Ардет вежливо наклонил голову, ожидая, что дама намерена удалиться.

Вместо этого она сказала:

– Простите мою навязчивость, но не вы ли наш новоиспеченный граф? Лорд Ардет?

– Да, за мои грехи, – с поклоном ответил он.

– Нет, за ваши благодеяния. Я леди Винросс.

Она протянула графу руку, и тот поднес ее к губам, не сводя при этом взгляда с чаши пунша.

– Вы меня не знаете.

Простая вежливость требовала, чтобы он теперь посмотрел на даму.

– Боюсь, что нет. В последние недели я встречался со множеством людей. Приношу вам Свои извинения.

– В них нет необходимости. Это с моим сыном вы могли познакомиться, Джеймсом Винроссом. Капитаном гусар его величества Джеймсом Винроссом. Он где-то здесь. Это его последний официальный выезд перед увольнением из армии, слава Богу.

– Я познакомился со многими нашими храбрыми военными, дорогая леди Винросс. Если ваш сын вернулся невредимым, я разделяю вашу благодарность небесам.

– Нет, это вас я хочу поблагодарить. Джейми рассказал мне о том, что вы делали. Не для него лично, его ранение не было тяжелым, хотя говорят, что прихрамывать он будет до конца своих дней. Для его солдат. Он не в силах был им помочь, он лишь мог видеть, как они страдают, в то время как армейские хирурги оставляли их умирать. Врачи, которые заботились только о раненых офицерах! При тяжело раненных солдатах оставались лишь немногие хирурги. И вы.

Ардет покачал головой:

– Я не врач и не хирург. А те немногие медики, которые там были, работали сверх сил. Они просто не успевали помочь каждому вовремя и не преуспели бы, даже если бы их численность утроилась.

– Джейми говорил то же самое. Но вы были возле раненых и, как он утверждал, спасли жизнь многим. Вы помогали даже тем, от кого врачи уже отказались. Он называл вашу помощь чудодейственной. Джейми хотел поблагодарить вас, но вы покинули Брюссель прежде, чем он успел это сделать.

– Я не сделал ничего такого, чего не сделал бы любой другой джентльмен, обладающий нужными навыками.

– Никто ничего не делал. И даже не пытался делать. Я считаю, что причина всех этих смертей не от ран в бою, а в полевых лазаретах из-за плохого ухода и дурного лечения. Он вернулся домой, хромая, но душе его нанесены поистине тяжкие раны. Он страдает от ночных кошмаров, он глубоко презирает и проклинает тех, кто виновен в происходившем, и тех, кто посылал многих и многих на смерть, оставаясь в безопасности.

– Он судит вполне разумно. Должно быть, ваш сын – отличный офицер, из тех, кого любят подчиненные, готовые отважно сражаться под его командованием.

– Он таким и был. Сегодня вечером ему должны вручить наградной лист. Я еле уговорила его приехать и принять награду. Он явился, но только в надежде встретить знатного человека, который вел себя столь благородно. В газетах писали, что вы будете здесь.

– Это был мой долг. Я имею в виду не появление на сегодняшнем приеме, а помощь солдатам в беде.

– А мой долг – поблагодарить вас за то, что вы вернули мне моего сына. И поблагодарить от имени тех матерей, сыновей которых вы спасли. Мы все ваши должницы. Правительство не наградит вас медалью, я в этом уверена, и не повысит ваш титул.

– Для меня не имеет значения ни то ни другое.

– Я так и думала. Но ведь кто-то должен признать долг. Что я должна предпринять, чтобы вернуть вам долг благодарности за тот подарок, который вы сделали женам и матерям, дочерям и сестрам?

Ардет посмотрел на чашу с пуншем, потом глянул в сияющие любовью материнские глаза, а потом перевел взгляд на ту часть огромной комнаты, которая пустовала, если не считать единственного занятого кресла у стены.

– Вы могли бы по-дружески поддержать мою жену, – сказал он.

Леди Винросс слегка покраснела.

– Я, о…

– Она была рядом со мной большую часть времени. Она не могла находиться в кругу офицерских жен, которые перематывали бинты или делали нечто подобное, это мне неизвестно. Она же находилась в аду полевого армейского лазарета, держала раненых за руки, вытирала им пот со лба, слушала их мольбы. И когда я просил ее о помощи, она подходила и помогала мне совершать то, что вы назвали чудесами, спасая тех, кого еще можно было спасти. И по мере сил облегчала муки тех, кого уже нельзя было спасти. Если ваш сын видел меня, то видел и золотоволосого ангела рядом со мной. Она тоже заслужила вашу благодарность. Быть может, даже большую, чем я, ибо без помощи ее рук я не сумел бы сделать столько, сколько сделал.

– Да, но…

– Имоджин Маклин помогала со всей готовностью и по доброй воле, несмотря на то, что потеряла так много сама. Неужели вы не в состоянии извинить те ошибки в поведении, которые не принесли вреда никому, кроме нее самой, и которые вполне объяснимы, и по достоинству оценить то доброе, что совершила эта добрая и благородная женщина?

– Хорошая женщина заслуживает большего, чем рубины, вам не кажется?.. Я видела один у нее на шее.

– Она заслуживает гораздо большего.

Леди Винросс сняла очки и протерла их носовым платком.

– Я слышала, что ее муж был ужасным грубияном.

– Ее первый муж.

– Разумеется, – с улыбкой произнесла леди Винросс. – Говорят, что он всем лгал.

– Включая Имоджин.

– Никто не любит быть обманутым, особенно леди определенного общественного положения.

– Вы имеете в виду снобов. Но вообще-то вы правы, такое никому не нравится. Так и вините Элгина Маклина, а не его несчастную жену. Она от этого пострадала более, чем кто бы то ни было другой.

– Ходят слухи, что они вообще не были обвенчаны.

– Я видел брачное свидетельство собственными глазами.

– Он никогда не представлял ее как свою супругу.

– Он был дураком и хамом. Теперь я представляю ее. Она женщина высоких качеств и достойна бережного отношения.

Леди Винросс снова водрузила на переносицу свои очки и посмотрела на Ардета твердым взглядом:

– Думаю, вы правы. Итак, договорились. Я сделаю то, о чем вы просите. – Прежде чем Ардет успел поблагодарить ее и проводить к одинокому креслу Джини, леди Винросс добавила: – Я слышала, что Элис Хэдли вошла в число ваших служащих.

Ардет не был уверен, что мисс Хэдли может иметь отношение к их беседе, тем не менее он кивнул и ответил:

– Да, эта леди была нанята в качестве компаньонки и секретаря моей жены, но они очень скоро стали друзьями.

– У мисс Хэдли хорошая голова на плечах, несмотря на тяжелые условия, в которых она выросла. Я ее знала с давних пор и готова дать клятву, что она никогда не приняла бы участия в чем-либо сомнительном. Если они с вашей женой подружились, это к лучшему и облегчит нам дело. Я имею некоторое влияние, милорд, так что познакомьте меня с молодой леди, и мы вместе подумаем, как перетянуть на нашу сторону тех простофиль, которые нами управляют.

– Принц уже признал мою графиню.

– Я имею в виду тех, кто в самом деле управляет, милорд, – довольно резко повысив голос, возразила леди Винросс. – Не нашего экстравагантного принца и не наших политиков. Я имею в виду патронесс образованного общества.

Не было возможности в точности определить, обязана ли перемена в отношении к словам Ардета со стороны леди Винросс действию пунша или силе убеждения графа. Возможно, что достаточное количество выпитого пригладило взъерошенные перья или притупило неприятные воспоминания без помощи Ардета. А возможно, леди Винросс в самом деле обладала немалым влиянием в высшем свете Лондона. Она отыскала в толпе своего сына, который дал слово, что выполнит свою часть дела, тсжесть обработает, как он выразился, молодых леди, а сама занялась пожилыми особами.

Когда Ардет вернулся к Джини со стаканчиком пунша, а не лимонада, который она просила разыскать, жена его была готова умолять графа как можно скорее уехать домой, Она сидела одна-одинешенька, если не считать маячившего в некотором отдалении сэра Кельвина, и наблюдала за тем, как женщины увиваются вокруг ее мужа.

– Прошу вас, Ардет, извините, Корин. Признайте, что вы ошибались. Я буду счастлива жить в деревне.

– Сознавая, что вас унизили в Лондоне? Не имея возможности вернуться? И при том, что ваша родня так и не признает вас? Я не могу примириться с этим. Подождите.

И она стала ждать, понемногу потягивая пунш, который мало-помалу успокоил ее желудок и нервы. Потом она подняла глаза… и поняла, что почувствовали египтяне, которых вел за собой пророк Моисей, когда увидели, как по его велению Красное море расступилось перед ними, обнажив сухое дно. Множество улыбающихся женщин устремлялось к ней, почти отталкивая одна другую, чтобы поскорее быть ей представленной, не графу, нет, а его героической супруге. Это она, ангел милосердия, писала письма леди Кинкейд под диктовку ее племянника, это она утирала пот со лба младшему сыну леди Невельсон, делала перевязки младшему брату горничной леди Хаверхилл и приняла к себе несчастную бездомную мисс Хэдли.

Да, она, быть может, чересчур поспешно вступила во второй брак. Но какая из них этого не сделала бы? Какая из них отказала бы графу, если бы он попросил руки ее собственной дочери? А теперь Имоджин Хоупвелл Маклин Ардсли помогает своему супругу заниматься благотворительностью. Она стала графиней, у нее приличное состояние. Принц ее принял любезно и оценил по достоинству, и тут дело не в том, что его прельщает улыбка каждой хорошенькой женщины. К тому же это вечер мира, не так ли? Союзники поздравляют друг друга, и как могут женщины Лондона не приветствовать ту, которая сделала свой вклад в общую победу?

Сэр Кельвин доказал, что он не совсем бесполезен, записав для Джини все имена, все приглашения и приемные дни. Приглашений на две последующие недели Джини получила больше, чем за два последних года. О ребенке не упоминали, о собственной семье Джини тоже.

Ардет улыбался во весь рот. Едва наступила некоторая передышка, он обратился к Джини: