— Неселим! — отдернул его Адрамаут. — Не обостряй! Амти, малыш, мы…

Тут Амти почувствовала резкий приступ дурноты, она побежала в ванную.

— Куда ты?

— Ты что обиделась на Мелькарта?

— Правильно, он же гандон!

— Амти, что случилось?

Амти выпалила только:

— Меня от вас тошнит!

И заперлась в ванной госпожи Тамии, где купали в чистом, болезненном свете Яуди. Очень подростково, оставалось надеяться, что все подумают, будто у Амти припозднившийся и пришедший так не вовремя бунт.

Выходить из ванной не хотелось, хотя любопытство Амти одолевало. Чтобы как-то оттянуть этот момент, Амти четыре раза почистила зубы щеткой госпожи Тамии, в полной мере осознавая, как неправильно поступает.

Минут через двадцать в ванную постучали.

— Да? — откликнулась Амти.

— Малыш, мне нужна твоя помощь, — сказал Адрамаут.

Ну вот, подумала Амти обиженно, все умотались, и только тогда Амти ему нужна. Может, отчасти, у нее и был вредный подростковый бунт.

Амти щелкнула задвижкой на двери, высунула голову.

— В чем? — спросила она строго и тут же сама себя устыдилась — Адрамаут выглядел усталым. Он скептично приподнял бровь, вздохнул:

— Дурной у тебя характер, малыш. Если я скажу тебе, что ты поможешь спасти ребенку жизнь, ты перестанешь капризничать?

— Да! — быстро сказала Амти. Больше потому, что ей не хотелось мучительного чувства вины за страданий ребенка, чем из жалости.

Они с Адрамаутом пошли наверх. Амти слышала голоса из кухни, смех Шайху. Они что-то обсуждали, и Амти на них отчего-то обижалась, но куда больше радовалась им, радовалась, что они живы и здоровы.

— Как все прошло? — осторожно спросила Амти, чувствуя себя капризной дурочкой.

— Не лучшим образом. Мы прочесали всю округу, но не нашли убежища женщины-зверя. Однако, Мелькарт и Неселим нашли в лесу эту девчушку. Она лежала прямо на снегу. Судя по всему, она без сознания уже довольно давно. И до сих пор не очнулась.

— Обморожение?

— Не уверен. Но возьмем это за рабочую гипотезу.

Они зашли в комнату Адрамаута. Там на кровати лежала девочка, теперь, без куртки она казалась еще меньше. На ней было легкое, белое платьице, кружевное, нежное и напомнившее Амти еще чье-то платьице, виденное когда-то давно. Может быть, у самой Амти в детстве было такое.

— Удивительно, как в такой легкой одежде она вообще смогла хоть сколько-то продержаться в лесу.

— Иди сюда. Я покажу тебе кое-что еще более удивительное.

Адрамаут взял ее за руку, подвел к девочке. Губы у нее были бледные, как у трупа, снежинки растаявшие на ресницах превратились в капли воды, румянца на щеках не было.

И она все еще оставалась холодной. На ощупь девочка была как лед. И все же — она дышала. Едва слышно, слабо, но дышала. Адрамаут пощупал ее пульс, поцокал языком.

— Слабый, но ей, очевидно, хватает. Знаешь на что похоже? Лягушки.

— Ты с ума сошел, Адрамаут? — спросила Амти.

— В спящем режиме все процессы жизнедеятельности в организме лягушки замедляются. Так они переживают зиму. С этой девочкой происходит что-то похожее.

Амти снова потрогала девочку, ей было странно осознавать, что кто-то столь холодный все еще живет и дышит. Обессиленное выражение лица девочки делало ее похожей на мертвую. Амти даже не могла понять, красивое ли у нее лицо — черты были слишком заостренными, неестественными.

— А как мы можем ей помочь? — спросила Амти.

— Что касается старой доброй медицины, я уже все попробовал. Попробуем дать ей своей крови. Кровь Инкарни тонизирует организм наших собратьев. Мать Тьма сделала нас предрасположенными к каннибализму.

— Довольно иронично, — задумчиво сказала Амти. — Это, наверное, для конца времен, когда не останется никого, кроме нас.

— Чтобы сожрали друг друга. Да, зло несет в себе семена собственного разрушения или вроде того. Но самое главное, наша кровь может помочь поглотить враждебную магию, наложенную на обычных людей, Инкарни и даже Перфекти. В нашей крови есть экстракт небытия, и первое, что он уничтожает — чужеродную магию. Говорят, что кровь Перфекти аналогичным образом усиливает действие магии.

— Вот почему во Дворе используют кровь!

— Да, но некоторые — просто извращенцы, — сказал Адрамаут. — Сейчас далеко не многие способны накладывать долговременные магические эффекты.

Он взял с тумбочки чашку с теплым чаем, и вытащил из кармана нож, резанул себе по ладони. Амти посмотрела, как кровь капает в чашку, услышала мерзкий звук разбивающихся о жидкость капель.

— Мне тоже добавить? — спросила она.

— Да, немного. Для надежности. Полагаю, концентрация тьмы распределена не по количеству крови, а по количеству Инкарни. Давай начнем с нас двоих.

Амти поняла, что Адрамаут просто хотел поговорить с ней наедине. Этого стоило ожидать. Адрамаут сжал и разжал руку, чтобы кровь шла интенсивнее.

Амти выпалила:

— Я знаю, почему женщина-зверь умеет растворяться в темноте, душить, перемещаться и превращать людей в лягушек…

— Про лягушек, это метафора, — напомнил Адрамаут. Но на Амти вдруг нахлынуло возбуждение. Она схватила нож, резанула себя по ладони, тем же движением, что и Адрамаут. Боль, казалось, была почти незаметной. Амти лихорадочно рассказывала то, что узнали они с Мескете, как ходили в Храм, как видели там ритуалы, описанные на забытых языках. Адрамаут наблюдал, как Амти сцеживает кровь в чашку, и в какой-то момент отвел ее руку, покачал головой, мол хватит.

Взгляд у него был очень внимательный.

— То есть, — сказал он, когда Амти закончила. — Древняя Жрица Тьмы хочет вселить богиню в тело нашей Эли? И мы понятия не имеем, что с ней делать.

Адрамаут аккуратно, поддерживая голову девочки, поднес к ее губам чашку, смочил ей губы напитком из чая и крови. Некоторое время она оставалась безучастной, а потом начала пить. В сознание она, казалось, не приходила, глотала жидкость рефлекторно.

— Уже что-то, — задумчиво сказал Адрамаут. Девочка опустошила всю чашку, и Амти увидела, что кожа ее медленно начинала принимать естественный, живой оттенок.

Скоро она очнется, подумала Амти. Скоро она очнется и отвлечет Адрамаута от нее. Амти подумала, что это лучший момент для того, чтобы ему сказать:

— Я сбегала… — начала она и остановилась.

— Мы догадались. Мелькарт не видел тебя в твоей комнате утром. Если ты хочешь мне сказать, то я буду очень рад…

— К Шацару.

— Что?

— Я беременна от него.

— Что?!

Адрамаут помолчал, они с Амти одновременно посмотрели на девочку, в порыве одинаковой надежды, что она проснется и прервет этот разговор.

— Ты точно уверена? — спросил Адрамаут.

— Да, мне сказала женщина-зверь. И три теста. Поэтому она меня и не украла. А украла Эли. Из-за того, что я шлюха…

Был бы здесь Мелькарт, он сказал бы, что шлюха — Эли, а Амти просто дура. Как хорошо, что не везде есть Мелькарт.

— Кто-нибудь еще знает?

— Шацар.

— И что он говорит по этому поводу?

— Ничего. Я думаю, у него аутизм.

Амти помолчала, потом сказала:

— Еще знает Ашдод.

— Он-то здесь причем?

— Долгая история. Он работает на телефоне доверия. То есть, наверное, уже работал, а не работает.

И тут они с Адрамаутом одновременно засмеялись, совершенно одинаково и отчаянно.

— То есть, — сказал Адрамаут, с трудом перестав смеяться, и Амти тоже захлопнула рот. — Ты беременна от Шацара?

— От Шацара.

— А Эли похитила хтоническая жрица?

— Да.

— А Мескете теперь — царица депрессии во Дворе?

— Да.

— Шайху подсадил свою девушку на свою кровь?

— Вроде того.

— А Мелькарт просто паскуда?

— Ну, точно.

Тут они снова засмеялись, громко, взахлеб, истерично. Амти смеялась долго и до слез. Сквозь смех Адрамаут спросил:

— Почему ты не сказала мне?

— Я боялась. У вас и так много проблем, а тут я.

— Но твоя проблема бы никуда не делась со временем Амти.

Амти снова засмеялась, а потом подалась к нему, и Адрамаут ее обнял, успокаивающе погладил по голове. Его еще трясло от смеха, Амти чувствовала, а потом она разрыдалась.

— Прости меня, пожалуйста. Просто мне было так стыдно тебе говорить, и я боялась, что у тебя столько проблем.

Адрамаут тут же перестал смеяться, обнял ее крепче.

— Успокойся, Амти. Я с тобой. Чего ты сама хочешь, малыш? Что бы ты не решила, я буду на твоей стороне и помогу тебе.

— Ну, да. И Эли мы спасем.

— Непременно.

— И Мескете сможем вытащить.

— Постараемся.

— И с Яуди все будет хорошо.

— Теперь за ней присмотрит Ашдод.

— Но Мелькарт…

— … останется паскудой, с этим нужно просто жить.

Они снова засмеялись, и Амти подумала, что ей невероятно повезло с Адрамаутом. Он был с ней, поддерживал ее, несмотря ни на что, ему хватало сил и для нее. Амти продолжила плакать, но уже оттого, как сильно любила Адрамаута, как он был дорог ей и как она была благодарна ему только за то, что наконец рассказала. Все оказалось не так страшно.

Но чего хочет сама Амти, она не понимала. С одной стороны, ей хотелось узнать получше существо, в котором ровно половина — от нее, с другой стороны — ровно половина ведь от Шацара. С одной стороны Амти не хотелось до конца жизни думать, живое оно было или нет, с другой стороны — если она не готова, то обречет его на еще большие мучения. Ей не хотелось лишать его возможности посмотреть на мир, там было много хорошего. Но и приводить ребенка в мир, где ему придется провести детство, прячась и выживая — было бы несправедливо. Да и чему Амти и ее жизнь могли его научить? Амти не знала, сердце ее было переполнено любопытством к этому странному, даже не существующему еще в полной мере созданию. Но было ли в этом хоть что-то от любви, она не понимала.