Кэсси устроилась в своей прежней комнате. Обед уже ждал их. Горячая простая вкусная пища, какую Кэсси любила больше всего: жареный цыпленок, вареная кукуруза в початках, картофельное пюре. Кэсси жевала со счастливой улыбкой на лице.

— Если бы я жила дома, сейчас бы уже в дверь не пролезала.

— И я тоже, — ухмыльнулся Билли.

Мать, польщенная, ласково смотрела на них. Потом нахмурилась, с тревогой взглянув на дочь:

— Ты очень похудела.

Билли стал поспешно объяснять:

— В последнее время мы очень много работали, миссис О'Мэлли. Испытательные полеты по пятнадцать часов в сутки, тренировочные перелеты на дальние расстояния по всей стране. Понимаете, мы хотим до июля проверить все, что только возможно.

— Рад это слышать, — заметил Пэт.

Уна убрала со стола и приготовилась подать яблочный пирог с домашним ванильным мороженым. В это время на крыльце послышались шаги. Сердце у Кэсси остановилось. Она сидела, глядя в тарелку, и лишь огромным усилием воли заставила себя поднять глаза в тот момент, когда Ник вошел в комнату. Она не хотела с ним встречаться, хотя знала, что этого не избежать. При взгляде на него у нее перехватило дыхание. Он стал еще красивее… Эти угольно–черные волосы, ярко–голубые глаза, темный загар… Вся кровь бросилась Кэсси в лицо, она едва не задохнулась.

Никто не двинулся с места и не проронил ни слова. Все как будто предчувствовали, что сейчас произойдет.

Ник сразу ощутил напряжение, царившее в комнате.

— Я не вовремя? — В этот момент он заметил Билли. — Привет, дружище. Как дела?

Он подошел к столу пожать Билли руку. Тот встал. Все такой же веснушчатый, с широкой улыбкой, глаза светятся радостью.

— Все очень здорово. А ты как, Кинжал?

— Кажется, я уже начинаю говорить как англичанин.

Глаза его обратились на Кэсси. Их взгляды встретились. Ее — бесконечно грустный, его — изумленный. Он так по ней тосковал! Больше, чем мог от себя ожидать.

— Привет, Кэсс. Прекрасно выглядишь. Готовишься к перелету, как я понимаю?

В последнем киножурнале, который он видел, много об этом говорилось. Правда, то был старый киножурнал, пятимесячной давности. В Хорнчерч новости здорово запаздывали по вполне понятным причинам. В последние полгода он только и делал, что летал: каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Больше ничего он, кажется, и не видел. Нет, еще груды трупов — женщин, детей, которые он вытаскивал из–под обломков горящих зданий в Лондоне. Да, трудноватый выдался год, однако Ник наконец ощутил, что приносит пользу. Во всяком случае, это было куда лучше, чем сидеть здесь, не зная, чем заняться, в ожидании почтового рейса на Миннесоту.

Уна пригласила его к столу, подала десерт. Ник осторожно сел, чувствуя, что помешал, будто по какой–то неизвестной ему причине вызвал неловкость своим появлением. А может, это ему только померещилось? Не будучи ни в чем уверен, он тем не менее сделал над собой усилие и завел оживленный разговор с Билли и Пэтом. Кэсси не произнесла ни слова, а через несколько минут вышла на кухню помочь матери. Но в конце концов ей пришлось вернуться. К яблочному пирогу она даже не притронулась, хотя все знали, что это ее любимое блюдо. Все понимали, в чем дело, кроме Ника, который и представления не имел о том, что произошло в его отсутствие.

Он покончил с десертом, закурил сигарету, встал, потянулся. Он тоже сильно похудел, выглядел стройным, молодым и очень здоровым.

— Не хочешь пойти прогуляться?

Он задал вопрос нарочито небрежным тоном, хотя и почувствовал что–то неладное. Хотел спросить об этом у нее самой. Может быть, у нее роман с Билли? Мысль об этом показалась невыносимой. Ник почти год не был дома, уехав после гибели Криса. И сейчас лишь по прихоти судьбы Кэсси оказалась здесь в одно время с ним. Как всегда, при одном только взгляде на нее Ник ощутил непреодолимую радость, почти забытую легкость на душе. Сейчас ему хотелось только одного — целовать ее. Однако он почувствовал, что Кэсс намеренно отстраняется, как бы закрывается от него. Может быть, все еще сердится? Он сознательно не писал ей весь год. Не хотел ее связывать. Он ведь так и сказал ей при расставании.

Они дошли до широкого ручья, окружавшего владения отца. За все время Кэсси так и не произнесла ни слова.

— Что–нибудь случилось, Кэсс?

— В общем, нет. Ничего особенного.

Она старалась не смотреть на него, однако глаза против воли стремились к его глазам. Что бы там она ни говорила себе весь этот год, как бы ни пыталась убедить себя, что привязана к Десмонду, что любит его, что нужна ему, сейчас ей стало до боли ясно, что она все так же влюблена в Ника, как и раньше. И не важно, что он чувствует к ней. Все осталось по–прежнему. И вместе с тем Кэсси знала, что никогда не предаст Десмонда. Она до боли ясно помнила слова отца. И она твердо намеревалась сохранить свой брак, пусть даже это и сведет ее в могилу.

А ведь это вполне возможно, внезапно осознала она, глядя на Ника. Одно его присутствие причиняло сейчас нестерпимую боль.

— В чем дело, радость моя? Мне ты можешь все рассказать. Как бы там ни было, мы ведь старые друзья.

Они присели рядом на старое бревно, он взял ее руку… и увидел тонкий золотой обруч на среднем пальце. На этот раз Кэсси не надела свой шикарный обручальный перстень с бриллиантом, только это простое колечко, которое сказало ему обо всем. Взгляды их встретились, Кэсси молча кивнула. Ник смотрел с таким видом, как будто получил неожиданный удар.

— Ты… вышла замуж?!

— Да, — печально произнесла Кэсси.

Теперь, несмотря на все попытки уговорить себя, несмотря на то что Ник сам дал ей полную свободу, у нее снова появилось ощущение, будто она предала его. Ведь можно было подождать… Почему она так поспешила?

— Я вышла замуж три месяца назад. Я бы сказала тебе… но ты за весь год не написал мне ни строчки… и потом, я все равно не знала, как об этом сказать… — Голос ее прервался. По щекам медленно потекли слезы.

— Кто он? — Может быть, все–таки Билли? Они прилетели вместе, и выглядит он как–то… не так, как обычно. Нику всегда казалось, что из них получилась бы прекрасная пара. Во всяком случае, по возрасту они друг другу подходят. Кажется, он именно этого желал для нее, и тем не менее сейчас ему стало так больно, что на глазах выступили невольные слезы. Голос срывался. — Это… Билли?

Кэсси от неожиданности засмеялась сквозь слезы.

— Нет, конечно. — Она надолго замолчала, отвела взгляд. Потом снова взглянула ему прямо в глаза. — Десмонд.

Воцарилось молчание, показавшееся бесконечным. Ник словно не мог уразуметь, что она сказала. В конце концов он непроизвольно издал звук, похожий на стон. Он все понял.

— Десмонд Уильямс?!

Как будто среди их общих знакомых существовали десятки других людей по имени Десмонд.

Кэсси молча кивнула. Он долго смотрел на нее с мучительным чувством, постепенно перераставшим в ярость.

— Господи ты Боже мой… Ради всего святого, Кэсс… Как можно быть такой дурой! Ведь я же тебя предупреждал! Ты же знаешь, почему он на тебе женился.

— Потому что ему этого хотелось, Ник. Я ему нужна. Он любит меня, по–своему. — Кэсси теперь и сама в это не очень верила. Она знала лучше, чем кто бы то ни было, что в жизни Десмонда нет места ни для чего иного, кроме самолетов и прессы.

— Ему никто не нужен, только пилот–навигатор и съемочная группа. И ты это знаешь не хуже меня. Я видел только киножурналы пятимесячной давности, но готов поклясться, что он уже выкачал все, что мог, из вашего брака и что ты проводишь больше времени перед камерой, чем Грета Гарбо.

— Ник, до перелета осталось всего пять недель. Разве может быть иначе?

— Я все–таки ожидал, что в твоей голове окажется больше мозгов и ты разглядишь, что это за человек. Он шарлатан и ничтожество! Он будет эксплуатировать тебя до тех пор, пока не выжмет все без остатка, или заставит летать до тех пор, пока ты не свалишься где–нибудь или не врежешься в дерево в машине, которая окажется для тебя слишком тяжелой. Его интересуют только две вещи: его чертова компания и реклама. Это же не человек, а машина. Он гений рекламы, и больше ничего. Неужели ты его любишь?! Скажи мне честно!

Теперь он кричал на нее, не помня себя. Кэсси непроизвольно поморщилась от его жалящих слов.

— Да, люблю. И он меня любит. Он постоянно обо мне думает. Заботится о том, чтобы… Конечно, он заботится о своих самолетах и о нашем перелете. И все–таки он делает абсолютно все возможное, чтобы меня обезопасить.

— Что, например? Может, собирается послать тебя вместе с командой людей–амфибий с водонепроницаемыми кинокамерами? Очнись, Кэсс! Ну скажи мне, разве он уже не использовал в рекламных целях вашу свадьбу, ваш брак? Сам я этих фильмов не видел, но они наверняка есть, держу пари. И свадебный букет ты, наверное, бросила прямо оператору.

— Ну и что из того?

Кэсси сознавала, что Ник говорит сущую правду, хотя сам, возможно, не подозревает, что попал в цель. Десмонд постоянно убеждал ее быть терпеливой, повторял, что пресса составляет важную часть их будущего перелета и вообще всей их жизни. Но женился он на ней не ради этого, в этом Кэсси не сомневалась. Даже слушать эту гадость не хочется. И вообще, какое право имеет Ник говорить все это! Он сам ей даже ни разу не написал.

— А тебе какое дело до этого? Ты же не захотел на мне жениться. Тебе я не нужна. Ты не написал мне ни строчки, ты не пожелал остаться здесь со мной, ты даже не оставил мне надежды на будущее. Тебе захотелось поиграть в героя в чужой драке. Вот и занимайся этим. Ты меня не хотел, ты сам сказал мне об этом. Тебе просто нравилось забавляться со мной, пока ты был здесь. А потом ты просто–напросто снялся с места и улетел, чтобы жить своей жизнью, не думая ни о ком. Скатертью дорога! Но у меня тоже есть право распоряжаться собой, и я теперь тоже живу своей жизнью.