— Что ты слышишь?

Сделала глубокий вдох.

— Да, я беременна.

Галина Викторовна всё же ахнула, пусть и чуть слышно. Потом несколько язвительно проговорила:

— Молодец.

Настя руку от лица отняла.

— Я не знаю, что делать.

Галина Викторовна на кухню прошла, газ выключила, потом отошла к окну, замерла ненадолго, повернувшись к дочери спиной.

— Об этом надо было думать раньше. Не знает она… Надо к врачу, надо удостовериться.

— Я уже была у врача.

— Была?

Настя кивнула, низко опустив голову. Всё ещё немножко мутило, а от тона, которым с ней мама говорила, становилось только хуже. Хотелось убежать в свою комнату и забиться в какой-нибудь угол, укрыться с головой, чтобы ничего не слышать и не видеть.

— А мне почему не сказала?

— Не знаю. Не знаю, у меня слов не было!

— Замечательно.

— Мам, ну не ругай меня, мне и так… — Всё-таки всхлипнула и начала вытирать слёзы ладонью.

— Я не ругаю, Насть. Просто… неожиданно.

— Скажи уж правду: некстати. Абсолютно… ни к чему.

— Но это ребёнок. — Галина Викторовна к дочери шагнула, осторожно погладила ту по волосам. Постаралась придать своему голосу бодрости. — Ладно, чего уж слёзы лить. — Руками развела. — Ты не знала, что дальше со своей жизнью делать, и вот тебе решение. Всё равно ведь о свадьбе говорили! Ты Сашке позвонила, сказала?

Мама смотрела на неё, ждала ответа, а Настя внутренне сжалась, не зная, что сказать. Точнее, как именно сказать. Понимала, что врать бессмысленно. Сашка приедет, и правда всё равно вылезет наружу, только тогда всё будет страшнее и непригляднее.

Настя слёзы вытерла, откинулась на спинку дивана, подняла на мать глаза. Та на неё не смотрела, налила в стакан воды, Насте протянула, а встретившись с той взглядом, насторожилась.

— Что ты так смотришь?

— Мам, понимаешь… — Лоб потёрла. — Это не Сашкин ребёнок.

— То есть как?

Настя молчала. Глядела за её спину, в окно, и молчала. Только губы кривились, Солнцева это чувствовала, и поэтому прикусила верхнюю губу зубами.

— Насть, как не Сашкин?

Передёрнула плечами.

— Вот так.

— Ты уверена?

— Других вариантов нет.

Галина Викторовна медленно опустилась на стул, не спуская с дочери ошарашенного взгляда.

— И кто?..

Настя сжала руку в кулак, до сих пор не осмеливаясь взглянуть на мать.

— Маркелов.

— О боже, Настя!

— Я знаю, знаю! — Лицо ладонями потёрла, потом волосы, упавшие на глаза, убрала. На мать посмотрела. — Мам, что делать?

— Ты у меня спрашиваешь?

— А у кого мне ещё спросить?

— Я не понимаю, как ты могла связаться с Маркеловым. Москвич, он приехал и уехал. О чём ты думала?

— Ни о чём. Ни о чём не думала, в этом и проблема. А теперь…

— Теперь он в Москве, а у тебя ребёнок!

Потерянно кивнула.

— Да.

Настя ужасно боялась вечера, возвращения отца с работы. Даже надеяться нечего, что мама промолчит и с мужем возникшей проблемой не поделится. Да и смысл скрывать? Сейчас уже ждать нечего. Только после разговора с матерью, когда вслух произнесла: я беременна, Настя в это окончательно поверила, и уже не просто ждала чуда, а начала в голове раскручивать ситуацию, стараясь понять, что дальше делать. А отец отреагировал бурно, как она и предполагала. Кричать начал, но быстро успокоился, чему Настя от всего сердца порадовалась, глядя на его покрасневшее лицо. Ещё не хватало, чтобы у него инфаркт после такой новости случился. Выпив залпом два стакана воды, он поинтересовался у дочери, что та собирается делать. Самый трудный вопрос в её жизни, а все с такой лёгкостью его задают, Настя прямо диву давалась.

— Не знаю, — призналась она, и вот тогда рискнула дать ответ, который проблему бы решил быстро. Не зря заговорила об этом очень осторожно, потому что отец тут же снова начал орать. И на неё уставился бешеным взглядом, как на безумную.

— Ты сдурела? Ты хочешь, чтобы я свою дочь на аборт послал? В девятнадцать лет! Нет, милая моя, так не делается. Вы сначала ни о чём не думали или не хотели думать, по подъездам целовались, а теперь ты очень быстро хочешь решить незначительную проблемку?

Настя слёзы вытерла, на мать покосилась, а отец тем временем продолжал:

— Вот пусть он приедет, и мы тогда будем решать, что делать.

— Папа…

— Я слышать ничего не хочу больше. Он моей дочери ребёнка сделал? Пусть отвечает, пусть ведёт себя, как мужик.

Галина Викторовна поднялась, как-то подобралась вся, а Настя тут же насторожилась.

— Мам, ты куда?

— Пойду к Татьяне Михайловне, нужно с ней поговорить. Выяснить, как с её внуком связаться можно.

— Не надо никуда ходить, у меня есть его московский номер, — негромко и обречённо проговорила Настя.

Юрий Николаевич зло хмыкнул.

— Хоть номер оставил, и на том ему спасибо.

Настя, прежде чем выйти из родительской комнаты, на отца обернулась, кинула на того затравленный взгляд.

Единственная поблажка, которую удалось у родителей выторговать, так это дать ей небольшую передышку, не звонить Серёжке этим вечером, подождать до следующего дня. Настя думала, что за ночь сумеет морально подготовиться, найдёт нужные слова, и сможет смирить страх перед реакцией Маркелова. А вдруг он просто бросит трубку? Или какую-нибудь гадость ей скажет? Зачем ему портить себе жизнь? Именно об этом она всю ночь думала, а не слова подбирала, и несколько раз ей даже приходило в голову, что если Серёжка не захочет ничего знать о её проблемах, это, в некотором роде, станет благом. Она больше никогда его не увидит, и тогда, возможно, её жизнь не перевернётся вверх тормашками, в ней не появится Сергей Маркелов с некими правами на неё, не будет влиять на её жизнь, не станет диктовать ей что делать…

А что ей делать без него? С ребёнком? Отец ясно дал понять, что об аборте слышать ничего не хочет. Да если честно, она и сама… боится аборта до ужаса. Но что тогда? Стать матерью-одиночкой?

Оставалось только ещё раз, но сейчас как никогда отчаянно, пожалеть о том, что Маркелов вообще к ним приехал. Что ему в Москве своей не сиделось?!

Но об этом можно было думать бесконечно: почему он приехал, почему на неё внимание обратил, почему она с ним спала. От этих раздумий ничего не могло измениться. И ругать одного Серёжку тоже было несправедливо. Пусть он приложил немало усилий, чтобы добиться её расположения, но то, что произошло между ними в последнюю встречу, её вина. Настя была в этом уверена. Она могла остановить его, мало того, она могла ничего не начинать, но она сознательно пошла на риск, и винить остаётся только себя. Вот только впечатлит ли Маркелова её осознание собственной вины? Вряд ли.

Телефонный номер Настя набирала дрожащими пальцами. Заперлась в своей комнате, около получаса набиралась смелости, потом решила, что была не была, и номер набрала. С замирающим сердцем слушала долгие гудки, и в какую-то секунду даже решила, что Маркелов мог её обмануть и номер написать неверный. Хотя, тогда легче было вообще номера не оставлять. А он оставил… Интуиция? Сыгравшая с ним злую шутку.

Когда трубку сняли, Настя услышала глубокий, хорошо поставленный женский голос. Женщина произнесла:

— Аллоу, — на особый манер, растягивая гласные, и Солнцева в первый момент всерьёз растерялась. А женщина сказала: — Вас слушают, говорите.

В памяти всплыло имя Серёжкиной бабушки, той, что искусствовед — Аркадия Львовна. Она?

Пришлось срочно брать себя в руки, а ведь ещё минуту назад была уверена, что готова к разговору. Кашлянула в кулак.

— Здравствуйте. — Сказала и поморщилась, услышав, насколько неуверенно звучит её голос.

— Добрый день.

— Я… хотела бы поговорить с Серёжей. Можно?

— С Серёженькой? Конечно, можно. Почему нет. А вы по какому вопросу?

— По… по личному.

— О, это на самом деле интересно. Минуту. — Голос отдалился, и Настя услышала, как Аркадия Львовна громко позвала: — Серёжа, девушка хочет с тобой поговорить.

— Девушка, бабуль?

Услышав этот голос, Настя неожиданно покрылась мурашками с головы до пальцев ног. А в голосе Маркелова столько веселья ей послышалось, игривости, задора, и Насте от этого ещё страшнее стало. Он наверняка даже не предполагает, кто ему звонит, а главное — зачем.

— Девушка, — подтвердил женский голос, превратившись в таинственный шёпот. — Очень волнуется.

— Да ты что?

— Ты меня расстраиваешь, Сергей, я тебе не раз это уже говорила.

— Чем? Что в меня девушки влюбляются? — Маркелов смеялся, его голос был слышен всё ближе, и вот он уже в трубку хмыкнул, и произнёс: — Я слушаю. Таинственная незнакомка.

— Это я, — сказала Настя. Сказала, а в следующую секунду над собой посмеялась. Вот сейчас он спросит: «Кто это — я?», и будет, между прочим, совершенно прав. Но, к её удивлению, Сергей её сразу узнал. Веселья в голосе поубавилось, и тише проговорил:

— Привет. Вот это сюрприз.

— Неприятный?

— Насть, ты всегда язвишь мне в ответ, ты не замечала?

— Нет.

— Тогда я тебе глаза на этот факт открываю. Ты соскучилась?

Пока Настя раздумывала над ответом, Серёжа в сторону громко проговорил:

— Бабушка, будь добра, положи трубку. Я разговариваю.

Послышался какой-то щелчок, но Настя почти не обратила на него внимания. Она думала о том, что сейчас должна сказать.

— Нет, — сказала она в конце концов, а Серёжка, кажется, не понял, о чём она.

— Что «нет»?

— Ты спросил: соскучилась ли я.

— А-а. — Усмехнулся. — Позвонила сказать, что не скучаешь. Оригинально.

— Прекрати смеяться, а.