— Тогда по твоим рассуждениям большевикам помогали не немцы, как это считается, а Англия?

— Вот именно. У талантливой разведки хобби наводить тень на плетень. Так уж устроен человек хватает то, что ближе лежит и глаза мозолит.

Василий втянувшись увлёкся разговором.

— А может так оно и есть, ведь царскую семью из Тобольска вывозил под маской большевика и с мандатом от Свердлова, ещё и с особыми полномочиями, некогда эмигрант эсер из Канады английский шпион Яковлев. Я читал, вроде бы он готовил их побег и пытался вывезти ближе к территориям занятым немцами. Причём прибыл он туда со своим отрядом. Иван, возможно, ты прав, опять переплетение англичан и большевиков. Это что же получается, большевики тайно помогали вывезти царя…

— Всё может быть. Тут палка о двух концах. Может, помогали, а возможно искали причину расправиться. У каждого в той истории свой интерес, — потёр подбородок Иван.

— Не знаю, не знаю, только из той авантюры, когда его засекли, он выпутался весьма ловко и без потерь, — объявил Петька. — А заподозрили неладное и предъявили ему обвинение в предательстве уральские рабочие. Они требовали его ареста. Но почему-то правительство большевиков ограничились вызовом в столицу и объяснениями. Поняв, что мероприятие сорвалось, он вернулся в Москву. Был направлен на фронт и сразу же перешёл к Колчаку.

— Да интересный оборот. Не удивлюсь, если он болтался где-то не далеко от "золотого запаса", — подгребая клюкой в угли хворост, тянул Василий.

Паренёк тут же вставил:

— Так и было, но нарвался на колчаковскую контрразведку. Из их рук он живым не ушёл.

— Это говорит только о том, что своим он у "беляков" не был и занимался разведывательной деятельностью. Что у Колчака было самым интересным и для большевиков и для англичан? — повернулся к нему Иван.

— "Золотой запас" России. — Выдохнул Петька. — Иван, а как ты думаешь, почему Уральский Совет дал согласие на расстрел царской семьи?

— Я? Ну, думаю, их припёрли обстоятельства. Видишь ли, именно потому, что "белые" стремились во что бы то ни стало освободить царскую семью, рабочие Урала решили её ни под каким соусом не отдавать. При угрозе прорыва "белых" в Екатеринбург, рабочие Урала реагировали соответствующим образом. Расстреляли. Если расстреляли…

— Но ведь согласие наверняка дала Москва? — не унимался паренёк.

— Ну, если рассматривать эту версию, то, возможно, и так. А что она в тех условиях могла дать другое. Хотя не исключаю, что сделано это было задним числом.

— То есть, уже узаконили стихийные действия? — уточнил Петька под смешок Василия.

— Может и так, а возможно, и действительно уступили… Или затушёвывали спектакль.

— Да, пожалуй ты прав, ничего другого они не приняли бы тогда и всё равно расстреляли, — согласился он. Опять же, если расстреляли…

— Угу. Только в случае отказа Москвы Урал мог выставить рога. А "большевикам" для полного счастья только этого не хватало. Опять же, в Екатеринбурге был британский консул, дай бог памяти, Томас Рестон. К нему обращались монархисты и гонцы "белых" принять меры по спасению царской семьи.

— И что? — приподнялся Василий.

— Он сказал, что в "данной обстановке иностранное вмешательство только повредило бы узникам Ипатьевского дома". Какого? — усмехаясь воззрился на собеседников Иван.

— Да. Смешной ответ. Особенно в свете того, что они сунулись уже во все дыры, — согласился Петька.

— Да, опять на лицо двойная игра. Одной рукой он готовит головорезов, другой гладит по голове комиссаров, — поддержал такую точку зрения и Василий.

— О кстати совсем забыл… В Симбирске, в гостинице "Троице — Спасская" состоялся такой себе весёленький съезд. Военное совещание. По вопросу освобождения царской семьи. И думаешь, кто председательствовал на нём? — поднял палец вверх Иван.

— Каппель, — выкрикнул Петька.

— Ты угадал, но почему ты так решил? — усмехнулся Иван.

— Судьба выбрала и пометила его. Значит, во всех шебутных делах без него не обойдётся, — с уверенностью заявил Василий.

— Получается мы на правильном пути. Золото прятал он. Вот почему везде обрублены концы, — обрадовался и Петро.

— Думаю так оно и есть, — подвёл черту под вопросом и Иван.

Петька подумал, помолчал, почесал макушку и вспомнил:

— И ещё. Надо ли или нет говорить… Но племянница Колчака была выдана замуж в мае 1919 года как думаешь за кого?

— За какого — нибудь чеха? — хохотнул Иван.

— С тобой Иван не интересно. Но почему ты так решил?

— Много золота прилипло к рукам чехов. Что ты замолчал, кто это был?

— Гайда. Командующий фронтом освобождавший Екатеринбург. Вульгарный жеребец. В 1921 году он возвратился в Чехословакию и был там некоторое время начальником генерального штаба.

Василий встал с бревна, сходил за хворостом, бросил его в костёр закурил и откашлявшись сказал:

— Хлопцы, Бог с ним с царём. Я вот тут покумекал и надумал. Вы там про чехов что-то говорили, про то как, они часть золота разворовали… — Пыхнул самокруткой он.

— Ну и что? У тебя предложение по этому поводу есть или дополнение, — подмигнул Иван Петьке.

— Нет, предложения нет, скорее дополнение…

— В смысле? — не поверил своим ушам Иван.

А мужик продолжал:

— Мы в тайге валили лес, а возили его чехи. Шебутные такие ребята, всё в экспедиции по изучению края ходили.

— Ты считаешь, что чехи вывезли только часть золота. Другую же часть оставили здесь?

— Я ничего не считаю, — напугался Василий, — прикинул просто такой вариант.

— Правильно прикинул, — улыбнулся Иван, — в этом мире всё возможно. Разберёмся с этим, проведёшь по любимым посещаемым местам ваших чехов, да? — Василий кивнул. Иван встал и потянулся. — Ну вот, первая ночь в тайге прошла мирно и без приключений.

С неба действительно как будто чья-то рука смела звёзды и тёмные краски. На маленьких лоскутах неба, проглядывающие сквозь верхушки сосен, нарисовались невидимым, но очень талантливым художником розовые краски.

— Петя, так откуда шёл Каппель, на подмогу к Колчаку?

— По историческим запискам он подходил почти отсюда. Я догадываюсь о чём ты подумал сейчас. Мне это тоже в голову приходило. Пойду за кустики схожу.

— Давай.

После ухода паренька Василий, поскребя обломанными ногтями бороду, промычал:

— А вот что там взаправду может быть?

Иван понял о чём он и не стал играя в кошки мышки прикидываться.

— Кто его ведает, возможно, что и ничего.

— Совсем?

— Ну да.

— Так не интересно…

— А путешествие, разве это не удовольствие?

— Не знаю, может быть, но лучше б там, хоть что-то интересное было…

Иван посмотрел в его по — детски блестевшие азартом и тайной глаза, и улыбнулся. "Вагон времени проведя отгороженным от жизни, мужик остался ребёнком".

Дождавшись тишины, он вытащил замусоленную, сложенную вдвое тетрадь из — за пояса, карандаш и начал что-то писать. Иван из-под прикрытых ресниц наблюдал за ним. Тот задумчиво смотря на луну, что-то торопливо записывал. Потом, недовольно морщась, чесал карандашом за ухом, и словно поймав звезду улыбнувшись, опять принимался записывать что-то. Через некоторое время он опять начинал грызть карандаш и вздыхать. Ивану показалось, что во вздохах его сквозила печаль. Наверное, он пропитан ей. Она отражалась в его глазах. Которые менялись с бегом по бумаге карандаша. Там бушевали бури, сверкали звёздочки и туманили взор слёзы. "Что же он там пишет?" Не выдержав Иван поднялся. Подошёл и присев рядом на корточки заглянул через плечо. Василий напугался и прикрыл тетрадь рукой. Иван, улыбаясь, спросил:

— Это что?

Тот виновато захлопал глазами и спрятал тетрадь за спину.

— Вань, это безвредное. Моё.

— Я понял, расскажи. Могила.

— М-м-м… Стихи это, Вань. Давно от одиночества баловаться начал. Ты ж про меня ничего не знаешь. А я талантлив был. В институте учился. Песни на мои стихи в ресторанах, на танцплощадках пели. Случалось, и вся страна распевала. Знаменитости не брезговали моими песнями. Молодой был, голова закружилась. Пыжился, драка, влетел. Там же ещё срок схлопотал. Вышел, полгода порадовался солнышку и опять попал. Так вот жизнь и прошла.

Иван стараясь не показывать своего удивление тянул:

— Ничего, всё наладится. Послушай… Неудобно говорить. Мы тебя тут к Потаповне прижимаем, думали простой мужик…

— Я и есть простой мужик… Что ни на есть из помойки. Вынырнул, глоток схватил и по башке дали. Отец пил, гонял. Пьяный в луже утонул. Мать как каторжная пахала, чтоб прокормить. Не до нас было. Но стихи вытащили меня. Только не надолго, жилы слабы оказались. Той жизни был кусок и то давно гинул, да и было ли оно вообще- то, то чудо… А стихи это не тело а душа. К тому же Потаповна совсем не так проста. Ты вот знаешь, что она была на дальнем Востоке крупным экономистом. Это проклятая перестройка натворила с судьбами и людьми метаморфоз. Деньги пропали… Жизнь пошла коту под хвост. Тот Мишка "меченый" рассказывает — естественно, мол, всё. Для него возможно, а вот для таких, как мы, совсем нет. Я больше скажу. Переделывай, кто против — то. Но людей не режь. Вань, ты не простой мужик… Вон всех исковерканных собрал, хоть Петровича возьми, хоть Потаповну, Галину же опять с мальцом… Помоги мне. Не дай пропасть.

Ивана всё это удивило. Но с другой стороны, это хорошо, что он разговорился. Человеку надо выговориться. А ему полезно послушать. Он многое через Ксению понял. Например, что люди не все одинаковые. А какие вообще бывают люди? Ведь это его до Ксюхи не волновало.

— Почитай что-нибудь своё, — попросил Иван немного смущаясь.

То, что читал он было для Ивана шоком. "Бог мой!" — только и смог выдохнуть он.