– Поехали к твоему корешу, – кидая карты, встал Фил.

–//-

В Нью-Джерси, в старинном особняке, за массивным деревянным столом, застланным белоснежной ажурной скатертью, собрались члены семьи и близкие друзья Луки Гамбино. Подавали истинно итальянскую стряпню, отменно приготовленную хозяйкой дома – Кармелой Гамбино. Если бы кто-то извне попал на этот ужин, то ни за что бы не подумал, что крепкий седовласый мужчина в летах – самый влиятельный из лидеров мафиозных кланов на всем восточном побережье. Разговоры, что велись сегодня, могли со стопроцентной вероятностью вестись в любой итальянской семье. За столом дон Лука никогда не говорил о бизнесе и проблемах, с ним связанных. Это закон.

Марко сидел по правую руку от тестя, задумчиво слушая поучительную сицилийскую притчу и бросая внимательные взгляды на собравшихся. Люди Гамбино старели. Самый молодой из капитанов был старше его – Марко – на пятнадцать-двадцать лет, что уж говорить о верхушке. Он с деланным дружелюбием осмотрел Пола Тэсту и Сальваторе Скарфа. Подручный и советник, оба с женами и с добродушными улыбками на лицах, больше подходящими для безобидных старичков, гуляющих с внуками или собачками. Только глаза у обоих холодные, цепкие, а взгляд жесткий. Вот только на Марко это давно не действовало. Он считал их выдохшимися, потерявшими нюх: старого пса не научить новым трюкам, а старые уже не эффективны.

Марко тонко улыбнулся, прекрасно сознавая, что они, наоборот, считают его слишком современным и «зеленым» для контроля над самой денежной и опасной сферой бизнеса. Он ведь действительно самый молодой из лидеров мафии и путь наверх проложил себе не кулаками, а мозгами. Марко не родился в жалкой лачуге на Сицилии, не бегал с поручениями от жирных боссов, на ходу подтягивая рваные штаны. Он родился в Нью-Йорке, в семье уважаемого Антонио Мариотти, но этот факт автоматически не сделал из него «правильного» человека. Марко, как и все, доказывал свою необходимость, убивал ради Семьи, охранял тайны и приносил большие деньги. В отличие от старой гвардии он не сидел в богатом доме, покуривая сигары и ожидая дань от членов Организации. Марко сам делал деньги, легальные и не очень, а еще он научился объективно и даже критически оценивать собственные силы и возможности. Сейчас он точно знал, кто за этим столом был лоялен, кто нет, а кто колебался. Марко прекрасно понимал: поддержки у него здесь нет.

– Любимый, еще фасоли? – сжимая его ладонь, поинтересовалась Анжела.

– Не нужно, – ответил он, кладя приборы на тарелку. Жена мягко улыбнулась и поднялась, помогая матери убрать со стола и подать десерт.

Марко никогда не любил Анжелу, но браком был более чем доволен. Она была преданной, любящей женой, никогда не упрекала его, говорила, когда нужно, и замолкала, если велено. А родственные связи с Лукой Гамбино давали ему много преимуществ, но доверия между ними так и не возникло. Марко никогда не называл дона Луку отцом: ни в прямом, ни в переносном смысле. Он считал себя равным. Лука Гамбино же полагал, что его зять чересчур амбициозен и честолюбив. Они уважали друг друга, но родственной теплоты друг к другу не испытывали.

На столе появились пиалы с мороженым в мятной подливке, лимонная кростата, печенье с ягодным джемом и мягкие сладкие вафли. Анжела как раз подала мужу крепкий черный кофе, когда зазвонил телефон. Марко извинился перед собравшимися, выходя из-за стола и принимая вызов. Он, не перебивая, слушал Эдди Ликозе, и с каждым словом все больше хмурил темные брови.

– Ты знаешь, что делать, – тихо сказал он. – Держите меня в курсе. Буду через полчаса.

– Проблемы, Марко? – спросил дон Лука, когда тот вернулся к столу.

– Ничего серьезного, – улыбнулся он. – Анжела, я отвезу тебя домой.

Она быстро поднялась, не желая затягивать и злить мужа. Марко она знала лучше, чем самый приближенный из его людей. Он был обеспокоен и взвинчен, Анжела видела это в потемневших, как штормовое море, глазах, а сердить или расстраивать мужа для нее – недопустимо.

Неоновые лучи пронзали танцпол, освещая мертвенно-голубым трясущуюся человеческую массу. Идти сквозь плотную, накачанную наркотой толпу было непросто: то и дело приходилось пускать в ход руки, расталкивая, а иногда и врезая по лицу локтем. Карло Леонелли не объяснили, почему спасение сестры Роба Полански стало так важно для двух маститых и влиятельных мафиозных членов. Почему Эдди Ликозе и его брат Фил с непроницаемыми лицами шли по бруклинскому гадюшнику? Они ведь могли доверить это дело паре солдат, которые с готовностью выполнили бы любой приказ. Но Карло был горд! Его взяли с собой, а всё, что он знал о троице мексиканских подонков, слушали с особым вниманием, даже сейчас он шел первый, точно зная, где в это время можно встретить Беззубого Олли.

Этот клуб находился на старом пляже Конни-Айленда и имел дурную славу. Копы с проверками захаживали крайне редко, а достать марихуану, метамфетамин, экстази, или коку – проще простого. Дилеры ошивались в каждом углу, а туалет был переполнен наркоманами. Поскольку завсегдатаями были в основном латиносы и черные, власти не особо волновались об их здоровье: перетравятся и ладно

Карло толкнул дверь, ведущую в уборную и сразу же захотел брезгливо сплюнуть – местная публика вызывала гадливость: кто-то курил траву, кто-то зажимал в углу вяло сопротивлявшуюся девку, сильно воняло мочой, потом и немытыми телами. Он сморщился и обернулся – лица Эдди и Фила остались совершенно спокойными. Карло поочередно начал толкать створки кабинок, отыскивая ту самую – бармен, молниеносным движением выхватив предложенную сотню долларов, выложил, не задумываясь, где сейчас можно найти Олли – одного из местных толкал наркоты.

Одна из кабинок поддалась без проблем, и Карло увидел неподвижно лежащего в луже собственного дерьма и блевотины молодого парнишку – не их клиент. Он стукнул по следующей двери и оттуда донеслось хриплое ворчание:

– Занято, ублюдок!

Карло кивнул, показывая, что узнал говорившего, и с силой ударил ногой в дверь, снося хилую конструкцию с петель

– Какого хера?.. – ошарашенно взвизгнул невысокий мужчина со спущенными штанами. Эдди отодвинул Карло в сторону, входя в узкую кабинку и брезгливо осматривая Беззубого Олли. Тощий, но с брюшком, маленькие поросячьи глазки испуганно бегают, лицо испещрено мелкими красно-синими язвочками и рытвинами от оспин. Он производил отталкивающее впечатление одним своим видом, а дряблый член, который он до сих пор держал в руках, не добавлял ему очков.

– Что надо, амбал? – хорохорился Олли, пытаясь все же натянуть джинсы. В проеме показался Фил и, не церемонясь, всадил ему ногой под коленку. Этот прием у него отточен до автоматизма: одно движение, и нога с дикой болью вылетает из сустава, чуть сильнее – и она ломается. Олли закричал, падая худыми ягодицами на грязный унитаз и обливая ругательствами всех вокруг. Эдди присел на корточки, стараясь локтями ненароком не коснуться вонючих стен и не испачкать синюю рубашку за пятьсот долларов.

– Где лежбище Рико Герреро, Нанду Парандо и Мануэля Гарсиа? – поймав взгляд Олли, тихо спросил Эдди.

– Да пошел ты нахер! – выплюнул он, согнувшись пополам и держась за больную ногу. Эдди вздернул руку, и в тусклом рассеянном свете мелькнул нож, через мгновение его собеседник вопил, как сопливая девчонка, а длинное лезвие торчало в его кроссовке.

– В следующий раз я воткну его тебе в яйца, – спокойно заявил Эдди, вытаскивая нож из раны и пропуская мимо ушей многократное «гребаные мудаки». – Где они?

– Я почём знаю! – Олли постанывал и нянчил дважды пострадавшую ногу, но когда по губам Эдди расползлась зловеща улыбка, будто он только и ждал отказа, чтобы продолжить свое жуткое развлечение, тот быстро заговорил: – У Рико хата на окраине Бруклина, на Линкольн-Плейс, не помню дом, но это в самом конце от магистрали.

Эдди плавным движением поднялся, вытер нож о футболку Олли и вышел. Карло заглянул в кабинку и весело улыбнулся, столкнувшись с горящим ненавистью взглядом – Беззубый Олли всё еще был без штанов.

– Дрочи дальше. Приятного вечера. – Карло придвинул слетевшую с петель дверь, пряча голозадого наркодилера от посторонних глаз. Пусть до поры до времени поплачется в одиночестве.

–//-

Черный джип, поравнявшись с ничем не примечательным серым седаном, плавно остановился, напоследок блеснув фарами. На улице было темно и тихо. Старые, потрепанные временем дома стояли друг от друга на приличном расстоянии; судя по густой темноте, окутавшей большинство из них, обитаемы были немногие.

Марко вышел из машины и осмотрелся: двухэтажный деревянный дом находился в самом конце улицы: на окнах решетки, в одном мигал свет от телевизора, другое было едва освещено, словно там горела всего одна единственная свеча, в остальных царила ночь. Эдди уже стоял в тени старого дерева, подпиравшего ветками крышу дома. Марко кивнул возникшему из ниоткуда Филу, который на пальцах показал сколько людей внутри, и на ходу навинчивая на пистолет глушитель, поманил за собой Тома.

Том Ган был не просто водителем, он – профессиональный вор-домушник. Всё, что имело замок – виртуозно открывалось за считанные секунды. Повозившись с дверью пару мгновений, Том нажал на ручку, и она, тихо скрипнув, поддалась, изрыгая из себя затхлый, пропахший марихуаной воздух.

Том, хоть был повязан многими тайнами, официально в Семью не входил, да и и стрелком не был, поэтому Марко молча указал на машину, приказывая ему ждать за рулем, а сам скользнул в черноту за Эдди и Филом.

Он остановился, с трудом выхватывая из непримечательной скудной обстановки детали – света с улицы было ничтожно мало, – затем замер, прислушиваясь: шаги, шаркающие, нетвердые, глухой звук и тихое ругательство, через секунду щуплый невысокий парень вышел из соседней комнаты, неся что-то в руках. Марко выстрелил, и тот успел только непонимающе охнуть, когда пуля пробила ему гортань, заставляя выронить ношу – банки с пивом с характерным шипением покатились к лестнице – и с кровавым хриплым бульканьем свалиться на пол. Марко подошел ближе и выстрелил в узкую грудь еще дважды, затем резко поднял глаза к лестнице.