроют, то он разобьет входную дверь. В ответ послышался негромкий шорох, и дверь тихонько приоткрылась.

На пороге, растерянно улыбаясь, стоял Сележ в наспех накинутом сюртуке.

– Лорд Беркли? Проходите…'Что-нибудь случилось?

– Похитили дочь Браммеля, – резко произнес Рэнд, направляясь мимо него в комнату. – Во всем виноват его длинный язык. После того как я узнаю все, что меня интересует, я намерен удостовериться, что он никогда больше не произнесет ни слова.

Услышав подобное из уст другого человека и при иных обстоятельствах, Сележ, наверное, испугался бы, но Рэнделл Беркли выглядел совершенно спокойным и серьезным и причин для беспокойства, и тревоги, казалось, не было.

– Он не хотел раскрывать тайну. Зная его, сэр, вы, наверное, можете представить, каково ему было узнать, что он отец взрослой дочери, которая как две капли воды похожа на ту, единственную его любовь…

– Любовь, – насмешливо сказал Рэнд. – Если сравнить то, что он называет "любовью", с настоящим чувством, то получится как если бы стакан воды сравнить с безбрежным морем. Его любовь нелепа, слаба и беспомощна. Я не имею в виду ту женщину, которую он любил и бросил, – это меня не касается. Но рисковать безопасностью своей дочери ради возможности прихвастнуть – вот что я ставлю ему в вину. Его беззаботность стала причиной того, что у меня украли единственное, чем я дорожу. Итак, где он?

– Сэр, он нездоров. Он лежит в соседней комнате без сил, почти в бреду…

Рэнд вдруг глухо рассмеялся.

– Вот как – внезапная болезнь? Которая началась, вероятно, пять минут назад?

– Сэр, пожалуйста.., он действительно болен. Посмотрите повнимательнее, как мы теперь живем. Нам приходится рассчитывать на великодушие местных обывателей.

У нас нет даже угля и еды в достатке, не говоря уж об остальном, что необходимо для поддержания человеческого достоинства – я имею в виду мыло, свежее белье…

Сележ помолчал и тихо добавил:

– И все началось после того, как он открыл тайну Розали Беллью.

Слуга замолчал, но по тому, как он это произнес, Рэнд понял: здесь догадываются, чьих это рук дело.

– Я предупреждал его, – ответил он, равнодушно пожимая плечами.

– Видели бы вы его, он превратился в тень, – сказал Сележ и заплакал.

– Будем надеяться, что его гордость и глупое тщеславие также превратятся в тень, – холодно заметил Рэнд.

Сележ был поражен бессердечностью гостя.

– Я думал, что вы куда более великодушны, сэр, – с горечью сказал он. – Неужели в вас не осталось ни жалости, ни доброты, ни капли сострадания?

– Жалость, доброта и сострадание, – медленно проговорил Рэнд. – Все это благородные черты человеческой натуры, которые необходимы, чтобы уравновесить другую половину – злобу, жестокость и бессердечие.

Он помолчал.

– К несчастью, моя лучшая половина подло украдена, и теперь мне нечем уравновесить низменную часть моей натуры.

– Чего вы хотите? – прошептал Сележ, наклоняя голову и сжимая дрожащие пальцы.

Вид его вполне мог тронуть сердце Рэнда, но он остался совершенно равнодушным. С похищением Розали внутри его что-то умерло, и вернуть его к жизни могло лишь ее возвращение.

– Я хочу получить два списка, – мрачно заявил он. – Один из них должен содержать имена тех, кто знал о Розали Беллью со времени моего последнего визита к вам. Во втором попрошу перечислить имена всех кредиторов Браммеля в Лондоне – всех, кому он хоть что-то должен, невзирая на размер суммы.

– Да, сэр.

– Я хочу, чтобы он представил их мне завтра в семь часов утра, так как сразу же после этого я уезжаю в Англию. Будет лучше, если ты сейчас пойдешь и разбудишь его. Мне наплевать, пусть он даже при смерти.

Учти: я его и в аду достану, если мне это понадобится.

– Да, сэр.

Не сказав больше ни слова, Рэнд быстро вышел;

Коллин Беркли лениво переворачивал страницы бухгалтерской книги, делая гусиным пером пометки напротив имен своих долгов.

Он совершенно не завидовал брату, который стал теперь наследником всего состояния. Деньги и власть были, конечно, весьма привлекательны, однако сопровождавшая их ответственность таковой не являлась.

Коллин вздохнул и закрыл книгу. Ночь, удачно проведенная за игорным столом, компенсировала невезение последних дней, дав возможность расплатиться со срочными долгами, но это отнюдь не означало, что он сразу же не влез в новые. Он уже порядком устал от этого круговорота – сначала делать долги, потом выпутываться и выкручиваться, отдавая их. Впервые он вдруг задумался, нет ли какого-нибудь другого образа жизни, отличного от того, который он вел? Есть ли в его характере то самоуважение, которое может заставить его вести более почтенную жизнь?

– Проблеск самоуважения, – пробормотал он, взлохматив свою роскошную шевелюру совершенно несвойственным для его утонченной натуры жестом. – По чьей линии моей наследственности можно этого ожидать?

Изумрудно-зеленые глаза его смотрели устало, лицо осунулось. Коллин не думал, что смерть деда так подействует на него.

При мысли о графе губы его скривились – старый грешник.., отдаленная копия его и Рэнда, может быть, лишь с большей долей здравого смысла.

– Коллин, – услышал он вдруг хриплый голос и вздрогнул.

– Что? А, Рэнд, Бог мой, это ты?.. Ты вернулся! Черт тебя побери! Я, конечно, рад, но какого дьявола ты подкрадываешься так незаметно… Я думал, это заговорила моя совесть!

– После двадцатичетырехчасового молчания?

Коллин засмеялся и поднялся навстречу входящему брату.

– А, черт, совесть действительно не спешит напомнить о себе, но.., и твоя, между прочим, тоже…

Рэнд улыбнулся, и они пожали друг другу руки. Лицо его вдруг помрачнело.

– Я хотел приехать раньше, но так получилось…

Они посмотрели друг на друга.

– Это тянулось несколько долгих ужасных недель, – ответил Коллин, со вздохом садясь в кресло. – Хотя ты всячески старался до конца держать его в неведении, Рэнд…

Я знаю, ты впутался в прескверную историю, не так ли?