Амти с тоской посмотрела на место, которое так любила рисовать. Все казалось бесприютным, забытым, оставленным. И на секунду Амти подумала, что это незнакомый, чужой дом, находящийся по ее адресу и похожий с виду, но — абсолютно заброшенный.

Амти увидела отблески света с обратной стороны. Конечно, столовая, подумала она привычно. Когда Амти зашла в дом, половицы в прихожей знакомо скрипнули. Она услышала, что из столовой доносится папина любимая песня — довоенная, тягучая и нежная песня о ночах, что проводишь наедине с собой, о блестящей поверхности озера и бьющемся в восхищении сердце.

Папа всегда говорил, что раньше умели петь не о любви. Амти протянула руку к пистолету в сумке, просто на всякий случай. Амти почувствовала укол тревоги, она ожидала, что увидит в столовой нечто ужасное, что ее отец будет мертв или изувечен, но отца в столовой вовсе не было.

Шацар сидел с закрытыми глазами, слушая любимую мелодию отца, он ритмично постукивал вилкой по краю тарелки. Стол был накрыт, хрустальные бокалы ловили электрический свет, скользивший по золотистому узору тарелок. Стол был накрыт так, как отец велел прислуге накрывать его только по праздникам. Амти почувствовала запах еды. Пахло мясом и тушеными овощами, которые которые кухарка готовила специально для Амти.

За секунду перед тем, как Амти подала голос, Шацар сказал, не открывая глаз:

— Здравствуй, Амти. Вижу, ты пришла одна. Очень мудро.

На тарелке перед Шацаром было сырое мясо, от куска осталось не так уж много, а в бокале плескалось нетронутое красное вино. Амти заметила, что в столовой едва заметно переставлены вещи. Вазочки с цветами, статуэтки на полке, папины гранты, все они неуловимо изменили свое местоположение. Ничего особенного, но Амти это нервировало.

— Где мой отец? — спросила Амти, делая шаг вперед. Шацар открыл глаза, радужница тут же поймала желтизну света.

— В командировке, — ответил Шацар.

— Но я думала, что вы…

— Держу его где-нибудь в подвале на цепи? Интересный вариант.

Амти села за стол, уставилась на еду и поняла, что ее так удивило.

— Почему ты все время считаешь, что я хочу навредить твоему отцу? — спросил Шацар. Он ловко орудовал ножом и вилкой, как принято в Государстве, но резал сырое мясо, которое ели во Дворе.

Еда Амти была приготовлена, Амти оценила ее в полной мере. Горячая, вкусная еда, к которой она привыкла — никаких консервов или фруктов со сладостями. Амти с жадностью принялась за мясо, и только через три минуты спросила:

— А наша кухарка?

— Ее я тоже не убил. Амти, за кого ты меня принимаешь?

— Вы хотите уничтожить весь мир.

— Именно. У меня есть амбиции, почему я должен размениваться по мелочам? Хочешь вина?

Амти кивнула, но когда Шацар налил ей вина, запах алкоголя показался нестерпимо сильным, и Амти отставила бокал, а чуть позже отодвинула и тарелку. Впрочем, гордо брезговать едой она не собиралась, съела все предложенное.

— Так вы просто… — начала было Амти.

— Пригласил тебя на свидание? Тоже интересный вариант, но тоже — нет.

Амти посмотрела на него. Его красивое лицо оставалось абсолютно непроницаемым, он не улыбался, но и не злился. Он выглядел так, будто читает какую-то книгу, не слишком скучную, но и не слишком увлекательную.

Амти вспомнила Шацара в ее снах. Когда он смотрел в зеркало, она видела маленького, тощего мальчишку, безмерно бледного, с бесцветными глазами и светлыми волосами. У него был совершенно беззащитный вид. Хрупкий, молчаливый ребенок с большими, внимательными глазами.

Сейчас перед Амти сидел взрослый, сильный и высокий мужчина. Его можно было назвать худощавым, но кости у него были достаточно широкие, что придавало ему мужественный вид. Несмотря на то, что черты его были узнаваемы, Амти никак не могла поверить, что перед ней сейчас и в ее снах — один и тот же человек. Между мальчиком потерявшимся в лесу и мужчиной, ведущим себя, как хозяин, в ее доме прошли десятилетия, сделавшие разницу слишком разительной.

Однако, рассеянная отстраненность его взгляда отчасти сохранилась.

Шацар сказал:

— Итак, Амти, после нашей встречи, мне захотелось провести небольшую поисковую работу. С прискорбием вынужден признать, что недостаточно внимания уделял таким казалось бы незначительным вещам, как идеологическая борьба за жизнь и свободу. Но куда большее сожаление вызывает недостаточная конспирация, присущая самим борцам. При желании ваши следы легко отыскать.

— Вы убьете нас?

Амти увидела, что Шацар чуть дернул уголком губ, вероятнее всего это означало улыбку. Амти заметила, что в столовой на повторе так и играла одна и та же песня. Хорошая мелодия, Амти даже помнила слова.

— К примеру, — сказал Шацар. — Но зачем бы тогда я позвал тебя? Неужели ты считаешь, что мне сложно было бы достать вас.

— Значит, вы хотите, чтобы мы ответили за преступления какого-то другого Инкарни, который сейчас похищает девочек?

— Уже ближе, — вдумчиво кивнул Шацар, будто и сам не знал, что он хочет сделать с ними и решал все прямо сейчас.

— Но вы ведь знаете, что мы не виноваты?

После того, как Амти целовала его, после того, как он был в ней, Амти все еще называла Шацара на «вы».

— Каждое общество вместе со всеми его институциями имеет свои режимы истинности, свои дискурсы, которые считаются рациональными, и свои методы убеждения в том, что есть истина. Убеждение других в своей правоте — игра, являющаяся часть воли к власти.

Шацар резко замолчал, задумавшись, легкая улыбка лишь чуть-чуть изменила выражение его лица. А потом щелкнул пальцами, протянув руку и почти коснувшись кончика ее носа указательным пальцем.

— Но — нет. Мне нужно не это. Я хочу, чтобы вы занялись тем, чем обычно занимаетесь.

Амти задумалась, чем именно. Ссорились? Переезжали? Унижали Шайху? Обзывали ее? Она фыркнула, едва не засмеявшись, но тут же посмотрела на Шацара серьезно. Он, казалось, тоже был готов засмеяться, но забавляло его нечто другое.

— Поймайте для меня похитителя девочек. Поймайте и передайте его мне.

— Что?

— Ты не услышала, девочка?

— Услышала, — ответила Амти тихо. — Но зачем?

Почему он не хотел вмешивать Псов Мира? И разве они уже не искали?

— Это, в общем и целом, не твое дело.

— Если мы откажемся?

— Я не давлю на вас. Посоветуйся со старшими, обсудите все это вместе. Если вы не согласитесь, то понесете наказание за это преступление.

— Но если преступления продолжатся?

— В первый ли раз казнят невиновных?

— А если мы спрячемся во Дворе?

— Да, я совсем об этом не подумал. Мне казалось, для вас будет достаточной мотивацией то, что обычно вы примерно этим и занимаетесь.

Шацар достал из портсигара сигарету, закурил. Амти чуть отодвинулась, дым казался ей нестерпимо противным.

— Но, к счастью, — заговорил Шацар. — Люди, в большинстве своем, не живут в вакууме. Ты подала мне отличную идею насчет твоего отца, у Неселима есть жена, у Шайху тоже есть отец, у Мескете — мать, так же, как я выяснил, у ее матери есть приемный ребенок. Полагаю, приемная мать является для этого ребенка родной бабушкой. Я прав?

Амти покачала головой, но Шацар только махнул рукой, мол ее мнение по этому вопросу она может оставить при себе.

Она посмотрела в окно и увидела заглядывающую в столовую пташку. Птица сидела на карнизе, ее голова была любопытно склонена набок. Маленькая хищная птичка, сорокопут. Амти смотрела, как она смешно перебирает лапками от холода.

— А если мы сделаем то, что вы хотите? — спросила Амти.

— То я отпущу вас. Нет, разумеется, я не скажу Псам Мира перестать ловить восемь очень конкретных Инкарни. Но я обещаю, что отпущу вас после того, как дело будет сделано. Вернем статус кво.

— Но как мы можем быть уверены, что вы не лжете? — спросила Амти. Рука Шацара, затянутая в перчатку, резко рванулась к ножу. Амти машинально подалась назад, едва не упав со стула. Шацар был намного выше нее, сантиметров, наверное, на тридцать и намного сильнее, кроме того, он был психопатом — Амти боялась его.

Но Шацар прижал нож к своей щеке, сделал надрез и дождался, пока кровь натечет на лезвие. Потом он протянул нож к Амти, лезвием вперед.

Амти непонимающе посмотрела на него.

— Этот обычай уже не в ходу во Дворе? — спросил Шацар. И Амти поняла, что он делает. Она посмотрела на лезвие, с которого скользила кровь. Шацар держал нож на вытянутой руке и явно не собирался отпускать его или передавать ей. Амти склонилась и коснулась лезвия языком, солоновато-железный вкус расцвел во рту, как цветок. Она перехватила Шацара за запястье и неожиданно ловко слизнула с лезвия оставшуюся кровь.

Шацар сказал:

— Клянусь, что не буду пытаться убить вас, задержать или иным способом мешать вашим планам после того, как вы передадите мне преступника.

Шацар резко дернул рукой, оставив Амти порез на языке, собрал ее кровь и слизнул сам.

Как опосредованный поцелуй, подумала Амти, сглотнула кровь и сказала:

— Я могу посоветоваться?

— Да.

— И когда нужно дать ответ?

— У тебя есть сутки.

Амти посмотрела на птичку, все еще сидевшую у окна, наблюдавшую за ними, как наблюдают сериал по телевизору. Неожиданно Амти хмыкнула, она сказала с усмешкой, какой от себя не ожидала:

— Спорим, он говорящий?

Секунды замешательства и секунды тревоги в глазах Шацара ей понравились.

А потом он спросил:

— Ты любишь танцевать, Амти?

Она вспомнила минуты позора, которые пережила, танцуя с Мелькартом и покачала головой:

— Я не умею.

— Глупости, девочка. Ты — дитя богини, как и я. Ты умеешь все.