Лофт не изменился. Каждую ночь мы ложились рядом, как и раньше, но дюймы, разделявшие нас, превращались в континент. Каждое утро Кэм говорил, что любит меня, но улыбался все меньше, а затем уезжал к мечте, которую я вернула ему. Иногда по утрам даже душа не хватало, чтобы убрать красные круги, появлявшиеся под его глазами.

Я месяцами не вставала с постели и часами лежала, уставившись в потолок, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь - что угодно - что могло пробиться через онемение, в которое погружалось мое сознание.

Кэм плакал во сне каждую ночь, а я даже не могла собраться с силами, чтобы возродить любовь, которая таилась глубоко в его карих глазах, когда он каждую ночь целовал меня в лоб. Я не чувствовала ни стыда, ни сожаления, ни грусти - совершенно ничего не чувствовала. Я была чудовищем.

Тщеславие было первым, что я начала испытывать. Однажды утром посмотрела в зеркало, и увидела лишь вес и кучу вещей, которые хотела забыть.

Я впервые покинула лофт, и час простояла перед танцевальной студией, прежде чем осознала, что балет был еще одной вещью, от которой неосознанно отказалась навсегда. Я наказывала себя грубо, вызывая признаки рвоты и наконец, когда больше не увидела ни полноты, ни идеальной фигуры, которая была у меня раньше, наказала себя еще раз, получив свою первую работу в качестве хостесс.

Пришел май и Кэм выпустился, а потом уехал в Нью-Йорк на стажировку к своей жизни, которая ждала его там. Уезжая, Кэм передал лофт в мое распоряжение. Это даже не было расставанием. Во всех важных смыслах у нас никогда бы не получилось по-настоящему расстаться. «Разрыв» означал конец чего-то, а это что-то закончилось между нами несколько месяцев назад, в больничной палате, которую я крепко заперла в своей голове.

Ряд одежды передо мной раздвинулся, как Красное море, разошедшееся перед Моисеем и в мои заросли проникла Френ, уселась, скрестив ноги, и уставилась прямо на меня.

— Как ты меня нашла? — спросила я, отбрасывая волосы, явно нуждавшиеся в расческе.

— Маделин заставила меня установить приложение на телефон отслеживающее твое местонахождение, — она пожала плечами так, словно не признавалась только что в нарушении основных прав человека.

— Что с вами не так, люди? — пораженно спросила я обвиняющим тоном.

— Множество эмоциональных проблем, за лечение которых переплачиваем шринкам, — на этот раз Френ улыбнулась и ее темные глаза заискрились юмором. — Тебе повезло, я думаю, что твои проблемы можно решить небольшим количеством веселья. Почему бы тебе не отправиться вечером в город? Мы закончили на сегодня, так что ты можешь быть свободна.

Веселье? Что за безумная идея?

— Звучит отлично, вот только я ни с кем здесь не знакомилась со дня моего приезда, а выход куда-нибудь в одиночестве может вызвать еще большую депрессию.

— Нонсенс. Ты познакомилась со мной.

— Ты пойдешь? — в моем вопросе читались удивление и сомнение.

— Я двадцативосьмилетняя женщина, чья жизнь вращается вокруг восьмилетней девчонки. Единственный человек с кем я могу общаться помимо Маделин - это моя дочь, которая считает себя русалкой. Поверь мне, я окажу тебе услугу тем, что не пойду, — она замолчала, посмотрев на меня расчетливым взглядом, напомнившим мне Кэма, и на секунду мне показалось, что она собиралась назвать меня «Эдс» или «Эдди». — Хотя с Маделин тоже может быть весело.

— Ни за что.

Но мой мозг был уже занят, раздумывая над альтернативами. Мысль о ночи веселья вдали от съемочной площадки, где меня никто не знал, казалась идеальной... и я могла бы потанцевать.

Балет исчез. Я никогда больше не смогла бы ощутить невесомый полет со де баска или поцелуй вечности в фуэте, но я все еще могла забываться, погружаясь в ритм песни. Этот вид танцев я тоже любила. Мы с друзьями могли выпивать достаточно, чтобы заглушать шум в ушах, а потом кружиться и вертеться пока не зажжется свет. Но больше у меня не было таких друзей, да и они вряд ли бы узнали меня сейчас, даже, если бы я и знала, где их найти.

Осознание этого привело меня к дверям Маделин под предлогом «связи», которая поможет в ее дальнейшем понимании Эдли Эдер. Она согласилась на «хороший фильм», а потом потащила меня назад в гардеробную. Видимо мои шорты с уточками заставили ее сомневаться в моей способности одеваться должным образом.

Маделин и Френ рассказали о нашем плане стилистам - чудаковатого вида мужчине и женщине. Пока худой с шоколадного цвета кожей мужчина направился в вещевые джунгли, женщина критически осмотрела меня.

— Раздевайся, — наконец, приказала она, пока ее глаза рассматривали каждый доступный взору дюйм моего тела.

Френ бросила на меня строгий взгляд, в котором четко читалась мысль, что я не должна спорить с людьми, оказывающими мне услугу. Поискав за дверью тень Альфреда, я быстро выскользнула из своих шортов и футболки, оставшись лишь в нижнем белье. Оно было простым, черным и незамысловатым, но все ведь могло оказаться и гораздо хуже. Набор был более утонченным, чем неподходящие друг другу цветочные трусики и спортивный лифчик, которые я обычно носила.

Я никогда не была скромницей. Если половину жизни проводишь в облегающем трико и тебе нужно быстро и за пять минут переодеться перед группой других танцоров (как парней, так и девушек) это вылечивает тебя от любой боязни обнаженного тела.

— Вау, — Джейд взглядом гладила мой живот и бедра. — Я думала, что под мешковатой одеждой ты прячешь растяжки и большой живот... но ты почти тощая. Я едва ли смогла бы догадаться, что у тебя когда-нибудь был ребенок.

Больше мне ничего не требовалось. Мои руки неосознанно обвились вокруг моего живота, защищая его словно доспехами и прикрывая все, что только можно. Было такое чувство, словно она достала смывающийся маркер и обвела все несовершенные линии.

— Хотя и недостаточно худая, чтобы влезть хоть в одну из твоих вещей, добавил мужчина, посыпав солью мои раны, накидывая темно синее платье на совершенно обнаженное тело Маделин.

— Ой, да ладно вам, — Френ приправила свою фразу нахальством, пробивавшимся через ее испанский акцент. — Мое тело не выглядело так даже до того как я родила ребенка.

Я с благодарностью улыбнулась ей, но не убрала руки.

— Попробуй платье от «Тина Терк», — женщина появилась, неся в руках нечто шелковое. — Золотой очень подойдет цвету твоей кожи.

У меня не оставалось иного выбора кроме как нарушить свою безопасность и поднять руки над головой, чтобы позволить ей натянуть шелковое платье через голову.

Золотистый оттенок ослеплял, и, услышав реплику за своей спиной, пожелала никогда не узнавать этот неодобрительный тон, как только услышала его. Я знала, что это Деклан Дэвис, получивший возможность полного обозрения. Мои щеки стали помидорно-красными и приобрели потрясающий контраст с платьем, когда оно, наконец, оказалось на мне.

— Джентльмен повернулся бы спиной, — рявкнула я, отворачиваясь от Деклана, чтобы уставиться в трехстворчатое во весь рост зеркало.

— Слава Богу, что я австралиец, — в отражении я увидела, что он ухмыляется.

— Ты засранец!

Безымянная женщина, выбиравшая платье закусила губы в глубокой задумчивости пока, вместе с остальными, игнорируя наш обмен любезностями, рассматривала красивое платье, свисавшее с моих плеч.

— Что думаете? — требовательно спросила стилист.

Платье было коричневато-золотым со сверкающими шифоновыми блестками. Один рукав закрывал руку, а причудливый кусок ткани собирался на талии, прежде чем строгими линиями заканчиваться на середине бедра.

Я начала было отвечать, но Деклан отвлек меня, сменив позу - подпирая дверной косяк, отвернулся от меня со скучающим безразличием.

— Она должна надеть что-нибудь красное.

Мужчина дразнил меня за жуткий румяней, и я бросила на него грозный взгляд, прежде чем сообщить об этом еще и вербально, но у меня снова отобрали возможность заговорить.

— Красное будет просто потрясающе! — на этот раз между вешалками появился высокий стилист мужчина.

— А ради чего вы, девочки, решили разгромить гардероб? — Деклан вышел из мужского отдела с той же легкой небрежностью, что и раньше.

— А что ты вообще здесь делаешь? — рявкнула я, ненавидя то, как сильно его неприятие задело меня. Все и так понятно - он не считал меня привлекательной. У поступка Деклана не было никаких иных причин кроме тех, что я не нравилась ему.

— Ну, я немного устал, дожидаясь тебя в машине, так что отправился на поиски, — на его лице не наблюдались никакие внешние признаки раздражения, но было ощутимо, что это скрывается где-то глубоко за эмоциональным фасадом.

Я ощутила чувство вины. Совершенно забыла о нем и лимузине, ожидавшем меня на обычном месте. Но при этом Деклан не дал мне выразить свои извинения. Последнее слово всегда должно было оставаться за ним.

— Повеселитесь, где бы вы в итоге не оказались, звереныш, — внезапно произнес он, отталкиваясь от стены, словно разговор стал слишком скучным, чтобы проявлять фальшивый интерес еще хотя бы на секунду.

Мужчина вернулся из гардеробной почти одновременно с уходом Деклана, и меня отвлекла необходимость примерки нового платья.

— Это «Валентино».

Моя кожа практически завизжала от восторга, заново вспоминая давно забытую любовь - дорогие ткани. Закрытое декольте дарило мне ощущение безопасности, тогда как обтягивающий фасон открывал новую, достойную зависти, форму груди. От талии облегающая красная ткань расклешенной юбкой заканчивалась у середины бедра. Платье было обманчиво скромным, а с черными шпильками мои ноги выглядели почти греховными.

Маделин остановилась на первом же платье, которое примерила, и стилист дал ей пару опасных шпилек. Туфли добавляли ей достаточно роста, чтобы актрису не затмила моя фигура.