Вокруг было очень много народу: некоторых я видел в первый раз, лица других просто забыл за годы проведенные в Канаде, в их руках были цветы, белые, красные, но какая теперь разница ей, ведь она не увидит их, даже не почувствует их аромата. Холодный ветер заставлял людей поеживаться, а у меня не было сил даже на это. Рядом стояла маленькая Элли и держала меня за руку, но лишь взгляд на нее, воплощение Розали на этой земле, заставлял мое уже мертвое сердце почувствовать гулкую боль, хотя я уже привык и к ней…

После речи священника, я должен был подойти к гробу первым, но не смог. Я не хотел сейчас прощаться с ней, не так быстро, не с такой сильной болью в искалеченной душе… Прошло полчаса: крышку гроба почти не было видно из-под покрова цветов, а народ разошелся, Элли забрали Алекси и Дэн, и я остался один. Сев на траву рядом с ее могилой, я закрыл глаза и почти забыл, как дышать. Розали наверняка хотела бы сейчас, чтобы я жил дальше, оставив свое сердце рядом с ней, чтобы я заботился о Элли, но я в отличие от нее не хотел этого, ведь я не был достаточно сильным, чтобы прожить жизнь без нее…

На улице стемнело, а я понял это лишь тогда, когда пришли рабочие кладбища, чтобы закопать могилу моей Розали. Им не нужно было объяснять, что их работу хочу сделать я, и они ушли, оставив мне лопату. Сбросив пиджак и закатав рукава рубашки, я начал методично закапывать свое прошлое, настоящее и будущее, которого у меня никогда не будет без нее. Я закапывал наши мечты, разлетевшиеся клочьями вместе со стеклами автомобилей и домов в тот день. Я закапывал свое сердце, свою душу, свою жизнь, — все, что она забрала с собой.

Возвращаясь, я не видел одинокую фигуру человека около одной из надгробных плит, не замечал света фонарей, освещающих дорогу, не слышал включенных сирен, проезжающих навстречу мне полицейских машин, не чувствовал ночной прохлады из открытого окна. Мир для меня перестал вращаться, а центр его, которым даже в то время, когда я этого не хотел, была Розали, навсегда остался в земле… Я не знаю, сколько прошло секунд, минут, а может быть часов, когда я переступил порог нашего дома, теперь уже холодного, но все еще хранящего ее запах. Медленно я прошел на кухню, наколол льда и налил в бокал виски: это не было утешением сейчас, скорее старой привычкой, от которой Роуз так и не успела отучить меня. Тянув глоток за глотком, я ходил по дому, включая свет в комнатах, чтобы одиночество не поглощало меня еще сильнее, чем сейчас. Последней дошла очередь до старой спальни Роуз: на кровати лежала ее сумочка, а оттуда выглядывала небольшая книжка в темном переплете твердом переплете. Сделав большой глоток виски, я взял ее в руки, ведь теперь ей все равно, кто увидит ее тайны. Распахнув книжку, я понял, что это ее личный дневник, так, по крайней мере, гласила надпись: "Розали МакКарти. Дневник", дальше шли несколько страниц рукописного текста.

* * *

Что такое любовь? Как ее можно описать? А можно ли ее нарисовать?

Иногда мне кажется, что я задыхаюсь, а иногда… Иногда я лечу, а рядом ОН…

Как жаль, что это бывает так редко…

Но ведь ОН рядом… И ОН возвращается… Каждое утро…

И я боюсь сказать ему о страхе… О страхе за него, о страхе, что он не придет…

О страхе остаться одно…

И я никогда не скажу.

Просто потому что ему это не нужно.

* * *

Так сложно… Я словно переступаю через себя… Ради чего? Ради еще не существующей малышки, ради любви, ради нас?

А есть ли эти мы? Я не понимаю его… Но хуже всего, что я не понимаю себя… ОН словно рядом, а потом его нет… И я не знаю, что мне делать.

Я все чаще и чаще задаюсь этим вопросом… Что мне делать? Может, не стоило доводить все это до свадьбы, не стоило поддаваться на уговоры Стивена? Плюнуть на все — и разорвать этот круг… Любви? Ненависти?

Не понимаю…

Знаю лишь одно — сейчас я в больнице, а он не придет.

Ему это не нужно…

* * *

Мое крохотное солнышко… Она сейчас совсем беззащитна. Мне так хочется обнять ее, но я не могу. Эти трубки опутывают меня словно сети. Я не могу протянуть руки и взять ее… Мое сокровище…

Надо сказать спасибо Стивену… Он не дал совершить ошибку. Не дал убить мое самое главное достижение в этой жизни — это хрупкое чудо, мирно сопящее в трех метрах от моей больничной койки… Чудо, которое любит даже ОН.

И ему это нужно.

* * *

Что изменилось между нами? Дочь? Наверное… Она словно мост между нами. ОН обожает ее, но я… Я для него лишь та, кого нужно благодарить за это чудо. Не больше…

Иногда мне хочется плакать. Мы вместе. Я ведь так хотела этого.

Тогда почему же льются слезы?

Просто так нужно.

* * *

Я устала. Устала от его лжи, от того счастья, которое я выдумала и которого не существует.

Я просто хочу быть счастливой, разве это так сложно?

Как показала практика — да.

Он лгал… Зачем? Почему? Что мы ему сделали, чтобы так обращаться с нами?

Я не понимаю. И не хочу понимать… Я просто хочу вынуть свое сердце и выкинуть, может тогда оно перестанет пульсировать…

Ведь так нужно, черт возьми!

* * *

Пусто… Я не понимаю, что происходит в этом мире. Самое страшное, что мне это и не интересно. Я лишь знаю, что должна улыбаться, должна ходить на работу и играть с Элли.

Наверное, я хорошо играю свою роль, если все мне верят.

Вот видишь, Эмметт, я стала хорошей актрисой.

Для того, чтобы никто не заметил, как мне нужен ты.

* * *

Я просто хочу улыбаться. Он рядом. Навсегда. И я ему верю. Я знаю, что так и будет, потому что он обещал. И я ему верю.

Я знаю, что он не бросит, знаю, что ему было так же плохо, как и мне. Сейчас мне не нужны слова. Они лишь обманывают. А я знаю… Знаю, чувствуя его неповторимый аромат, любуясь его божественной улыбкой и ощущая нежные прикосновения. ОН никогда не был столь нежен со мной. Лишь с Элли. Но я никогда не была для него Элли, а сейчас… Сейчас я нужна ему, а он — мне.

И я просто знаю, что это — навсегда. И нас не разлучит даже смерть, потому что любовь никогда не умирает… Мы будем жить в Элли… В нашем главном сокровище…

Не потому что так надо, а потому что мы так хотим.

И так будет всегда.


Вот такой была ее жизнь: много я не замечал, много испытывал и сам. Наша была жизнь пронизана болью, неотделимой от нашей любви. Ее порождением стала Элли: наверное, единственное, что связывало нас с Розали по-настоящему, единственное, что не приносило боли, в то время как даже простое прикосновение заставляло сжиматься и без того, истощенные мучениями сердца. А теперь осталась память, пара листков, Эллейн и никакого будущего…

По лицу незаметно текли слезы, в горле уже давно застрял ком, а виски в бокале кончалось, также внезапно, как моя жизнь превратилась в прах несбывшихся надежд. Прежде чем уйти на чердак, я вернулся на кухню и прихватил бутылку виски, оставив бокал на кухонной стойке. Я широко распахнул чердачное окно и сел около него, держа в руках фотографию из дневника Роуз, сделанную в караоке-баре, в котором мы сидели совсем недавно после прогулки в парке. На обратной стороне фото аккуратным почерком было выведено: " Самый счастливый день в моей жизни. Я чувствовала себя так глупо, а он улыбался и пел вместе со мной…". Я снова сделал глоток виски и перевел взгляд с ее счастливого лица на темное небо, усыпанное россыпью звезд. Розали всегда любила звезды… Также как и я всегда любил ее…

Эпилог

Уже немолодой человек, лет семидесяти, сидел на террасе собственного дома и методично раскачивался в кресле-качалке, подставляя свое лицо ветру, в тот момент, когда к нему подошла женщина, с развивающимися локонами темных волос, и нежно поцеловала в щеку.

— Bonjour, папа, — прощебетала она, улыбаясь.

— Ты уже приехала, Эллейн? — открывая глаза, спросил мужчина.

— Oui, — кивнула она, — но уже убегаю.

— Так быстро? — начав подниматься с кресла, взволновано поинтересовался он. — Может быть, побудешь еще хоть чуть-чуть?

— Нет, папа. Мне нужно срочно выезжать, но когда я приеду за сорванцом, — она потрепала темные волосы на голове подбежавшего к ней мальчика лет семи на вид, — то обязательно останусь попить чаю.

Мальчик, освободившись от объятий матери, тут же бросился к мужчине:

— Дедушка, как же я соскучился! — радостно скороговоркой выпалил он.

— Но, Келлан, мы ведь с тобой виделись вчера, — усмехнулся седовласый мужчина, но все же приподнял внука на руки, который в ответ лишь задорно рассмеялся.

— Ладно, мальчики, я побежала. S'amusez! — радостно смотря на умилительную картинку, открывшуюся перед ней, известила Эллейн.

Перед уходом, женщина поцеловала Келлана и своего отца, а затем, взмахнув рукой, быстрым шагом ушла с террасы, оставив их одних.

— Чем мы теперь займемся? — в ожидании произнес мальчик.

— Я думаю, что ты можешь побегать по гостиной, а я пока приготовлю нам чай с яблочным пирогом. Ведь ты наверняка не ел дома? — опуская Келлана на пол, поинтересовался его дедушка.

Мальчик потупил взгляд в пол, смущенно улыбнулся и, ничего не ответив, направился в дом. Мужчина же пошел в кухню, где принялся заваривать ароматный чай, привезенный в подарок его старым другом Дэном Монтгомери из поездки в Китай вместе со своей женой Алекси, владелицы маленькой картинной галерей в пригороде Пекина.

Через несколько минут, когда чайник уже закипел, но вода еще не была разлита по небольшим чашкам, к мужчине подбежал Келлан с фотографией в руках, на которой была изображена молодая пара: девушка, в свадебном платье, и парень, с глазами цвета изумруда.