Для мужчин его круга женское тело было легкодоступным товаром, а к плотской любви они относились как к легкомысленному развлечению, простому совокуплению, не затрагивающему глубинных душевных чувств.

Какую же тайну, какую магию заключала в себе Розали, превращая все это в нечто совершенно ему неведомое?

От того ли, что он так долго ждал ее любви? Или виновата ее девственность? А может, это было лишь совпадением места и времени, случайным стечением обстоятельств?

Розали была по-своему удивлена случившимся. "Он имеет надо мной большую власть, чем я могла предположить", – думала она. Две слезы появились у нее на ресницах, и Рэнд молча осушил их, касаясь губами шелковистой кожи тонких век.

Она слепо повернула к нему свое лицо, и он поцеловал ее тихо, умиротворенно. Подняв голову, Рэнд взглянул ей в глаза.

– Жалеешь о чем-нибудь?

Розали покачала головой.

– Только о том, что первый раз не был…

– Я знаю.

Взяв ее локон, он обвил его вокруг своей руки, и теперь они оказались связанными прочной каштановой прядью ее волос.

– Однажды, – проговорил он с каким-то напряжением в голосе, – это покажется тебе далеким воспоминанием, и ты скорее всего не поверишь, что это случилось наяву.

Она покачала головой, не допуская и мысли, что такое может произойти.

– Я уверен, – настойчиво проговорил он и, не дожидаясь возражений, припал к ее губам.

Скользнув холодной рукой по его шее, Розали сама ответила на его поцелуй. Руки Рэнда гладили ее тело, пробуждая желание, и дрожь возбуждения снова охватила ее. Она вдруг открыла глаза и снова страстно потянулась к нему навстречу с тем же пугающим отчаянием, что и прежде.

Глаза Рэнда полны были радости и нетерпения, а Розали шептала его имя и трепетала от неудержимой страсти.

* * *

Когда она проснулась, Рэнд еще спал, разметавшись во сне. Каким же юным казался он сейчас! Золотой загар оттенял его красивое лицо, лишенное беспокойства или заботы, – ничто не омрачало правильных черт. Линия рта, всегда такая сильная и решительная, была теперь смягчена негой и покоем. Кончики длинных ресниц, чуть более темных, чем волосы, загибались кверху, и во всем его облике проглядывала удивительная уязвимость, которую он столь тщательно пытался скрыть.

"Кто я теперь тебе? – печально думала Розали. – Любовница? Или твоя новая игрушка? Или привычка, которую можно так же легко оставить, как и приобрести?"

Впрочем, Рэнделл Беркли был не юношей, а взрослым мужчиной, привыкшим думать только о себе. Розали знала, что ему никогда не приходилось нести ответственность за чью-либо жизнь, кроме своей собственной. "Можно ли довериться ему?" – спрашивала она себя и с грустью понимала, что скорее всего нет. После того как голод страсти будет утолен, Рэнд перестанет обращать на нее внимание.

Да и что может Розали предложить ему, кроме своего тела и хорошенького личика – приятного, но вряд ли уникального?!

Она медленно встала. Все мышцы болели, словно ей пришлось бежать ночью с одного конца города на другой.

Вздрогнув, она наклонилась, подняла с пола сорочку и, надев ее, вошла в свою спальню.

Просторная комната была обита зеленым и золотым шелком, с тщательно подобранной изысканной мебелью красного дерева, большим лакированным платяным шкафом, где были аккуратно развешены ее наряды Она мельком взглянула на свое отражение, проходя мимо огромного золоченого зеркала, украшенного гирляндами розовых и желтых цветов, однако ничто не радовало ее в это утро.

Решив выпить чашку кофе, Розали рассеянно перебирала платья, пока не нашла нежно-желтый шелковый пеньюар "Что я скажу Рэнду, когда увижу его?" – с тревогой думала она. Розали любила его, любила уже давно, гораздо раньше этой ночи, задолго до того, как он провел ее по сверкающим лабиринтам страсти. И вместе с этим чувством пришло ощущение блаженства, и гнев, и мука, и страх, и понимание, что она скорее вскроет себе вены, чем признается ему в своем чувстве. Ведь Рэнд, вероятно, лишь пожалеет ее. Одна только мысль об этом казалась ей непереносимой Вдруг Розали услышала звуки шагов. В дверях появился Рэнд с растрепанной шевелюрой и легкими тенями под глазами. Он выглядел сонным и все же таким сильным и красивым, что ей ужасно захотелось броситься к нему и спрятаться в его объятиях.

– Доброе утро, – неуверенно сказал он, и Розали плотнее запахнула полы пеньюара.

– Доброе утро, – ответила она и с удивлением услышала свой голос, который был холоднее льда.

И сразу же робость в глазах Рэнда уступила место равнодушию. Розали поняла, что между ними снова выросла стена отчуждения.

В комнате сидели два малознакомых человека, с вежливым любопытством смотревших друг на друга.

Глава 8

О, эта пагубная красота!

Прежде, чем вечер опустится,

Я исчезну, я спрячу свое лицо

И оплачу тот день, когда родилась.

Я буду рыдать от любви и презрения,

Самое темное место я отыщу в темноте.

Стыд замучит меня,

Я даже думать не смею о наступающем утре…

Сидни Добели

У Рэнда не было слишком большого опыта в постижении переменчивой женской натуры. Элен, его капризная мать, обычно смеялась над теми, кто имел неосторожность любить ее, одаривая их не более чем случайным вниманием. И Рэнд знал лишь одно средство защиты – маску безразличия, о которой теперь, невольно подчиняясь привычке, он опять вспомнил, едва только встретил холодно-голубые глаза Розали.

Он не понимал, почему изменилось се отношение к нему, и если внутренний голос подсказывал Рэнду, что нужно быть ласковым с ней, заставить ее довериться ему, то в то же время что-то вынуждало его смотреть на Розали с отстраненной вежливостью. Между ними снова возник непреодолимый барьер непонимания.

– Ты уже встала? – спросил Рэнд, и Розали, сраженная вежливым равнодушием его интонации, не сразу сообразила, о чем он говорит.

– Да, – ответила наконец она. Невозможно было представить, что слова, которые он говорил ей вчера, могли быть всего лишь обычной любовной игрой. Наверное, он всегда говорил что-то подобное женщинам, с которыми спал.

"Надо спросить его, что он чувствует! – твердила она себе. – Надо сказать ему о своих чувствах!"

"Я никогда не осмелюсь", – обреченно думала Розали, глядя на Рэнда с нескрываемой враждебностью.

Лицо его внезапно помрачнело. Он также не решался открыть ей свои чувства, боясь насмешек и непонимания.

И уж конечно, он не скажет ей о своем намерении сделать ей предложение, пока не убедится, что Розали примет его.

– Может, позавтракаем? – спросил он.

Розали кивнула.

– Да, я.., немного голодна.

Внезапно Рэнд усмехнулся, и напряжение стало убывать. Наконец-то был найден более-менее естественный тон разговора.

– Это простительно, – с улыбкой произнес он. – Ты заработала сегодня вкусный обед, – Не стоит шутить над этим, – нахмурившись, ответила Розали. Рэнд с любопытством взглянул на нес. Кажется, он начал понимать. Вероятно, ее желание было для нее самой такой же неожиданностью, как и для него. Розали просто удивлена, но это не значит, что она жалеет о случившемся.

– Угрызения совести? – чуть насмешливо произнес он.

– Вовсе нет, – возразила она, неохотно признаваясь себе, что ничуть не жалеет об этой ночи.

Рэнд посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.

– Я распоряжусь, чтобы подавали завтрак, – бросил он через плечо, выходя из комнаты.

– Да, пожалуйста, – ответила Розали, пытаясь подавить подступившие к горлу слезы. Она знала, что Рэнд имеет власть над ней, неоспоримую, несомненную, прочную.

Теперь только одна половина ее существа принадлежала ей самой, другая же навсегда осталась у Рэнда.

После завтрака они отправились за покупками. Казалось, Рэнд забыл обо всех своих делах, контрактах, пароходах и готов был посвятить Розали все свое время. Он был так непринужден и весел, что Розали невольно поддалась его настроению. Он покупал ей множество разных подарков; бархатные и атласные ленты, духи, перчатки с узором из тонкой вышивки, шелковые шляпки, украшенные перьями, и много других вещей, пока Розали не начала смеяться и умолять его остановиться. А вечером они пошли в великолепный "Гранд-Опера", Розали была потрясена громадным зданием из мрамора, золота, стекла и света. В самом центре зала висела огромная сверкающая люстра.

– Они вошли в уютную ложу, и вдруг зазвучала музыка: сочные, красивые мелодии из "Дон Жуана" и "Вильгельма Телля", под звуки которых началось представление. Танцоры исполняли свои партии с такой точностью и изяществом, что Розали следила за ними затаив дыхание. По окончании действия, чтобы как-то умерить ее восторг, Рэнд иронично заметил, что эти "небесные создания" сейчас уже, наверное, сидят в так называемой "зеленой комнате" театра в обществе самых богатых и влиятельных зрителей.

Иногда Розали невольно удивляла его. Он не встречал еще никого, кто бы столь же искренне выражал свои мысли и чувства, был таким духовным и одновременно столь прагматичным. Порой Розали ничего не знала о самых, казалось бы, простых вещах. Ее неискушенность была очаровательна, хотя и несколько утомительна.

Зачем понадобилось Эмилии Кортес воспитывать ее именно таким образом? Вероятно, она понимала, что Розали рождена не для того, чтобы быть служанкой. Эмилия поощряла в ней мечтательность, чтение книг, полет фантазии, отвлеченные занятия, все, что могло скрасить грубую действительность. Скорее всего это было неверным решением, потому что в конце концов Розали оказалась один на один с опасностями зловещего мира, о котором почти ничего не знала, и не было никого, кто мог бы защитить ее.