Трейси яростно отбивалась, разозленная, доведенная до крайности от стыда и страха, пока настойчивая рука не сжала бедро, быстро продвигаясь выше, сдвигая трусики, заставляя ее просить:

– Пожалуйста, не надо так!

Марко сразу прекратил, поднимаясь, нависая над ней.

– А как надо? – Он провел пальцем по щеке, которую ударил. Пощечина была слабой, но след от ладони все равно алел на нежной коже. Потом начал целовать, медленно и долго, скользя губами по скуле и уголку губ. – Так?

Трейси во все глаза рассматривала красные отпечатки собственных пальцев на гладковыбритой коже. Она осторожно коснулась их, привлекая его внимание, затем потянулась к губам, целуя ласково и робко, меняя тактику, отдаваясь добровольно, нежностью гася жажду насилия.

Она сама расстегнула ремень на брюках и несколько верхних пуговиц его рубашки, поднимая ее вверх, помогая снять через голову. Когда Марко встал, чтобы раздеться полностью, она сама потянулась к бюстгальтеру, оставаясь в одних трусиках и то ненадолго. Он взял ее только тогда, когда Трейси сама прижалась к нему так тесно, что невозможно было понять, где кончается его тело и начинается ее.

Это было какое-то колдовство, по крайней мере, иногда именно так ей казалось. Трейси хотела ненавидеть его, собиралась сыграть в покорность и изобразить удовольствие, но тело горело, с упоением принимая ласки, а каждое движение приближало ее к своему собственному чувственному апокалипсису. И она готова была уже выдохнуть ему в губы сладкие стоны наслаждения, но Марко остановился, быстро вышел из нее и, положив руку на напряженный член, сделал пару резких движений, кончая на простыни.

Трейси, ничего не понимая, округлила глаза от негодования. «Какого черта?» – думала она, и вопрос отражался у нее на лице так ясно, что и вслух говорить не нужно.

– Я почти поверил, что злобная тигрица превратилась в нежного котенка. – Трейси только хлопнула глазами, а Марко, улыбнувшись, провел рукой по ее животу, спускаясь ниже и замирая, не доходя до цели. – Никто не заботится об удовольствии шлюх.

Она вспыхнула и оттолкнула его руку. Бурно дыша от злости и неудовлетворенности. Внутри все тянуло и пульсировало, напряжение требовало выхода, заставляя прикусывать губу от обиды

– Ну, что же ты, не стесняйся, давай сама. Ты ведь хочешь.

– Иди к черту! – воскликнула Трейси, натягивая на себя скомканное одеяло.

– Обязательно, но не ты меня туда отправишь. – Она прикрыла грудь, прожигая его яростным взглядом. Марко же смотрел на нее, не скрывая насмешки: реакция Трейси была вполне ожидаема.

Трейси бросила на него короткий, но внимательный взгляд. Неужели Марко думает, что разгадал ее? Он ведь сам, очевидно, сильно увлечён ею и желает доказать им обоим, что она, Трейси, с ним не из благодарности или другой подобной ерунды, а потому что хочет этого не меньше чем он. Она с притворной кротостью взглянула на него и медленно откинула одеяло. Раз уж она попала в лапы к дракону, так почему бы не попробовать приручить его? Марко – мужчина, пусть не такой, как другие, но все же мужчина, и она заставит его желать ее как никакую другую женщину

Трейси чувственно провела руками по груди, чуть задержалась на плоском животе и двинулась ниже, откровенно лаская себя: сначала осторожно, нащупывая нужный ритм, затем жарче, сопровождая каждое движение стонами, тихими и естественными. Она хотела получить разрядку, и она получит ее! Она поднимала бедра навстречу пальцам, чувствуя, как дыхание перехватывает, а оргазм спиралью закручивается где-то глубоко внутри.

Марко грубо выругался и схватил Трейси за лодыжку, прерывая и притягивая к себе. Он резко вошел в нее, снова готовый, возбужденный ее поведением. Она кончила практически сразу, обхватив руками его спину и вжавшись губами в шею. Марко остановился и крепко, до хруста, сжал ее в объятиях.

– Трейси, – позвал он.

Она потерлась щекой о его плечо, давая понять, что слышит.

– Если я узнаю, что ты спишь с другим мужчиной, отрежу ему яйца.

– А если я буду спать с женщиной, тогда что отрежешь? – Она просто хотела шуткой разрядить обстановку, но что работает с любым другим, не работает с Марко.

– С женщиной? – вкрадчиво переспросил он. – Это можно устроить. Трейси широко распахнула глаза, упираясь ладонями в его плечи.

– Нет, – она покачала головой. – Нет, Марко, нет, – серьезно повторила Трейси.

Он был слишком мужчиной, слишком собственником, чтобы делить ее с другим, а вот еще одну женщину в постель привести мог. Наверное, мог. Марко рассмеялся, громко и весело, и Трейси даже немного расслабилась, пока он совершенно серьезным тоном не произнес:

– Не играй со мной, Трейси. Все равно проиграешь.

Глава 21. Один день из жизни женщины или одна ночь из жизни мужчины

Аншул Агани – практикующий успешный хирург – обратился в юридическую фирму «Уиллет и Стокбридж» в надежде, что профессионализм и надежность, которыми она известна, помогут ему отстоять свои права и честь и защититься от огромного иска, поданного семьей Таккер – преуспевающими владельцами местной сети супермаркетов. На кону стояла судьба человека и дело всей его жизни.

Три года назад на шоссе «Санрайз-Хайвей», ведущем в Хэмптонс, произошла авария. Беременная Элизабет Таккер не справилась с управлением, пробила отбойник и вылетела в кювет. Срок был большим – тридцать пять недель, – а ситуация критической: преждевременные роды сопровождались обильным кровотечением, бригада медиков была вызвана, но счет шел на минуты. Мисс Таккер повезло, – хотя сейчас она считает иначе – Аншул Агани был одним из остановившихся водителей. Профессиональный хирург сразу оценил шансы и не стал ждать помощь: жизнь матери и ребенка висела на волоске. Он провел экстренные роды в экстремальных условиях – спас две жизни, стал героем. Только по прошествии времени выяснилось, что ребенок – трехлетний Джоуи – сильно отставал в развитии. Диагноз: родовая травма головного мозга. Счастливая благополучная жизнь семьи Таккер рассыпалась, как карточный домик. Других винить всегда легче, чем себя, и они нашли виновного. Уолтер Таккер обвинил мистера Агани в непрофессионализме, из-за которого его единственный ребенок стал инвалидом. Он требовал отобрать у него лицензию врача и оплатить компенсацию: моральный ущерб, медицинские расходы и штраф – общая сумма иска два миллиона долларов. Дело приобрело огромный общественный резонанс: кто-то требовал гнать Агани из профессии, чтобы не плодить «губителей жизни»; кто-то полагал, что лучше иметь живого ребенка, чем оплакивать мертвого младенца.

Аншул Агани имел исключительно положительную репутацию, десятилетний опыт работы в качестве хирурга и обширную практику в хорошей частной клинике, и он никогда не сталкивался с подобными обвинениями в свой адрес. Только Таккеры были стопроцентными белыми американцами, Агани – индус по происхождению, получивший гражданство, женившись на американке. Эта борьба не только родителей и врача, оказавшего, по их мнению, неквалифицированную помощь, здесь столкнулись две общественные касты: те, кто считал расизм и вынесение вердикта «виновен», ориентируясь на цвет кожи – недопустимым и те, кто верил, что права «истинных» американцев достойны защиты в первую очередь. Конечно, вторые обличали недопустимые формулировки во вполне корректные высказывания, но уловить суть сведущему человеку труда не составляло.

Трейси Полански и Дилан Уайт вместе со штабом младших юристов и помощников корпели над делом, выстраивая прочную линию защиты, осознавая, что у истца отличные адвокаты и все шансы добиться победы. Трейси сразу понравился мистер Агани, – а первому впечатлению она всегда доверяла. Он казался серьезным, рассудительным и верным клятве, которую давал:


В какой бы дом я не вошел, я войду туда для пользы больного…


Самое ценное – жизнь. Жизнь человека, и Аншул свято верил, что ничего не может быть дороже. Если бы ему предоставилась возможность изменить прошлое, избежав тем самым свалившихся на него серьезных обвинений, он поступил бы точно так же. Это заслуживало уважения, и Трейси собиралась защитить его честь, достоинство, право заниматься любимым делом и, конечно же, деньги.

Две недели, которые длился сам судебный процесс, стали самыми напряженными – в плане работы – за последние месяцы. Мистер Уиллет именно Трейси поручил выступать в суде – дело «Американ табако» сыграло в оказанном доверии немаловажную роль. Пока мнение жюри присяжных ни в чью пользу однозначно не склонилось, на чаше весов: раздавленные сокрушительным диагнозом родители и врач, в чьей компетенции не было сомнений, кроме одной-единственной жалобы. Серьезной жалобы.

Трейси апеллировала тем, что подобные иски привели к закрытию во многих госпиталях отделений экстренной медицинской помощи, а врачи стали исходить из логики – лучше вообще не оказать помощь человеку, чем потом доказывать, что избранный метод не нанес вреда здоровью пациента. Это прямо противоречило моральному кодексу и клятве Гиппократа, но поскольку многие люди настолько жаждали наживы и затевали высосанные из пальца судебные иски, что врачам ничего другого не оставалось. Ее клиент – ответчик мистер Агани – спас двух человек, а его послужной список и положительные отзывы пациентов говорят о том, что его врачебные навыки на высшем уровне.

Адвокат истца давил на то, что непомерное самомнение Аншула Агани относительно собственного профессионализма привело к трагедии в семье Таккер. Если бы он просто стабилизировал состояние Элизабет Таккер, дожидаясь прибытия бригады медиков с соответствующими оборудованием и, как минимум, более подходящими условиями для родов, чем покореженный автомобиль, необратимых последствий удалось бы избежать. А еще тем, что в семье Таккер нет людей с физическими отклонениями. Он яро утверждал, что это именно врачебная ошибка, а за ошибки нужно платить.

Трейси молча слушала заключительную речь Ричарда Мэнсона – адвоката Таккеров, – затем встала, внимательно всматриваясь в лица присяжных, стараясь уловить, как подействовало на них яркое выступление противной стороны. Она бросила короткий взгляд на стол истца: группа адвокатов, Уолтер Таккер и его супруга с маленьким Джоуи на руках. Она вспомнила Брендона, испытав настойчивое чувство дежавю. Пятнадцать шагов, несколько секунд – и она на ходу, в последний день слушания, перекроила свое выступление, финальную речь, которая еще может повлиять на жюри. Трейси надеялась, что не ошиблась.