Лейк Оливия - Крылья бабочки

– В вашем доме больше не рады представителям закона – отсюда и маскарад. – Он сказал это с укором, не явным, но больно кольнувшим.

– В моем доме всегда рады представителям закона, – прохладно ответила Трейси, отступая от двери. Похоже, им предстоял разговор, не предназначавшийся для чужих ушей. – Что-то случилось?

Питер бросил коробку на стол, не деликатно, но и без вызова.

– Да, мисс Полански, – он остро посмотрел на нее, охватывая с ног до головы: рубашка с закатанными рукавами и мягкие шорты. – Кое-что случилось.

«Даже так», – подумала Трейси, напрягаясь от официального, пронизанного недоверием тона.

– У нас с вами есть общий знакомый, и стране нужно, чтобы вы помогли засадить его за решетку, – без лишних предисловий сказал Питер.

– Не понимаю, о ком вы.

– О Марко Мариотти.

– Я ничего не знаю и не имею влияния на мистера Мариотти. Я просто встречаюсь с мужчиной.

– Если бы это было так – я бы к вам не пришел. Это операция на контроле у Президента. Вы понимаете, что это значит?

– Я ничем не могу помочь, – покачала головой Трейси.

– Вас не волнует, что наркотики попадают в школы, что умирают люди? Вы понимаете, чем это грозит нации? – Поначалу Питер говорил спокойно, но на последней фразе вспылил: – Вы давали присягу: служить правосудию и защищать законы этой страны!

– Если я нарушила закон, то мне должны предъявить обвинения. Вы собираетесь это сделать? – холодно поинтересовалась Трейси, морально готовясь к любому повороту, даже к наручникам.

– Нет, – произнес Питер, – пока нет. – Он пошел к выходу, но резко замер, поворачиваясь, и она снова увидела молодого мужчину из Аспена. – Трейси, ты не представляешь, куда влезла. – Питер печально улыбнулся и снова собрался, становясь жестко настроенным служителем закона. – До встречи, мисс Полански.

Дверь давно закрылась, а Трейси продолжала неподвижно стоять, глядя в пустоту. Она отказала обеим сторонам: Марко она предавала молчанием, страну – бездействием. Она оказалась загнанной в ловушку, как бабочка меж адских огней: где-либо тюрьма, либо смерть. И ни один из противников не примет ее обратно, не помилует.

– А-а-а! – закричала Трейси в бессильной ярости. Она не хотела свидетельствовать против Марко. Это против законов сердца, но и рассказать ему о Томе и операции тоже не могла. Просто морально не могла шагнуть в пропасть, переступить черту и жить вне закона. Но какие у нее были варианты? Есть ли выход из сложившейся ситуации? Трейси не знала. Впервые не знала, хочет ли просыпаться завтра.

–//-

В Пуэрто Нуэво – грузовом порту Буэнос-Айреса – стояла на якоре двухсотфутовая шикарная яхта, название которой с недавних пор было «Новая надежда». Тим Карни – американский бизнесмен, обвиненный властями Аргентины в перевозке оружия и пособничестве дестабилизации ситуации в стране путем поддержки незаконных народных формирований, был полностью оправдан. Команда местных юристов и их коллеги из Штатов, а также друзья, прилетевшие поддержать Тима в нелегкой борьбе с несправедливыми обвинениями, расположились в удобных шезлонгах, подставляя лица яркому летнему солнцу. Празднество было в самом разгаре: красивые девушки в бикини и алкоголь – в достатке. Сегодня был праздник, и люди собирались оторваться по полной, особенно, в свете напряженных месяцев упорной борьбы. А завтра яхта снимется с якоря и отправится обратно в родной Нью-Йорк.

Брендон, облокотившись о гладкие поручни, отделявшие палубу от посеревших вод Ла-Плата23, задумчиво смотрел на ровную линию горизонта: там, вдалеке, Атлантика – океан, который принесет его в родную Америку. Как давно он не был дома. Странно, волнение, словно он возвращается не в свою страну, не отпускало уже пару дней. Поначалу он сам не хотел лететь, даже если выдавалась возможность провести выходные в Нью-Йорке, а потом так увлекся работой, что не желал отвлекаться в принципе.

Брендон подал заявку во вступление в Международную организацию юристов, прошел все этапы отбора – образование, репутация, опыт сыграли немаловажную роль – и был принят. Теперь он мог выступать на мировой арене, оказывать юридические услуги более чем в восьмидесяти странах мира, нести силу закона и свет свободы без территориальных ограничений. Каждый человек имеет право на справедливый суд – постулат, которого Брендон придерживался всегда и везде. Кого бы ни приходилось защищать и сколь бы чудовищным ни казалось обвинение, потому что каждый человек невиновен априори, пока его вина не доказана, жаль, что не во всех странах и судах это помнили.

– Брендон, поможешь намазать плечи? – Блондинка, загорелая настолько, что никакой крем ей был уже не нужен, протянула оранжевый тюбик и обольстительно улыбнулась.

Он не помнил, как ее зовут, хотя их точно представляли друг другу. Он вообще перестал запоминать имена женщин, проходивших через его жизнь в Аргентине. Сначала их было много, потом все приелось, даже секс. Иногда казалось, что легче сделать всё самому. Желание организма получить разрядку было естественным, но в последнее время страсть стала фальшивой, а момент наивысшего удовольствия превратился в имитацию. И вроде с физиологией был полный порядок, но эмоционально он чувствовал полное опустошение.

Брендон рассеянно улыбнулся девушке и попросил подождать пару минут. Ему нужно еще немного времени побыть наедине с собой. Завтра они отчалят и, как его заверил капитан, прибудут в Нью-Йорк к первому августа. Как раз к свадьбе Наташи. Какие превратности судьбы: она так долго любила его, точнее, думала, что любила, а потом встретила того самого – мужчину, который вмиг сделал ее счастливой.

Брендон вспомнил утро, когда проснулся с жуткой головной болью, словно всю ночь пил, а теперь мучился чудовищным похмельем. Наташа еще спала, а он поплелся в душ, анализируя ситуацию. Ее признания стали для него откровением: Брендон всегда замечал, если женщина испытывает к нему интерес, а с Наташей проглядел, а может, просто ему самому было не интересно, поэтому предпочел не видеть. Но, стоя под душем, смывая с себя ночь, понимал: разговор будет тяжелым. Он ничего не мог ей предложить, но и обидеть не хотел. Наташу он привык считать другом, близким человеком, и терять не собирался.

Она же упорно не желала сдаваться: прилетела в Буэнос-Айрес – не без поддержки его матери, теперь Брендон это знал – предлагала попробовать, была уверена, что им будет хорошо вместе. Он отказал, твердо и без каких-либо надежд. Одну ошибку Брендон совершил, когда переспал с ней, вторую позволить себе не мог. Наташа уехала подавленной и обиженной. А через два месяца снова прилетела, абсолютно счастливой. Они поговорили, и между ними снова все стало по-прежнему. Нет, по-другому – лучше, потому что она отпустила свою влюбленность к нему и пошла дальше, став цельной уверенной личностью. Наташа собиралась замуж, и он был рад за нее. Но был ли он рад за себя? Ведь Брендон как раз-таки перестал быть цельным человеком.

Он постоянно думал о Трейси, даже увлеченный работой, когда вцеплялся в свидетелей и бился с обвинением, продолжал думать о ней. Над чем-то они могли вместе посмеяться, а где-то она смогла бы помочь или просто выслушать. А еще ему не хватало Трейси как женщины: в последний раз он испытывал что-то похожее на счастье в ее объятиях. Он ни разу не позвонил ей, стараясь сбросить с себя это наваждение, но его всё-таки скрутило. Парадокс: Брендон так стремился оставаться свободным, но уже несколько месяцев жил мыслями о женщине. Свободная несвобода.

Телефон в шортах завибрировал, уводя от раздумий. Брендон посмотрел на незнакомый номер: может к черту всех?.. Но мобильный продолжал настойчиво гудеть, и он всё же принял вызов:

– Брендон Стеклер, слушаю, – он нахмурился и через секунду удивленно переспросил: – Пит? Это ты?!

Трейси вышла из окружного суда, быстро спускаясь по ступеням, утопая в мучительных мыслях уже второй день. Она старалась сконцентрироваться и хотя бы смотреть под ноги, но получалось только в себя, поэтому, когда раздался гулкий сигнал автомобильного клаксона, подпрыгнула от неожиданности и испуга. Она огляделась и замерла: на противоположной стороне, опершись о кузов темно-серого внедорожника, стоял он. Трейси моментально почувствовала, как теплая волна пробежалась по всему телу и сосредоточила ласковый шелест где-то в районе груди. Она была рада, очень рада видеть Брендона. Хотелось бежать, наплевав на все правила движения, и просто обнять его. Они так давно не виделись, а прошлые разногласия и недомолвки казались чем-то пустым, совершенно неважным. Брендон был не только ее мужчиной, он был другом, а друзья ей сейчас необходимы как никогда.

Трейси дождалась зеленого сигнала светофора и, спокойно перейдя дорогу, просто сказала:

– Здравствуй. – Отчего-то кидаться ему на шею у нее не хватило смелости.

– Здравствуй, Трейси. – Он открыл пассажирскую дверь, молча приглашая поехать с ним, и она, не задавая вопросов, села в автомобиль.

Еще в машине она нахмурилась, ощущая тягучее тревожное напряжение. Брендон сосредоточенно и крепко держал руль, не пускаясь в расспросы и не рассказывая ничего о себе. Он вообще молчал и смотрел исключительно на дорогу – это было непривычно, и Трейси почувствовала себя неуютно. Только когда они поднялись к нему, и дверь в квартиру захлопнулась, Брендон скинул пиджак и прямо посмотрел на Трейси.

– Ты хоть понимаешь, с кем связалась?

Явное осуждение и даже злость, которой, казалось, дышало каждое сказанное слово, застали ее врасплох.

– Брендон, ты не понимаешь, – начала она, пытаясь сгладить углы. Не так Трейси представляла их встречу после долгой разлуки. – Это всё очень сложно.

– Что сложно? – бросил он. – Ноги перед боссом Синдиката раздвигать?

Трейси резко вскинула руку, оставляя на его щеке след от хлесткой пощечины. Ее и саму ошеломили обида и гнев, толкнувшие на этот шаг. С чего он взял, что имеет право осуждать ее! Брендон молча кивнул, принимая такую реакцию – заслужил.