— Я приеду через неделю, очень постараюсь, и мы с тобой поговорим. Да? Всё выясним. Настя, я тебя люблю. Я скучаю безумно. Ты же моя девочка…

Совсем недавно она таяла от этих слов. И вспомнив об этом, решила не противиться, когда Саша её всё-таки обнял, правда, сама осталась безучастной. Аверин, наверное, решил, что так она своё упрямство и обиду демонстрирует, спорить не стал, только ещё раз напомнил, что они серьёзно поговорят, когда он приедет в следующий раз.

Тем же вечером Настя краем уха услышала разговор родителей на кухне. Отец курил, сидя у открытого окна, мама мыла посуду после ужина, и негромко рассуждала.

— Может, и к лучшему. Наконец, прекратятся ссоры, слёзы. Юр, он тебе что-нибудь сказал?

— А что, должен был сказать? Поздоровался и пошёл сумки таскать.

Галина Викторовна головой качнула.

— Вот вы, мужики. Сначала напакостите, а потом сумки таскаете, как ни в чём не бывало.

— Ещё неизвестно, простит ли ему Настя эту фря, что он привёз.

Галина Викторовной лишь рукой махнула.

— Она тогда всю ночь с ним во дворе гуляла, значит, выяснили.

— Галь, я вот не помню, чтобы мы такими были. Или были? Ссоры, обиды…

Дослушивать Настя не стала. Ушла в свою комнату и замерла у окна, раздумывая. Для родителей, видимо, всё ясно: они с Сашкой помирились или вот-вот помирятся. А для неё самой?

На неделе Сашка звонил ей из Москвы, как обычно, и Настя сама не заметила, как снова стала вечерами ждать его звонков. Разговоры их, конечно, теперь отличались от прежних, никаких нежностей и особых, важных слов, но разговаривали о работе, о том, что дома происходит, Настя рассказала, что мама собирается её в риэлтерскую контору на место секретаря пристроить, и Саша этому искренне порадовался. Настя и сама этому радовалась, дождаться не могла, когда на новую работу выйдет. Офис солидной риэлтерской конторы представлялся ей чем-то сказочным, после скитаний по улицам с сумкой через плечо. Она даже опять планы строить начала, осторожно, стараясь продумывать каждое слово, даже мысленно. И боялась пока их кому-либо озвучивать, Сашке, например, или даже родителям. Это было больше похоже на мечту, для самой себя. Представляла, как придёт в первый день на работу, в белой блузке, со строгой причёской, будет собой гордиться, и очень-очень стараться.

Однажды во дворе с Ольгой встретилась. Они давно не виделись, как раз после того вечера в клубе. Тогда они не раз сталкивались взглядами, и Насте становилось не по себе от злости и возмущения подруги её действиями, а сейчас, спустя пару недель, никак не могла вспомнить те ощущения. Будто не две недели, а два года прошло. Ей уже было не до Ольги, за это время она столько всего пережила, что, кажется, даже повзрослела. И теперь лишь кинула на подругу (бывшую! Постоянно об этом забывает) заинтересованный взгляд, гадала, что у той на уме, и как она пережила отъезд Маркелова. А Ольга вместо этого поинтересовалась:

— На работу не вернёшься?

— Нет. Я собираюсь на другую устраиваться.

— Кем? — заинтересовалась Оля.

Настя решила не таиться, повода не видела.

— Секретарём.

— Родители помогли?

— Да, мама. У неё там знакомая работает.

— Повезло.

На это Настя никак не отреагировала. Всё ждала, о чём Ольга ещё её спросит. Почему-то была уверена, что без упоминании имени Сергея не обойдётся. Но вместо этого услышала вопрос об Аверине.

— Вы помирились?

— Нет.

— Как это? Вас же видели… вместе.

Настя едва заметно усмехнулась.

— Тебе хочется, чтобы мы помирились?

Ольга вцепилась в ремень своей сумки.

— Так и будешь со мной всю оставшуюся жизнь сквозь зубы разговаривать?

— Может быть. Я теперь не знаю, чего от тебя ждать.

Ольга надула губы.

— Но он же уехал. Ни тебе, ни мне не достался. Чего ругаться-то?

Солнцева сбилась с шага и остановилась. Ольге пришлось на неё обернуться.

— А он мне был не нужен, Оль. Ты из-за своей идиотской ревности жизнь мне испортила. А теперь пытаешься сделать вид, что всё идёт, как надо? Я подыграть тебе должна? А у меня вот не получается.

— Не нужен? — Она неприятно усмехнулась. — Да, я видела, как он был тебе не нужен. И не только я, все видели. И Сашка тоже. И даже после этого он пытается с тобой помириться. А ты гордую из себя строишь? Ну, строй. Останешься у разбитого корыта.

— Не твоё дело, кого я из себя строю! И ты понятия не имеешь, что я пережила за прошлый месяц. Когда от меня все отвернулись. А всё потому, что ты кому-то что-то наболтала!

Ольга вздёрнула подбородок, выглядела уязвлённой, и соглашаться с Настиными обвинениями не спешила.

— Всё ты врёшь, — сказала она наконец. — Думаешь, никто не замечал, как вы друг на друга смотрели? Все видели. Ты сначала с ним по городу гуляла, улыбалась скромно, а потом говорила, что он тебе не нужен. Тебе не нужен, но и мне не достанься, да?

— Я никогда и ничего не делала тебе во вред. И если Серёжка не обратил на тебя внимания, это не моя вина.

— Он обратил, обратил! Но потом опять ты вмешалась! Ты пришла, вся такая разряженная, красавица, блин, и увела его! Мне назло!

Настя задохнулась сначала от возмущения, потом от обиды. Что ж, пусть маленькая, но справедливость, в Ольгиных словах была. Она ведь, действительно, так поступила, не задумалась тогда о последствиях.

— Я тебе с самого начала говорила, что он бабник. Так чему ты удивляешься?

— Ничему я не удивляюсь, — сказала Ольга, глядя на неё с неприязнью. — Я давно ничему не удивляюсь. Это только ты из себя оскорблённую невинность строишь, а у меня такой привычки нет.

— Ты уверена?

— Да! Кстати, куда вы делись тогда из клуба? Мы вас искали, ждали, а вы исчезли в неизвестном направлении. Сашка этим пока не интересовался? Где ты была… с Серёжкой, — передразнила её же Ольга. А Настя поняла, что начинает краснеть. Чтобы хоть как-то скрыть смущение, решила разозлиться. От злости ведь тоже краснеют, да?

— Тебе какая разница? Тебя он туда не позвал ни разу, хотя ты месяц за ним хвостом ходила. Может, поэтому и не позвал? Не знал, где спрятаться, — процедила Настя последние слова сквозь зубы и, не прощаясь, направилась в сторону своего подъезда. Если честно, её трясло — и от страха, и от негодования. Невозможно было предугадать, что Ольга прочитала по её лицу, и что ещё наговорить о ней может.

Сашка приехал только через выходные. По телефону просил прощения, умолял её не делать никаких выводов, обещал приехать скоро-скоро, и даже сумел Настю рассмешить. А когда вернулся, к ней явился с цветами. При этом не позвонил в дверь, как все нормальные люди, а в окно полез, с букетом наперевес.

— Ты что, с ума сошёл?! — Настя замерла посреди комнаты, не зная, как реагировать. Потом кинулась тонкие занавески отдёргивать, чтобы Аверин их случайно не сорвал. Он, наконец, оказался в комнате, правда, несколько неуклюже приземлился на пол, но тут же поднялся, и пригладил растрепавшиеся волосы. И цветы ей протянул. Только после этого заулыбался и выдохнул:

— Привет. Это тебе.

Настя смотрела на него с проницательным прищуром. Потом цветы взяла, понюхала красные розы.

— Спасибо.

Аверин смешно развёл руками.

— Я приехал, как и обещал.

— Молодец.

— И всё?

От ответа Настю избавил отец, дверь в её комнату открыл, видимо, привлечённый шумом, Сашку увидел, вначале слегка нахмурился, соображая, как тот в комнату его дочери попал, а когда догадался, хмыкнул. Взглядом их посверлил, и дверь закрыл.

— Зачем ты в окно полез? — спросила Настя.

Саша плечами пожал.

— Не знаю, подумал, что это… романтично.

Романтично? Запомнить день, когда Аверин произнёс это слово вслух, обязательно.

— Насть, я соскучился. — Он подошёл к ней сзади и обнял, уткнулся носом в её шею. Он так привычно навалился на неё, задышал горячо, руками обхватил, а Насте неожиданно стало не по себе. Она этого не ждала. Почему-то. Почему не ждала? Раз они две недели говорили по телефону, а это ведь что-то да значит. Позволила себя поцеловать в щёку, потом осторожно вывернулась из его рук. Взяла с полки вазу.

— Пойду воды налью. Тебя покормить?

— Нет, меня мать накормила.

— Значит, не бегом ко мне кинулся, в окно карабкаться. Это хорошо, голова ещё на месте.

Он усмехнулся.

— Ну… да, для начала основательно подкрепился.

Когда Настя в комнату вернулась, Сашка уже сидел на диване, на подлокотник навалился и оглядывался с видимым удовольствием. А Солнцева совершенно некстати вспомнила, что они с Маркеловым… на этом самом диване… С Сашкой ни разу у неё дома любовью не занимались, Насте всегда неловко было, а вот Маркелова пустила в святая святых.

Зачем она об этом думает?

— Говорят, вы с Ольгой снова разругались.

Настя посмотрела на него.

— Да? И кто говорит? Хотя… о чём я спрашиваю?

Аверин усмехнулся.

— Значит, она тогда на самом деле наболтала?

У Насти вырвался усталый вздох.

— Ты только сейчас об этом задумался? А две недели назад тогда зачем ко мне пришёл?

Он глаза опустил.

— Во-первых, я тогда уже знал. Догадывался. А во-вторых, я же сказал… Я тебя люблю. Не могу я без тебя. И когда ты на меня обижаешься, мне спокойно не живется. Поцелуй меня, а?

Настя глянула на него через плечо, улыбнулась, но целовать не стала. Сашка голову на спинку дивана откинул, выглядел страдающим.

— Всё ещё злишься на меня?

— А сам как думаешь?

— Думаю, что нужно было Маркелова в бараний рог скрутить, причём сразу, как только он ту песню допел. Чтоб неповадно было.

— Какую песню, Саш?