Одна идея у нее всё же появилась в ходе подготовки к слушанию, но сможет ли Трейси убедить в ее разумности судью Маккласки? В мысли настойчиво ворвался строгий женский голос, сухо пригласивший их пройти в кабинет. Трейси оттолкнулась от стены, обшитой деревянными панелями, и подумала, что у секретаря судьи либо хронический запор, либо перманентная сексуальная неудовлетворенность. Как еще можно было объяснить дурное расположение духа, которое она демонстрировала с завидной регулярностью? Жизнь самой Трейси, возможно, висела на волоске, но она предпочитала не отчаиваться, поэтому и находила время поразмышлять о всяких глупостях.

– Итак, мисс Полански, – сложив перед собой руки в замок, судья Кэролин Маккласки решила подвести итог двадцатиминутного монолога Трейси. – Взвесив все за и против, – она остро посмотрела на Лоретту Росс, – суд вынужден отказать в восстановлении опеки над несовершеннолетним Микаэлем Россом.

Лоретта закусила губу, чтобы не расплакаться на глазах у всех, Трейси осталась невозмутима – она была готова к такому решению. Она правдиво и абсолютно честно обрисовала ситуацию, заложницей которой стала ее клиентка. Трейси хотела добиться справедливого, взвешенного решения, без ухищрений и уловок. И сдаваться не собиралась. Рано еще!

– Ваша честь, я понимаю, какая ответственность лежит на ваших плечах. Штат Нью-Йорк в вашем лице проявляет заботу о малыше Микки, – Трейси намеренно назвала его уменьшительным именем, показывая, что он не обезличенный абстрактный человек, а ребенок, маленький и нуждающийся в материнской заботе. – Но каким бы хорошим ни был детский дом и персонал в нем, мать они не заменят.

– Мисс Полански, этого разбирательства вообще не было бы, если бы миссис Росс добросовестно исполняла свой родительский долг, – жестче, чем следовало, парировала Маккласки.

– Мы все люди, и иногда совершаем ошибки, – Трейси бросила взгляд на Лоретту, которая совсем расклеилась, уже оплакивая решение суда, – в которых потом сильно раскаиваемся.

– Миссис Росс, – немного смягчившись, судья Маккласки обратилась лично к Лоретте, – я не могу подвергать опасности ребенка…

– Я понимаю, – всхлипнула Лоретта, перебивая. – Я столько всего сделала, столько натворила, но я стараюсь исправить свою жизнь. Я работаю, не принимаю наркотики или алкоголь, – эмоционально и не подбирая выражений, рассказывала она. – Микки для меня всё! Я только ради него и живу, только желание вернуть сына дает силы идти дальше. Но если нужно – я буду ждать столько, сколько необходимо, чтобы мне поверили и разрешили снова стать матерью.

Трейси и саму проняла речь Лоретты: она казалась искренней и действительно страдающей.

– Ваша честь, миссис Росс нельзя винить за преступление бывшего мужа, – осторожно начала Трейси. – Сейчас его ищет полиция и когда найдет – его надолго посадят в тюрьму. Больше не будет угрозы ни миссис Росс, ни Микки.

– Но его еще не поймали и неизвестно, когда найдут, и найдут ли, – веско заметила судья Маккласки, но настроена была уже не так категорично.

– Вы совершенно правы, но насколько мне известно, его ищут и обязательно поймают, но решение, которое вы примете сегодня, обозначит судьбу Лоретты и ее сына на целый год. Год, – повторила Трейси.

Судья Маккласки откинулась на спинку зеленого кожаного кресла и задумчиво обвела взглядом кабинет, прежде чем спросить:

– У вас есть какое-то конкретное предложение?

– Ваша честь, мне кажется, будет справедливо, если мы встретимся вновь, когда Джека Росса схватят и посадят в тюрьму. Тогда вы сможете оценить мою клиентку без, – Трейси обвела рукой лицо Лоретты, всё еще хранившее следы жестокой любви бывшего мужа, – влияния обстоятельств, независящих от нее.

– Его могут поймать через год, – предупредила о возможных не радужных перспективах судья.

– Мы понимаем, – Трейси подбадривающе улыбнулась Лоретте, – и готовы ждать, пока безопасность Микки не будет безоговорочной.

Лоретта Росс быстро закивала, утирая слезы. Она подождет. Подождет столько, сколько будет необходимо, только бы ей вернули сына.

– Хорошо, – согласилась судья, делая исключение. – Три месяца. Если по истечении этого срока ваш муж всё еще будет на свободе, тогда будете ждать год. Если же его поймают завтра – подавайте прошение заново, и мы с вами побеседуем вновь в самое ближайшее время.

– Спасибо, спасибо, – всхлипывала, но теперь уже от радости Лоретта.

– Благодарю, ваша честь, – улыбнулась Трейси. – Уверена, что мы с вами скоро увидимся.

–//-

На Парк-Авеню в апартаментах четы Стеклер за неспешным разговором протекал семейный ужин. На полированном дубовом столе, застланном белоснежной кружевной скатертью, в окружении ослепительного блеска хрустальных бокалов стоял изысканный букет таких же сияюще-белых лилий. Они источали приятный цветочный аромат, но сегодня удушали своей приторной сладостью. Брендон никогда не любил эти цветы, но исправно покупал, когда родители приглашали к себе – мать обожала лилии.

Он поднес к губам бокал с красным вином, искоса бросив взгляд на наручные часы: ему нужно встретиться с Трейси. Сегодня она не должна оставаться одна. Она вообще больше не должна оставаться одна. Брендон несколько раз за вечер набирал ее номер, но так и не смог дозвониться, это нервировало и заставляло волноваться.

Он отложил приборы, практически не притронувшись к еде и, вытерев губы салфеткой, выжидающе посмотрел на отца. Брендон старался не пропускать приглашений отужинать с родными, но сегодня у него категорически не было времени. Если бы не важная встреча с Палмером, Брендон ни за что не поехал бы в ратушу. Он ведь практически вышел из здания, но был цепко перехвачен отцом, который настаивал на совместном ужине. Двадцать минут он покорно выжидал, когда можно будет начать ту самую важную беседу, к которой апеллировал отец. Всё, время подошло: Брендон выразительно поднял брови, чем вызвал улыбку Адама.

– Ну откуда в тебе столько нетерпения! – беззлобно пожурил Адам, делая маленький глоток из бокала.

– В году всего триста шестьдесят пять дней – боюсь не успеть.

Патрисия тепло улыбнулась сыну, по-матерински любуясь им. Брендон был их единственным ребенком, любимым и желанным, для которого были созданы все условия, чтобы вырасти выдающимся человеком. И сегодня их стремления и мечты сбудутся. Она была рада и бесконечно гордилась сыном.

– Через три года выборы в сенат, – издалека начал Адам, – и тебе пора задуматься о твоей политической карьере. – Брендон молчал, поэтому он продолжил: – Я сегодня разговаривал с сенатором Лавалем: он полагает, сейчас очень благоприятное время, чтобы начать работать в этом направлении. Ты поедешь в Вашингтон под начало Кеннета, а через год выдвинешь свою кандидатуру от штата Нью-Йорк. Ее поддержат, – уверенно заявил Адам и весело добавил: – Но драка за штат будет жесткой!

Брендон выслушал предложение отца и, тщательно взвесив открывавшиеся перед ним перспективы, заговорил:

– Я хоть и люблю драки, но не могу сейчас уехать из города.

– Сын, это хорошая возможность…

– Я знаю, папа, – остановил его Брендон, – и тем не менее остаюсь.

– Это же твое будущее! – не выдержала Патрисия. – Ты ведь к этому шел все эти годы!

– Ты права, мама, – он легонько сжал ее руку, – но иногда я чувствую, что из-за своих амбиций упускаю нечто более важное.

Патрисия беспомощно смотрела то на сына, то на мужа, потом непонимающе охнув, потребовала:

– Адам, вразуми же его!

Он в ответ невозмутимо отрезал кусочек от сочного идеально прожаренного стейка и, положив его в рот, стал тщательно пережевывать. Патрисия, не выдержав, всплеснула руками, и только тогда Адам сказал:

– Дорогая, наш сын – взрослый человек и только ему решать, что делать со своей жизнью. Кстати, говядина сегодня восхитительная! – Адам отрезал еще кусочек, а Брендон поднялся, поцеловал шокированную мать и быстро покинул гостиную. Его ждали дела. Его ждала Трейси.

–//-

Трейси выключила мобильный телефон и бросила обратно в сумочку, сжимая в ладони связку ключей. Марко сказал, что она срочно нужна ему, а она так боялась встречаться с ним, но отказать не посмела. Трейси боялась его. После жуткого убийства Тэсты она уже была не так уверена, что он не причинит ей вреда. Марко яростен, безжалостен и мстителен, это его натура. То, что притягивало к нему людей и одновременно заставляло на интуитивном уровне опасаться. У него было понятие о мужской чести, весьма своеобразное, но очень для него важное. А она, Трейси, проехалась по этой самой чести, словно на танке, и если Марко узнает – ее ждет та же судьба, что и Пола Тэсту.

Трейси судорожно обняла себя руками, будто колючий мороз ледяной волной прошелся по телу. Она ведь всего лишь встречалась с мужчиной, но оказалась втянута в такие дела, о которых раньше только читала в книгах или видела в фильмах. А сейчас эти события ожили: наполнились красками, запахами и обрели лица, и Трейси не нравилось, во что превратилась ее жизнь. У нее было ощущение, что дамоклов меч висит прямо над ее головой, что опасность ходит след в след, а смерть буквально наступает на пятки. С этим надо что-то делать.

Она развернулась: за ней скоро приедут, нужно спуститься к парадной. Как бы Трейси ни боялась, но позволить зародить в Марко подозрения было бы ошибкой. На кону слишком много жизней – своей она могла бы еще рискнуть, чужими – нет. Она не знала удастся ли ей выйти из игры невредимой, но надеялась, что хотя бы живой. Надеялась, что человека в Марко больше, чем зверя…

И этот зверь сейчас метался у него внутри, раздирая в клочья душу, прогрызая себе путь наружу. Марко держал его под контролем, но испытывал почти физическую боль от этой борьбы. Он застыл у окна, как ледяное изваяние, рассматривая ночное небо, звездное и холодное, как и его сердце. Он считал минуты до момента, когда к нему привезут Трейси. Ждал, когда сможет взглянуть в ее лживые глаза. Ежесекундно бросал взгляды на большие механические часы, желая быстрее увидеть ее и понять, что чувствует в их последнюю встречу.