А пока Трейси наслаждалась прогулкой, устроенной ей Энцо и его маленьким племянником Майклом. Ей легче было называть его на американский манер, Микеле – слишком непривычно. Они обошли дом, прошли через душистый сад, пестревший спелыми плодами апельсинов и лимонов, яркими цветами бугенвиллии и гибискуса, спустились по ухоженной добротной дорожке, на которую падали могучие тени высоких статных кипарисов, и оказались в раскидистой тенистой оливковой роще.

Серебристо-зеленые кроны с шершавой корой, в трещинах которых угадывался суховатый древесный аромат, хотя вся роща буквально пропиталась травянисто-масляным духом: легкий запах листвы смешался с насыщенным фруктовым, который давали еще не зрелые, но уже ароматные оливки. Они гуляли меж деревьев по плотно утрамбованной земле, которая превратилась в полноценную дорожку. Энцо рассказывал, что осенью здесь будет кипеть работа: сбор урожая. В его семье всегда делали превосходное оливковое масло, но исключительно для себя, никакой коммерции.

Вернулись они к обеду, и виной тому стал не только голод, но и испепеляющая жара. Теперь Трейси понимала, что иногда сиеста просто необходима: солнце стояло в зените и светило так ярко и обжигающе, что заниматься физическим трудом было просто невозможно. Это не кондиционированный от макушки до пят Манхэттен.

Жареный цыпленок, легкий вегетарианский суп, свежий хлеб и овощной салат с оливковым маслом и специями – обед был не таким впечатляющим переменами блюд, как вчерашний ужин, но Трейси осталась сыта и довольна, а компания за столом казалась практически семьей. После она поднялась к себе в спальню отдохнуть от духоты и подготовиться к выходу в вечерний Палермо.

Марко вернулся за час до выезда, заставив понервничать готовых, облачившихся в вечерние туалеты спутников на сегодняшний вечер. Трейси надела длинное бледно-розовое платье, плечи и рукава которого состояли из невесомой сеточки, грудь обхватывал тугой лиф, а юбка расширялась от середины бедра. Волосы она собрала в тугой идеальный пучок, демонстрируя элегантные бриллиантовые серьги, подаренные Марко ночью в их номере, когда они были еще в Калабрии. Трейси знала: он будет доволен, что она надела именно их!

И это действительно оказалось так. Марко одобрительно скользнул по ней взглядом, предлагая руку, чтобы проводить в машину – все в рамках приличий, – но Трейси, даже через пиджак смокинга, ощущала исходивший от него жар. Значит, он находил ее сегодня не просто красивой, а невероятно сексуальной. В чем-то он был до сих пор наглым мальчишкой, которому нравилось задирать юбки вечерних платьев чопорных дам, делая их пленницами своего желания. Трейси это отчего-то смешило, пока она не подчинялась настолько, что отдавала себя всю, без остатка, делая все, что он попросит, и получая от этого удовольствие.

Вечер, плавно перетекший в ночь, прошел отлично: ужин в прекрасном рыбном ресторане, опера, затем они вчетвером пили вино в баре, находившемся в центре города на крыше одного из старых домов в греческом стиле. Ночной Палермо пах сладкими цветами, спелым виноградом и густым мятежным духом свободы. Он переливался и шумел, светился и радовался, горел вседозволенностью и очаровывал неподдельной искренностью.

Констанция с мужем, жившие в городе, решили не возвращаться вместе с Марко и Трейси в палаццо: дети остались с бабушкой, и их дом в Палермо остался в полном распоряжении изрядно захмелевших родителей. Их, естественно, никто не стал разубеждать: это позволило Трейси утонуть в поцелуях Марко, мчавшего на большой скорости к дому. Это был самый большой кредит доверия: Трейси всегда переживала, если за рулем сидела не она, и никому еще не позволяла сажать себя на колени и на полную выдавливать педаль газа. Марко она позволяла всё.

– Ты не должен здесь быть, – мягко пеняла она, когда Марко поднялся к ней в спальню. Было поздно – дом спал, но если вчера ночью все так увлеклись вином, что их греховная ночь прошла незамеченной, то сегодня всякое могло произойти, а рисковать и навлекать неприятности на Марко не хотелось. Это всё же его родственники, а Трейси они скоро забудут. – Мы уже завтра улетаем, потерпи.

Он провел рукой ей по спине, распуская волосы, целуя шею.

– Сколько здесь пуговиц! – изумился он, лаская обтянутую гладкой тканью круглую вертикальную стайку. – Помочь?

– Помоги, – ответила Трейси, напрочь забывая, что для удобства одиноких девушек сбоку вшита молния.

Марко медленно расстегнул пуговицы и осторожно стянул с плеч платье, оставляя его на бедрах, и обхватил ладонью округлую упругую грудь.

– Марко, нельзя, – поворачиваясь в его руках и заглядывая в глаза, уговаривала Трейси. Он крепко прижал ее к себе, зарываясь пальцами в волосы, потом потянул, приподнимая голову.

– Я никогда не отпущу тебя.

– Я никуда не ухожу от тебя, – улыбнулась Трейси.

Марко просто смотрел, понимая, что когда-нибудь она захочет уйти. Захочет большего: семью, детей, а он не мог дать ей всего этого. Мог подарить ей весь мир, но только не это. Он женат и не может развестись, а отдать Трейси другому мужчине – исключено. Вот они, превратности судьбы. Впервые в жизни он хотел только одну женщину для себя, никакие другие ему были не нужны, и именно в этом ему отказано.

Он подхватил Трейси на руки и понес в постель.

– Марко… – нехотя попыталась вразумить она.

– Тише. Ни слова больше, – он опустился вместе с ней на кровать. – Ты нужна мне. Очень нужна.

–//-

– Уходишь?! – разочарованно воскликнула Анжела, когда Марко вытер руки салфеткой и поднялся.

– Прекрасный ужин, – похвалил он вместо ответа и вышел из столовой.

– Ты ведь только сегодня вернулся, – она поспешила за ним, обреченно наблюдая, как он, причесавшись, зашел в гардеробную переодеться. – Я думала, мы проведем вечер вместе. Я скучала без тебя.

Марко надел свежую рубашку и, накинув на плечи пиджак, подошел к жене. Он погладил ее по щеке и поцеловал в макушку.

– У меня важная встреча.

– С Трейси? – на одном дыхании выпалила Анжела, не сдержав обуявшей разум обиды.

– Анжела. – Имя тяжёлым камнем упало с его губ, и она притихла. Анжела всегда замолкала, если ей было велено. Она молча, не смея задержать или окрикнуть, смотрела, как любимый муж уходит к любовнице.

Анжелу воспитывали в строгости и уважении к мужчинам. Мужчина – глава семьи, добытчик. Жена принадлежит мужу; она принадлежала Марко. Она так любила его, была предана душой и телом и так страдала. Ее учили снисходительно относиться к мужским слабостям, и так она и делала. Но сейчас Анжела в полной мере осознала, насколько жгучей и болезненной бывает ревность, как она выедает изнутри, поглощающая все чувства кроме одного – ненависти.

Анжела всей душой ненавидела Трейси, а после поездки на Сицилию ей хотелось собственными руками задушить ее. Трейси заняла ее место в сердце мужа. Владела той его частью, в которую ее, Анжелу, он никогда не допускал.

Она вошла в огромную гардеробную, провела рукой по висевшим на вешалках рубашкам, которые любовно развешивала по цветам, чтобы Марко было удобнее выбирать, и взяла одну, ту, что он бросил в корзину. Сладковатый, с резкими хвойными нотками парфюм впитался в ткань – Анжела опустилась на пол, вдыхая аромат, впитывая в себя запах самого важного для нее человека. Она ведь старалась, всё делала, чтобы Марко было уютно и комфортно в доме; была готова на любые эксперименты, чтобы он не скучал в постели. Что она сделала не так? Где ошиблась? Почему так и не смогла завоевать его любовь?

В последнее время Марко приходил домой практически каждый день на рассвете и был настолько сытым, что ни о какой близости и речи быть не могло. Только утром, когда просыпался, брал ее. И Анжела не была уверена, что он делал это, потому что хотел именно ее. Он просто хотел, а его шлюхи не было под рукой.

Слезы потекли из глаз непроизвольно, и она не стала их вытирать: никто не увидит, никто не застанет ее в таком неподобающем виде. Марко вернется на исходе ночи. Если вернется. Анжела боялась. Каждую ночь боялась, что когда-нибудь он не придет.

Трейси, повернувшись на бок, удобно устроила локоть на подушке и прикрыла наготу тонким одеялом, наблюдая, как одевается Марко. Четыре утра, а спать отчего-то совсем не хотелось. Нет, хотелось. Хотелось попросить его остаться, заснуть в его объятиях, как это было в Италии, но она не смела, поэтому не проронила ни слова.

– Завтра я улетаю в Мексику, – обронил он, застегивая запонки.

– Надолго? – встрепенулась Трейси, расстроенная неожиданным расставанием.

– На неделю, может чуть больше. – Он спокойно улыбнулся, словно это была самая обычная деловая поездка. И это было так, но визит в Мексику обычным не был. Крупнейшая сделка с мексиканским наркокартелем состоится буквально через пару недель, и Марко необходимо было лично гарантировать безопасность нового канала поставки и обсудить с их боссом детали и спорные моменты.

– Я буду скучать, – тихо произнесла Трейси. С собой он ее не звал, а она в любом случае не смогла бы поехать – слишком много работы. Марко подошел и присел на край кровати.

– Эдди останется в городе, – Трейси передернуло, – и если тебе что-то понадобится – звони ему.

– Я даже не знаю, что мне может понадобиться от Эдди, – нервно заметила она. Эдди Ликозе на инстинктивном уровне вызывал у нее оторопь. Из всех людей Марко его она действительно боялась. Единственный, кто не вызывал у нее отторжения – молчун Том Ган. С водителем Марко они более или менее научились общаться.

– Я просто хочу, чтобы ты знала: если что-то произойдет, пока меня нет, Эдди решит. – Он погладил ее по щеке.

– Да что может произойти? – Трейси потерлась о его руку, затем поцеловала ладонь. Марко потянул за край одеяла, обнажая грудь, живот, потом сдернул его и медленно провел пальцами вверх по ноге, замирая на округлом бедре.

– Том ждет, – прошептала она, когда пальцы нырнули меж ее ног, ласково поглаживая и заново возбуждая.