Жилёнису не давало покоя желание во что бы то ни стало взглянуть на любовника Лоры. И случай представился. Он услышал, как она говорила по телефону своей приятельнице, что завтра к восьми они с Павлом приглашены в ресторан.

Без четверти восемь Ольгерд занял удобную для наблюдения позицию: делая вид, что он кого-то поджидает, встал неподалеку от навеса над зеленой дорожкой, ведущей к дверям ресторана.

Без десяти восемь Лора в сопровождении красивого, Ольгерд был вынужден это признать, молодого мужчины, со стрижкой, отчасти напоминающую его собственную, — «стилист, видно, у нас один», — усмехнувшись, отметил он, — ступила на зеленую дорожку. Их окликнула появившаяся следом за ними пара. Они обернулись. Задержались, обмениваясь приветствиями, и Ольгерд мог рассмотреть своего соперника.

«Если он богат, то у меня шансов нет. А он, по всему видно, богат. Как держится! Как одет! Какие часы!.. — Ольгерд даже рассмотрел часы, почти приникнув к зеленым насаждениям, обрамляющим проход под навесом. — Несомненно, Лорка имеет на него серьезные виды…», — подумал он и поспешил отойти, почувствовав, что привлек внимание охраны.

Он удалился в сырую мглу города, а она с любовником прошла в сверкающий зал.

Но настало время, когда Лора сочла необходимым ознакомить Ольгерда со своими «наследниками». Как всегда они были на даче. Лора, накрыв ноги пледом и потягивая грог, сказала:

— Ты должен будешь за ними присматривать после моего исчезновения. И тебе нелишне знать, кто они, какое занимают положение.

Ильховская стала перечислять. Ольгерд надеялся, что среди наследников окажется и ее любовник. И точно! Он чуть не выдал себя радостным восклицанием.

— …. Павел Мельгунов, — увлеченно продолжала Лора, — директор Дома-музея…

«Невероятно! Директоришка какого-то там Дома-музея, а форсу!.. Я-то думал, по крайней мере, бизнесмен. Значит, Лору можно у него отбить. Но прежде всего необходимо выбить из ее головы сумасбродную идею с завещанием».

Ильховская дала пространные характеристики своим друзьям. Они бы умилились восторженным дифирамбам, отпускаемым ею в их адрес, и подумали бы: вот, единственный человек, который сумел оценить их по достоинству.

Ольгерд, поняв, что для него еще ничего не потеряно, принялся с удвоенной энергией обхаживать Лору. Таким она его не видела. Он блистал остроумием. Пересыпал свою речь цитатами на латинском, чем покорил ее.

— Обожаю латынь! — воскликнула она. — И кто назвал латинский мертвым языком? Все наши модные словечки — это хорошо забытые греческий и латинский: таласотерапия, спа-массаж, липоксация, стагнация, — можно перечислять до бесконечности. По-моему, необходимо учить эти языки и тогда люди перестанут бросаться словами, смысл которых для них неясен. А ты на самом деле знаешь латынь или только крылатые выражения?

— На самом деле.

— Потрясающе!

— Могу преподавать ее твоим детям.

— О! — Лора рассмеялась. — Пока не до них.

— Как знать! Потом им будет не до тебя.

Лора задумалась.

— Да, я слышала, есть такая теория, что дети сами выбирают себе родителей. Но я с ней не согласна. Зачем же тогда они выбирают пьяниц и наркоманов?

— Всякая теория имеет право на погрешность. Те дети, которые неудачно выбрали родителей, чего-то недосмотрели, короче, ошиблись.

Лора пожала плечами, все еще думая над словами Ольгерда. Но быстро отвлеклась, махнула рукой и попросила подлить грога.

— Бросила бы ты свою затею с наследниками да вышла замуж или родила ребенка. Прости, но мне кажется, лучше все-таки оставаться в легком неведении относительно своих друзей. Зачем знать то, чего не надо.

— Не поняла.

— Ну вот ты узнаешь, что твои друзья не столь порядочны, какими ты их себе представляешь. Зачем это тебе? Когда лучше завести ребенка и сделать его наследником твоих идей и капитала. Кстати, не стоит это откладывать. Тебе надо успеть передать ему свой опыт, дело…

— Что это на тебя наехало?

— Ничего. Просто я, как только мы покончим с твоей сумасбродной затеей, собираюсь жениться и завести ребенка.

— Интересно! И от кого же, если не секрет?

Ольгерд расхохотался и ответил намеренно насмешливым тоном:

— Да от тебя. Понимаешь, хочется мне, чтобы редкий цвет моих волос передался по наследству.

Ильховская удивила Ольгерда, она задумалась и согласно кивнула.

— Ты прав. Натуральные блондины почти перевелись. Мы можем только предполагать, как выглядели настоящие русские. Монголы, татары сделали их широкоскулыми, лишили глаза первозданного синего цвета… Поистине подлинные блондины в наше время редкость. Ты, понятно, наполовину литвин. А я — редкий экземпляр. Видимо, моим предкам удалось избежать жаркой азиатской любви.

— Поэтому я и остановил свой выбор на тебе, — все с той же насмешливостью, за которой он скрывал свои истинные намерения, продолжал Ольгерд.

— Оригинально! Ты остановил свой выбор на мне! — Ее поначалу тихий смех постепенно перешел в какой-то бешеный хохот. Взгляд стал жестким, высокомерным.

— Зато я свой на тебе не остановила.

— Еще есть время, — делая вид, что не замечает перемены в ее настроении, ответил Ольгерд. Но, поставив себе целью заронить ей мысль о возможности брака с ним, решил идти до конца.

Он подхватил Лору на руки и понес в спальню. Она засмеялась, пролив грог на пол, и потребовала в кровать шампанского.

Целую ночь Ольгерд доказывал Лоре, что второго такого мужчины ей не дано больше встретить.

Утром проснулись поздно. Долго потягивались. Ольгерд пошел принять душ. Вернувшись, склонился над Лорой.

— Ты необыкновенно красива сегодня.

— Еще бы! После такой ночи я стала моложе лет на десять. Совсем девчонка! — рассмеялась она.

Ольгерд выпрямился, не отводя от нее взгляда.

— Лора, — произнес он тихо, — ты будешь сейчас хохотать, но я люблю тебя.

— И я тебя, — потянулась она к нему руками.

Он присел на кровать и обнял ее.

— Что, если нам и впрямь пожениться? Я так хочу от тебя ребенка.

Разомлевшая Лора заморгала глазами, пытаясь вникнуть в смысл услышанного. Когда вникла, переспросила:

— Нам пожениться?

— Да.

— Глупости! Как я, богатая женщина, могу выйти замуж за никому не известного адвоката. Ольгерд, прежде чем делать мне предложение, приобрети имя.

— Об этом не беспокойся. Ты только помоги немного. Ты еще будешь гордиться мною.

— Сначала стань, а уж потом я буду гордиться, — отрезала Ильховская.

— Но отчего? Отчего ты не хочешь помочь мне? Ты ведь любишь меня.

— Люблю таким, какой ты есть. Меня это вполне устраивает. Станешь другим, посмотрим.

— Не понимаю! — не унимался Ольгерд. — Что тебе стоит ввести меня в круг твоих знакомых, отрекомендовать как толкового адвоката, помочь снять приличный офис. Два-три выигранных громких дела, и я буду нарасхват.

— О… — протянула Лора, ища глазами свой пеньюар. — Старая песня. Как мужчинам хочется, чтобы состоятельные женщины служили им трамплином, с которого они взлетят к славе и богатству.

— А что в этом плохого? Даже императрицы не стыдились возвышать своих фаворитов. Чем ты хуже Екатерины Великой?

— Я? Ничем не хуже. Да вот ты на Потемкина не тянешь. Кончим этот бесполезный разговор. Я не Елисавета, ты не певчий Разумов.

— Но…

— Да пойми, они возвышали их от безысходности. Она императрица, и нет равного ей мужчины. А был бы!.. Стала бы она возиться с этими…

— Значит, я не равный тебе, — усмехнулся, отвернувшись от нее Жилёнис.

— Сам знаешь.

— Ты же мне только что говорила, что любишь.

— Люблю! Но разве, когда любишь, обязательно выходить замуж? Пока мне хватает двух моих замужеств.

— Что ж… — Ольгерд не договорил и вышел из комнаты.

— Все поют одну и ту же песню. Надо кончать с этими красавцами без копейки в кармане и вплотную заняться поиском настоящего мужчины, за которым можно и побегать и побороться с соперницами. А эти сами себя приносят на свадебном блюде, тьфу! А потом будет изменять и называть старухой. Ему двадцать семь, мне тридцать два. Всего-то пять лет. Но в его глазах эта разница с каждым годом будет увеличиваться. Да ну его! — плюнула Лора. — Что за мелюзга! Противно до тошноты.

Ольгерд, вбежав в свою комнату, прямиком бросился в ванную. Открыл кран и обдал голову ледяной водой.

— Стыд! Какой стыд! Я, как последний альфонс, унижался перед этой шлюшкой. Она же не может любить. Поэтому ей и приходят в голову идиотские прожекты. К черту! К черту! — выскочил он из ванной и заметался по комнате. — Ну ее к черту! Тварь, гадина, мерзавка!.. Я тебе устрою!.. Я тебе покажу!..

Они встретились в гостиной. Жилёнис был готов к отъезду. Проехав с полчаса в полном молчании, Лора кашлянула и нерешительно взглянула на Ольгерда. Тот делал вид, что вообще не замечает ее.

— Ольжик, — вдруг начала она. — Ну что делать, если я хочу выйти замуж за состоявшегося мужчину. Я тебя люблю… — призналась она, помолчала и добавила: — Это правда. Но ты прояви себя. Хотя бы в нашем деле. Вот доведем его до конца и тогда… Ведь дело я задумала непростое. Тут нужны ум, находчивость, ловкость, мужество…

Ольгерд молчал. Она погладила его по руке.

— Давай считать, что ты сделал мне предложение, а я попросила полгода на размышление, идет?

Он повернул голову и посмотрел в ее голубоватые глаза, в которых светилась просьба о примирении.

— Тем более что мы уже все подготовили. Я перевела деньги за аренду замка. Забронированы билеты…

— Ты права, не стоит останавливаться на середине, — ответил Ольгерд со сжавшимся от разочарования сердцем.

«Если что, брошу ее к черту и уеду из Франции. Пусть сама выкручивается со своей «гибелью». А если она не врет? Она ведь и впрямь сумасбродка. Может, действительно стоит проявить себя, и она, убедившись, что я не тряпка-альфонс, думающий только, как бы, не работая, прожить за спиной богатенькой женушки, а настоящий мужчина, который стремится сделать карьеру, выйдет за меня».