Кроме того, эрцгерцогиня заявила, что платье будет хорошо и для «Золотого приза», на который будут выставлены лошади герцога Фэйверстоуна.

«Вот он удивился бы, скажи ему кто, что я в этом самом платье завтракала наедине с французским графом, с которым познакомилась сама на балу художников!» — развеселилась Тина.

Неожиданно ей пришла в голову мысль, что, произойди это, герцог может и вовсе отказаться жениться на ней. Какой прекрасный способ отделаться от ненавистного жениха! Но в таком случае его место может занять какой-нибудь из ужасных немецких принцев типа Георга, и тогда ее судьба окажется еще более плачевной.

«Впрочем, что сейчас об этом думать? По крайней мере на несколько дней я просто Тина Бельфлер, и на мне не лежит никаких государственно-матримониальных обязанностей — так что, я могу вести себя, как мне заблагорассудиться!"

Но тут перед ней встал вопрос, должна ли она, будучи такой же попрыгуньей, как эта Ивонна, и вести себя точно так же, как она?

Неужели и ей надо так же обнимать мужчину, целовать его на глазах у всех и танцевать столь неподобающим девушке образом?!

Как может она так же открыто флиртовать с кем ни попадя, как делали это многие дамы прошлой ночью? А ведь так вели себя даже те дамы, которых она видела вчера в «Кафе Англэ», а уж они то явно рангом выше, чем девицы с бала…

Впрочем, кроме флирта, дамы из кафе не позволяли себе ничего неприличного. и Тина подумала, что им дарят драгоценности и осыпают комплиментами только за их яркую красоту.

Мелькнула у нее какая-то смутная мысль, что здесь должно быть что-то еще, но поскольку она совершенно не знала что — то и мысль эта быстро ускользнула.

Часы на камине уже пробили полдень, и Тина поняла, что брата будить все же придется, если она действительно хочет успеть на ленч с графом. Но тут, слава Богу, Кендрик встал сам.

В открытую дверь спальни Тина увидела, как он вошел в столовую, и, подпрыгнув от счастья, бросилась к нему.

— Наконец ты проснулся, Кендрик! Ах, как хорошо! А я уж думала, что ты заснул навеки!

Брат хмуро потер глаза.

— И с удовольствием бы, — зевнул он. — Который час?

— Уже первый. Давай я закажу тебе завтрак, или ты подождешь до ленча?

— Лучше просто кофе. Вчера я выпил столько шампанского, что голова раскалывается.

— Ах, бедняжка! По, знаешь, у меня с собой есть немного одеколона. Мы намочим платок, ты приложишь его к вискам, и, может быть, станет легче.

Кендрик простонал нечто утвердительное и рухнул в первое подвернувшееся кресло. Со своими густыми взъерошенными волосами он казался совсем юным, почти школьником.

Тина заказала кофе и сбегала к себе за флаконом одеколона.

Кендрик полулежал в кресле, совершенно расслабившись, пока сестра накладывала ему на лоб пахучую повязку.

— Послушай, Кендрик, — осторожно начала она, — граф пригласил нас сегодня на ленч и скоро уже будет здесь, но… если ты не хочешь идти, то ладно, отпусти меня одну.

Кендрик приоткрыл один глаз.

— Ах да, ведь я сам обещал Ивонне позавтракать с ней!

— Значит, мы завтракаем по отдельности!

Брат довольно заулыбался.

— Сказать по правде, это было бы самым лучшим решением вопроса.

— Тогда все в порядке! Я позавтракаю в компании графа и, слава Богу, больше не буду видеть твоих развлечений.

— Вот-вот… — пробурчал Кендрик и сел в кресле. Теперь он стал немного больше походить сам на себя. — Я не собирался тебе говорить. Тина, но я буквально покорен ею…

— Конечно, она куда приятней, чем та твоя первая, Нанетта.

— Ты права, и к тому же она не из того сброда, что вился вчера рядом с нами в ложе.

Тина с ним согласилась, а потом решила сделать еще один маленький шажок в направлении уточнения истины:

— А эта Ивонна… Она актриса? Кендрик как-то сник и неуверенно ответил:

— Я верю, что когда-то она действительно играла на сцене…

— А теперь?

На этот раз повисло долгое молчание.

— Честно говоря, у меня не было времени о многом ее расспрашивать.

— Да-да, конечно, — поспешно согласилась Тина, — сделать это минувшим вечером было очень трудно не только для тебя. Оркестр играл так громко, особенно в том заведении на Монмартре…

— Прости меня, это заведение оказалось совсем для тебя неподходящим, и мне не следовало тебя водить туда…

— По зато последние танцы на Елисейских полях оказались очаровательны! Одно только странно: как это ты не сказал мне «спокойной ночи»?

Кендрик откровенно покраснел.

— Если признаваться до конца, сестренка, то я просто забыл. — Он снял со лба намоченный платок. — Вся беда в том, что мне вообще не следовало впутывать тебя в эту мою авантюру — да теперь поздно!

— Честное слово, ничего страшного не произошло! — запротестовала девушка. — Мне было весело, и граф оказался весьма любезен. — Тине показалось, что при последних словах брат посмотрел на нее как-то подозрительно.

— Вел ли он себя достойно по отношению к тебе? — вдруг резко повысив тон, потребовал отчета Кендрик. — Не пытался ли поцеловать или еще что-нибудь в таком духе?

— Конечно, нет! Он два раза поцеловал мне руку, но в этом ничего неприличного нет.

— Нет-то оно нет, — с сомнением в голосе протянул брат, — но держись от него подальше. Ты же знаешь, каковы все французы.

Тина улыбнулась.

— Пусть я пока и не знаю, каковы они, но тем интересней будет это узнать!

Кендрик буквально застонал:

— Вот что. Тина, предупреждаю тебя сразу: если только ты выкинешь что-нибудь этакое, то я тут же отправлю тебя прямиком в Эттинген!

— О, только не это, Кендрик! Да и как это еще у тебя получится? Впрочем, я дала тебе обещание вести себя смирно и намерена его выполнять. Но как все-таки жаль, что я не взяла подобного обещания с тебя, мой братец!

— Ха, — рассмеялся Кендрик, — должен же я в этих распроклятых казармах иметь хоть какие-нибудь оживляющие душу воспоминания!

— То же самое я могу сказать и о себе.

И оба близнеца, довольные друг другом, радостно улыбнулись.

Тут как раз появился и заказанный кофе.

Тина тотчас же обратилась к принесшей его Рене:

— Не окажете ли вы мне любезность зашнуровать мой корсет и застегнуть платье?

— С удовольствием, мамзель. Девушка сразу направилась к спальне, а двинувшуюся вслед сестру Кендрик остановил коротким тихим свистом. Она тут же остановилась.

— Ты должна дать ей на чай, — прошептал он.

Тина искренне удивилась, но быстро сообразила, что это следовало бы сделать уже давно.

— Конечно. По сколько же? Брат пожал плечами.

— Два-три франка, я думаю. Тина кивнула и скрылась в спальне. Рене умело и ловко помогла ей справиться со всеми трудностями, и девушка немедленно протянула ей три франка.

— Благодарю за помощь. Тина даже немного покраснела, отдавая эти несчастные деньги, ибо никогда в жизни ей не приходилось давать чаевых — обычно за нее это делали сопровождающие. Рене же невозмутимо приняла деньги и весело прощебетала:

— Мерси, боку, мамзель.

После ее ухода Тина высунула голову в гостиную и прошептала брату:

— Ты не должен забывать подсказывать мне вещи, которых я не знаю! Я же никогда не давала никому на чай.

— Так запомни: на чай надо давать за любую услугу, даже самую Мелкую. А если ты забудешь про это, то французы быстро тебе об этом напомнят.

— Так сколько же стоила тебе наша прошлая ночь?

— Я платил везде и со всеми на равных — и потратил таким образом куда больше, чем рассчитывал. Словом, к Уорту ты вряд ли попадешь.

— Тогда я с удовольствием стану посещать рестораны и балы. К тому же не забывай, у меня есть немного и своих денег, а кроме того драгоценности.

— По ты, должно быть, не в своем уме, если думаешь продавать их. Ведь если что-то исчезнет, то мама заметит это тотчас. Начнется расследование! И в конце концов придется признаться во всем, чем мы здесь занимались.

Тина вскрикнула от ужаса и скрылась за дверью.

Там она быстро надела капор, удивительно шедший к ее платью и, посмотрев на себя в зеркало, пришла к выводу, что в таком виде, да еще с подкрашенными губами и ресницами, в родном Виденштайне ее не узнал бы никто.

— Никто и не узнает, — весело пропела она своему отражению и в тот же миг услышала, как двери в гостиную хлопнули и голос Рене сообщил:

— К вам господин, мсье! Сердце Тины радостно подпрыгнуло, ибо она и до объяснений Рене поняла, кто это. Действительно, через несколько секунд раздался голос графа:

— Доброе утро, Вийерни. Вижу, вы поднялись совсем недавно.

— Увы, увы… Кстати, благодарю вас за то, что отвезли домой мою… — Тут Кендрик немного замялся, и Тина затаила дыхание. Непроспавшийся Кендрик был вполне готов назвать вещи своими именами. По, к счастью, брат кое-как все-таки выговорил «мою Тину», и инцидент был исчерпан.

Облегченно вздохнув, девушка решилась выйти в гостиную.

Граф, высокий и импозантный еще более, чем вчера, стоял у окна рядом с Кендриком, и свет, лившийся сзади, окружал его фигуру призрачным золотым ореолом.

— Бонжур, мсье, — учтиво поздоровалась девушка.

Граф обернулся, и мгновенно по его вспыхнувшим глазам Тина поняла, что он в восторге и от ее нового платья, и от шляпки, и от умело подкрашенного лица.

— Доброе утро. Тина, — поздоровался он. — Не спрашиваю о том, как вы выспались, — ибо выглядите, как сама Весна!

— Именно так я себя и чувствую. Зато у бедняги Кендрика ужасно болит голова и потому… Словом, он, вероятно, не сможет составить нам компанию.

— Приношу свои соболезнования вашей голове, но ничего удивительного в этом не нахожу. Если вы пили шампанское в этом чудовищном дансинг-холле на Монмартре, то еще удивляюсь, как вы вообще живы.

— Увы, я оказался настолько глуп, что умудрился выпить там не меньше двух стаканов. К несчастью, меня мучила жажда.