А что же воришки, два бывших отвальщика? Мальчишки себя сами наказали. Целый месяц в лучшую погоду они оба просидели дома, все дрожа от страха напороться на свою «заказчицу», приказ которой не смогли исполнить, или на Дунаева, которого надули на пятьсот рублей. А ведь вокруг ещё ходили археологи, ограбленные парочкой... И ребята, чьи труды ночные воры приводили в жуткий беспорядок. Одним словом, эти господа только недавно стали выходить на улицу.

– ... успешным! – завершил речь пузатый академик.

Все, конечно, захлопали.

За месяц Майя успела влюбиться в двенадцать человек! При этом она твёрдо зазубрила все столицы мира, прочитала два огромных тома, про которые студенты говорили, что их должен знать приличный человек. Отлично научилась завиваться, делать маникюр (а он вполне нормально сохранялся под перчатками) и даже стала в состоянии отжаться целых пять раз просто потому, что кто-то из студентов как-то раз обмолвился, что «любит сильных женщин». Юлю это всё смешило. Ни один из этих взрослых её глупую сестру, увы, не полюбил. Но та не унывала и надеялась спустя год возвратиться на раскопки ещё раз.

А вот Юле больше повезло. Прекрасный Митя с родинкой, замечательной душистой шевелюрой и – как позже оказалось – кучей занимательных историй в голове возник в её судьбе так неожиданно, легко и даже незаслуженно, как только и приходит настоящая любовь. По вечерам они бродили, взявшись за руки, по всяким неожиданным местам. Однажды поднялись на звонницу Софии. В другой раз походили по кремлёвским стенам. Митя, раньше тихий и застенчивый, всё больше раскрывался. Нет, на людях он и раньше не выпендривался, мало говорил. Но если было надо, мог придумать или рассказать что-нибудь такое, до чего никто бы не додумался!

Домой он укатил в конце июля и теперь слал Юле письма. Не по Интернету, а бумажные. Они имели массу, запах, плотность и размер... Их можно было трогать! Юля этим не пренебрегала, с нетерпением ожидая новой встречи...

– Хочешь? – Майя предлагает Юле пятую зефирину.

Как только академик замолкает, в помещении становится на пять студентов меньше. Остальные тихо засыпают. Как ни странно, важные учёные от них не отстают: то там, то сям внезапно раздаётся храп. Когда очередной оратор завершает свою речь, аплодисменты будят его утомившихся товарищей, те хлопают, а после снова замирают, свесив головы. Во сне они, наверно, видят грамоты.

Теперь приходит очередь Дунаева. Девчонки уже знают, что он скажет.

– Этим летом на Ивановском раскопе было сделано большое количество уникальных находок. Среди них: ось от телеги, значительный фрагмент лаптя, женские ушные украшения, неизвестные, но крупные изделия из дерева, кузнечный инструмент... Особенно отмечу восемь грамот, найденных в слоях XIV века. На мой взгляд, самым уникальным содержанием обладает грамота, который был присвоен...

О, девчонкам хорошо запомнился тот миг! Олеся снова не хотела заниматься мытьём грамот и надулась, потому что Майя с Юлей не одобрили идею их выбрасывать. «Мойте! – пробурчала возмущённая товарка. – Мойте, раз вам делать больше нечего! Давайте! Всё равно ничё там не написано!» И тут же, в этот самый миг в руках у Майи оказался маленький клочок, где явно, очень явно проступали буквы.

Вот уж было шуму!

А когда Дунаев сообщил, что до сих пор у археологов имелось 999 грамот, то есть это тысячная, Майю начали качать. Кто? Да студенты, разумеется. И кто бы мог подумать, что наука в состоянии подарить такие вещи?

Кстати, лапоть и одно «изделие из дерева» тоже были достижением сестёр Белкиных. Когда им надоела переборка, девочки ещё раз попросили поместить их на квадраты. Ковыряться в почве было, в общем, просто, а копать лопатой и таскать носилки – для такого рядом есть студенты! Девочки нашли подставку для лучины – древний светец, крышку от бочонка, две монеты, пять гвоздей и к ним, наверно, центнер всякой мелочи.

Тем временем проектор демонстрировал учёным находки Дунаева. На большом экране – грамоты под номерами 995 и 1000. Это были две половинки целого письма, склеенные вместе и помещённые зачем-то под стекло, как микропрепарат.

Зал тут же оживился. Проснувшись, археологи усердно стали протирать очки и смотреть на экран. Дунаев перевел то, что было написано на грамотах:

– «От Улиты к Дмитру. Отец хочет выдать меня за Афанасия. Вчера сказал об этом. Я сильно плакала, так что даже разбила горшок пополам. В пятницу приходи к церкви, чтоб мы с тобой вместе убежали». Как мы видим, – сказал Дунаев, – молодые девушки и в древности нередко отличались романтическим настроем...

Зал засмеялся.

– Тем не менее мы знаем, что Улита всё же поступила так, как ей велел отец, боярин... Найдены источники, где Волковна уже упоминается женой известного нам Афанасия Онцифоровича. А смелое письмо к любимому Дмитру, как нам понятно, так и не было отправлено. Улита порвала его сама, своей рукой. Что ж, вот так перед нами из простой и короткой записки вырастает целая история о внутренней борьбе любви и долга. Остаётся только верить, что семейная жизнь Волковны сложилась счастливо, а брак принёс те выгоды, которых так искал её отец...

На мосту опять ужасно дуло. В этот раз девчонки встали по-другому, и София была слева, а Торг – справа. Ветер путал волосы, трепал сёстрам юбки, и казалось, они скачут на конях, летят по небу... По безоблачному небу, может быть, последний раз напоминавшему о лете, которое теперь уходит.

– Помнишь, мы с тобой нашли ту половину чашки? – спрашивала Майя. – Я её так грубо кинула. А вдруг...

– А вдруг это та самая, которую Улита расколола от отчаяния? Не знаю...

Пред глазами девочек предстала сцена: вот рыдающая Волковна, вот толстая служанка ласково подносит ей воды, вот девушка берёт, но руки так трясутся, что спустя секунду чашка на полу. А в душе борьба: «Бежать с Дмитром или послушаться, пойти за Афанасия?»

В обычном черепке, каких навалом, – целая история любви.

– Ну почему так? Почему она не убежала? Ведь по всем законам жанра...

– Значит, тут не этот жанр, сестрёнка!

– Я считала, что любовь всё побеждает.

– А была она, любовь-то?

– Кто же знает?..

Из кремлёвских ворот появился последний студент, очень длинный и тощий, наверно, два метра. Он смог протерпеть дольше всех. Остальные уже разбежались с «концерта», как Майя и Юля. Хотя тот всё ещё продолжался.

– Он милый, – сказала мечтательно старшая, глядя на парня. – Эх, жаль, что отъезд у нас прямо сегодня. Но мы ведь вернёмся?

– Конечно, вернёмся. Ты будешь скучать по студентам?

– Наверно, буду. Но, знаешь, не страшно, что они все в меня не влюбились. Мне просто понравилось быть в них влюблённой самой. От такого как будто взрослеешь, становишься лучше, взлетаешь... Хотя мне и жалко, что дома студентов не будет.

– Но все города у тебя в голове, твои кудри, твоё отжимание и твой маникюр – всё останется дома! – резонно заметила Юля.

Как будто бы с ней соглашаясь, огромные колокола на Софии полили с небес свою музыку.