– Да ничего, она тебя просто убьет.

– Но я на это не согласен, я хочу жить и радоваться солнцу, морю, женщинам.

– Тогда ты постараешься вжиться в свою легенду так, чтобы даже под гипнозом ты был только гибридом русской женщины-матери и японца отца.

– Я все понял, Доктор. Сколько времени у меня на изучение всех подробностей моей новой семьи и моей жизни в теле японца?

– В сентябре к началу занятий в университете ты должен быть во Владивостоке. Значит, вылетать тебе в конце августа. Но мы с тобой еще поработаем, я научу тебя, как притвориться, что ты уже под гипнозом, а на самом деле гипноза избежать. Ты должен за этот короткий срок просмотреть все материалы по Азэми, которые нам удалось собрать, и выучить историю Токио и Японии в целом, иначе будет выглядеть подозрительно, что японец по отцу не знает историю его родины.

С этого момента я целыми днями просматривал фильмы о Японии, читал японских классиков и очень тщательно изучал биографию моих новых родителей и мою – в японском теле. Я выглядел как настоящий японец, под загаром, пока он еще держался на мне, не видно было моей белой кожи блондина. Врачи постарались из моих голубых глаз специальными каплями сделать глаза карими, волосы парикмахеры выкрасили в черный цвет и подстригли, как носят прически молодые модные мужчины, воспитанные в аристократической семье. И снова учеба: учителя на этот раз японского этикета, японского стиля, японских традиций, а в перерывах между уроками я должен был изучать своего врага – Азэми, которую я уже боялся, но с которой должен был подружиться и войти к ней в доверие. По моей новой легенде я все ж таки оставался учителем английского языка. Это хоть немного облегчало задачу, не нужно было изучать новую профессию. Во Владивостоке в университете меня ждала должность преподавателя английского языка у студентов первых курсов филфака, у этих же студентов Азэми должна была преподавать японский язык. Значит, встречаться мы с ней будем очень часто – после занятий, на педсоветах и просто в учительской. То, что я читал о ней из материалов, лежащих у меня на столе, меня просто приводило в ужас. И не верилось, что такая молодая – а ей было всего тридцать два года – хрупкая женщина может так жестоко расправляться со своими даже не врагами, а просто обидчиками.

«Однажды, – читал я, – группа парней с первого курса, где она только начала вести уроки японского языка, решила подшутить над этой “маленькой японочкой”, и вечером, когда она выходила из университета, они попросили у нее закурить, она ответила им, что не курит, но парни не унимались и преградили ей путь к машине. Азэми уже спустилась с лестницы, а подойти к машине не могла. Тогда она в одну секунду встала на левую ногу и завертелась вокруг себя, как игрушечный волчок, дотрагиваясь правой ногой до парней. Те как подкошенные стали падать на асфальт. Ни одному из них она не дала убежать. А отъехав от университета, через пятнадцать минут, изменив голос, позвонила в полицию и сказала, что группа парней на Океанском проспекте устроила между собой потасовку и теперь валяются прямо на проезжей части дороги. Когда полиция прибыла на указанное место, там действительно лежали без сознания пятеро первокурсников. Полицейские загрузили их в свои машины и привезли в участок. Только через час парни проснулись. Когда у всех пятерых взяли анализы на наркотики, в крови обнаружили героин. Через три дня всех пятерых исключили из вуза, но самое главное, что никто из них не мог вспомнить, что все-таки произошло и как они очутились в полиции, да еще под таким наркозом». Я смотрел на ее фотографии и просто не верил, что женщина с такой очаровательной улыбкой, фигурой балерины может быть такой жестокой. Читал и думал: «Каким же образом я смогу войти в доверие к умной, хитрой, никому не доверяющей профессиональной разведчице, постигшей тайны боевого искусства, никому неведомые?». И у меня на голове волосы становились дыбом. «Наверное, это будет последняя моя командировка, мне никогда не справиться с поставленной задачей даже на первом этапе – просто подружиться с нею».

И перед самым отлетом во Владивосток я спросил у Доктора (я ведь все-таки был обрусевший японец и гражданин России):

– Можно я полечу во Владивосток из Питера? Он посмотрел на меня и сказал:

– Можно. Кто может признать в этом японце голубоглазого блондина Сергея Скворцова? Пожалуй, ты и в самом деле стал японцем не только с виду, но и внутри. Ты, как тебя там сейчас зовут, Хасимото Мамору, очень способный ученик, только не расслабляйся, Азэми – это тебе не эти две влюбленные в тебя дурочки. Этот «дьявольский цветок» ничего не прощает. Всегда об этом помни и будь очень осторожен, а особенно не дай ей тебя усыпить, хотя бы однажды. И не дай ей обнаружить то, что ты послан специально за нею. При малейшем подозрении на твой счет с ее стороны – ты покойник. Поэтому время для сближения с нею неограничено. Но постарайся сделать все в максимально короткие сроки. Тебя во Владивостоке тоже будут страховать, но с Цветком Чертополоха нужно в первую очередь надеяться только на себя. Удачи тебе, дружище, и помни мои уроки.

* * *

В Санкт-Петербург меня доставили на каком-то частном самолете в воскресенье, улетать во Владивосток я должен был в понедельник вечером. Разумеется, я прилетел сюда, чтобы повидаться с Верой Петровной и Зиночкой. Меня интересовало, как у Зиночки протекает беременность и кто будет: мальчик или девочка? Я снял номер в гостинице на сутки неподалеку от хорошо знакомого мне парка. И, конечно же, побросав вещи и наспех перекусив, я отправился на прогулку в парк. Я надеялся, что там встречу Веру Петровну. Время было еще не позднее, и она могла выгуливать своего Барса. И я не ошибся, женщина сидела на скамейке, а овчарка лежала у ее ног. Я подошел к ним, собака не зарычала, а завиляла хвостом, она узнала меня по запаху, Барсу было все равно, на кого я теперь похож, он помнил запах моей кожи.

– Добрый вечер, мадам, разрешите присесть?

– Конечно, присаживайтесь, места всем хватит, – проговорила Вера Петровна и подвинулась. Внимательно посмотрела на меня и спросила:

– Вы иностранец?

– В каком-то роде иностранец, хотя родился и вырос в России, – ответил я.

Вера Петровна выглядела все так же, да и сильно измениться не могла, с последней нашей встречи прошло всего два с половиной месяца.

– Вы чем-то расстроены, мадам?

Вера Петровна любила поговорить, и я решил этим воспользоваться.

– Как же мне не расстраиваться – такое горе у нас с дочкой, муж у нее пропал два с лишним месяца назад, и до сих пор никаких вестей. А Зиночка у меня беременная.

– А ждете кого: девочку или мальчика?

– Зиночка уже была на УЗИ, сказали, что девочка будет у нас.

И я решил Веру Петровну успокоить и приободрить. – Скажите, мадам, а у вас зеркальце есть – обычное маленькое зеркальце?

– Сейчас поищу в сумочке. А вам зачем мое зеркальце? – спросила Вера Петровна, доставая круглое зеркальце из сумки.

– А я вам сейчас по вашему зеркальцу погадаю. У меня дед очень хорошо гадать умел и меня научил. Посмотритесь в зеркало и подумайте о своем зяте, а теперь зеркальце дайте мне.

Она подала мне свое зеркальце, и я начал удивлять Веру Петровну.

– Мадам, вас зовут Вера. Вашего зятя зовут Сергей. Он жив, просто сейчас находится в плену. Он у вас голубоглазый блондин. Я вижу его, он просит вас и свою жену, когда родится дочь, назвать ее Снежаной, в честь него.

Вера Петровна схватилась за сердце. – Мадам, вас правда зовут Вера?

– Да, меня зовут Вера Петровна, и зятя – Сергей, вы все правильно сказали. Что вы еще видите в зеркале?

– Он обещает вам и Зине – он так называет свою жену, – что обязательно вернется, пусть она его ждет. Если же он погибнет, то ей об этом сообщат. А самое главное, он просит беречь дочь.

– А что с Ниной, подругой Зины? Может, вы и ее увидите? Я про нее тоже думала.

– Нина жива, и с нею все в порядке. Она работает в госпитале на солнечном острове, но никому ничего сообщить не может. Там нет связи. Это очень далеко.

Вера Петровна облегченно вздохнула.

– Боже мой, как это вы все в зеркале видите? – спросила она.

– Точно так же, как вы смотрите фильмы по телевизору, – продолжал я удивлять Веру Петровну, – ведь вашего зятя Сергея и Нину захватили пираты, когда они были на отдыхе в Дубае и поплыли на корабле по Оманскому заливу.

– Это правда! – воскликнула побледневшая женщина, и я, чтобы совсем не свести ее с ума таким гаданием, поспешил вернуть ей зеркало и раскланялся, собираясь уже уходить. Но по дорожке навстречу матери шла Зина. У нее из-под жакета уже был виден увеличившийся животик.

– Мама, ты опять засиделась, прохладно уже, пора домой.

– Зиночка, познакомься, этот молодой человек – иностранец. Простите, я даже забыла спросить, как вас зовут.

– Меня зовут Мамору, это японское имя, мой отец был японцем, а мама была русской.

Вероятно, мой теперешний голос был очень сильно похож на голос ее мужа Сергея.

Она пристально смотрела на меня, но перед нею стоял высокий худощавый японец, совсем не похожий на ее Сережу.

– Зиночка, он мне сейчас такое рассказал, он умеет гадать или читать по зеркалу, знаешь, Сережа наш жив и Ниночка жива!

– Мама, что ты такое говоришь?

Мне так захотелось провести этот вечер в обществе двух этих милых женщин, что я сказал Зине:

– Ваша мама говорит правду, я умею читать и прошлое, и будущее по зеркалам. Зеркала хранят много тайн о своих хозяевах. Не верите? Могу вам это доказать. Правда, сейчас уже темновато в парке, и все же, возьмите зеркало матери и посмотритесь в него, а потом передайте мне.

– Что за чепуха? Я не верю в такие гадания, – сказала Зина, но ее мама подхватила мои слова:

– Вот зеркальце, возьми его и посмотрись в него, а потом послушай, что тебе скажет…

– Мамору, меня зовут Мамору, – еще раз повторил им я свое новое имя. Зиночка взяла зеркальце, посмотрелась в него и подала его мне. Я задержал ее руку в своей на долю секунды и почувствовал, как дрожат ее пальцы.