Брендон любил и уважал родителей, но часто к ним не заглядывал. Он тяготился тех рамок, в которые его с самого детства загоняло общество, центром которого он стремится стать. Ему было тесно в них, любое ущемление свободы воспринималось как личное оскорбление, и как ни прискорбно признавать: в отношениях ему тоже было душно. Ведь его отлучки связаны именно с этим: ему необходимо глотнуть свежего воздуха и побыть одному. Отдохнуть ото всех, и от нее в том числе. Нет, он бы никогда не согласился стать бедным, но свободным итальянским рыбаком: знай себе уди рыбу! Высокомерием и надменностью Брендон обладал в достатке, и он искренне наслаждался своим привилегированным положением, просто считал систему несовершенной, а некоторые законы и требования общества – абсолютно устаревшими. Он не хотел детей, не хотел жениться, не хотел любить всю жизнь одну женщину. Не потому, что не способен взять на себя ответственность или боится, что не выдержит семейной жизни, а просто потому, что не хочет. Но Брендон отдавал себе отчет, что все это его ждет, по-другому не может быть, если он все-таки не решит стать вольным художником, отбросив свои амбициозные планы. Трейси видела его метания и принимала их. Наверное, как и всякая женщина надеялась изменить мужчину и его циничное отношение к любви.

–//-

Широко зевнув и потянувшись, Трейси перевернулась на другой бок, утыкаясь носом в крепкое мужское плечо. Кожа Брендона пахла ягодным французским мылом, которое она купила и оставила у него, чтобы после душа не пахнуть как здоровый брутальный мужик. Но нежная бархатистая пена и тонкий сладкий аромат нравился не только Трейси: мужчина стал пахнуть, как сладкий леденец, и провалиться ей на месте, если это не было безумно возбуждающим

Она приподнялась на локтях, рассматривая его лицо, частично сокрытое темным ночным покровом. Красота Брендона была по-настоящему мужской, с четкими линиями и резкими чертами: прямой нос, крепкий подбородок, ярко выраженные скулы, только длинные черные ресницы и полные губы чуть смягчали агрессивную внешность. Она хихикнула: если бы ей рассказали, что такой мужчина предпочитает на завтрак молочную кашу и зеленый чай с мятой – не поверила бы!

Трейси осторожно подцепила пальцем тонкую цепочку с распятием и аккуратно потянула, чтобы она не так сильно давила на шею и не порвалась, затем откинула одеяло и встала. Подхватив лежавшую на полу серую футболку, она надела ее и вышла из спальни

Что ее разбудило – уже не вспомнить, но слова благодарности были исключительно нецензурные. Ночью на Трейси всегда нападал голод, и если бы она была у себя – никаких проблем: привлекательного для желудка в холодильнике обычно было не много, но это не ее дом, а хозяин этого с каждым днем удивлял все больше и больше.

Трейси прошла через тонувшую в ночном сумраке внушительную гостиную, задержавшись на несколько мгновений у фортепиано и погладив пальцами блестящую крышку. Брендон, если Трейси просила, а настроение у него было соответствующим, играл для нее. Тогда она удобно устраивалась рядом и, обняв захваченную с дивана мягкую подушку, принималась слушать и жадно следить за его пальцами. Ловкие искусные руки без труда извлекали из громоздкого инструмента чарующую музыку: иногда нежную и лирическую, иногда дерзкую и сильную. Во время игры Брендон поглядывал на Трейси, загадочно улыбаясь, а когда заканчивал – она горела. Возможно ли вложить в мелодию умопомрачительную чувственность и сумасшедшее желание? Разлить в воздухе, как чудесный аромат экзотических духов, которым невозможно надышаться? Судя по всему, Брендон нашел свой философский камень или формулу страсти, потому что ему удавалось это с легкостью.

Трейси хватило желтого света полумесяца, чтобы, не спотыкаясь, подобраться к холодильнику. Она открыла его, достала кувшин с апельсиновым соком и сникерс. Кто бы мог подумать, что в холодильнике Брендона может оказаться что-то помимо куска заплесневелого сыра? Брендон постарался, или приходившая домработница, но в его квартире всегда была еда, и это не засохшая пицца или коробки с протухшей китайской лапшой. Нормальные продукты, из которых он даже иногда готовил. Правда, крайне редко из-за нехватки времени, но ягненок под винно-томатным соусом получался у него отлично.

Трейси с наслаждением жевала шоколад, глядя в прозрачную стеклянную стену, отделявшую ее от звездного неба и огней соседних небоскребов. Скоро повторное слушание, а перед этим встреча четы Палмер лицом к лицу при закрытых дверях: надежда, если не прийти к компромиссу, так хотя бы не конфликтовать в суде, пусть призрачная, но все-таки оставалась. С каждым днем Трейси беспокоил исход процесса все больше и больше. Они с Брендоном никогда не обсуждали это конкретное дело, работали в том же режиме и не делали никаких скидок друг другу, но как итог, к которому они придут, повлияет на их личные отношения? Она даже за себя не могла ответить однозначно, не то, что за него. Пару раз они, правда, шутили на эту тему, но будет ли смешно в конце?

Трейси отодвинула пустой стакан, заинтересовавшись какой-то книжицей, отчетливо выделявшейся на светлом дереве столешницы. Ежедневник хранил тонкий аромат сигар, дорогой кожи и бумаги, исписанной чернилами. Она с удовольствием провела рукой по ребристой, грубоватой на ощупь обложке, и открыла его.

Четкий понятный почерк, много записей – Трейси не собиралась читать, просто хотела увидеть, как Брендон пишет и, возможно, лучше понять его, но откуда-то из середины выпала визитка, заставляя порядком понервничать. Не хотелось бы объяснять, почему, собственно, она сунула в чужой ежедневник свой нос.

Трейси пролистала до середины, находя последнюю запись, надеясь, что именно отсюда выпала закладка, но ее внимание приковала смесь из цифр, букв и знаков.

– Детская шифровка, – удивленно хмыкнула она и отправилась за телефоном. Любопытство никогда не доводило до добра, но сопротивляться ему бесполезно: если в характере имелось хоть крохотное зернышко – оно обязательно даст всходы, в Трейси оно цвело буйным цветом.

Когда телефонная раскладка была перед ней, она начала переводить символы в буквы. Полчаса пришлось повозиться, а стоил ли того результат – неясно. Перед ней оказалось странное словосочетание, может, даже название чего-то и адрес. Трейси задумчиво прикусила губу, затем открыла поисковик и забила «Необъезженная лошадь».

То ли клуб, то ли бар – она только начала шерстить «Гугл», когда до ушей донесся звук шагов, поэтому быстро погасила телефон, кинула закладку куда-то в середину и вернула ежедневник на прежнее место. Завтра. Этим вопросом она займется завтра.

–//-

Пару лет назад у Трейси появилась возможность зарегистрироваться в закрытом интернет-сообществе, в котором пользователи обменивались информацией о развлечениях интимного характера по всей Америке, искали половых партнеров для извращений и экзотических экспериментов и трепались о сексе. Анонимно и бесплатно.

Она, разумеется, воспользовалась этой возможностью, ведь никогда не знаешь, что пригодится для дела. Так однажды ей удалось оспорить решение суда о равноправной опеки над двумя детьми. Отец – обеспеченный, с виду приличный человек, не чурался свингерства, только вот незадача: его жена – мать двух мальчиков – крайне консервативная и благочестивая женщина, для которой подобная сексуальная практика не приемлема. Но муж нашел выход из ситуации: на вечеринки он ходил с проституткой. Пока он имел чужих жен – разнообразие и безопасность в одном флаконе – кто-то, не подозревая подвоха, вкушал прелести продажной любви. У него была слабость, и Трейси ее нашла. Возможно, на его отцовские качества это никак не влияло, но рисковать судья не захотел. Мать получила полную опеку, отец – дни посещения.

«Необъезженная лошадь» значилась как стриптиз-клуб, но и услуги интимного характера там предоставляли, причем, как поняла из переписки Трейси, это рай для латентных педофилов: уединиться с девушкой, похожей на едва сформировавшуюся девочку – не проблема. Совращай ребенка, лишай девственности подростка, тереби дряблый член на юную красоту – развлечения на любой вкус. За вполне легальным фасадом клуба «all nude» скрывался бордель. И Трейси сильно интересовало: какого черта адрес притона делает в ежедневнике Брендона? «Он что, ходит к шлюхам?» – про себя возмутилась она, но сразу же отбросила эту мысль. Брендону не нужно платить за секс, а если бы ему нравились мальчишеские фигуры, то вряд ли он бы спал с ней – женские округлости тело Трейси приобрело еще в пятнадцать лет, – но место ему явно знакомо. Может, это заведение его клиента, которому наступила на хвост полиция?

Трейси скептически рассматривала свой наряд в большое – во весь рост – овальное зеркало. Обтягивающие джинсы, красный топ, яркий макияж: сочные алые губы вкупе с подведенными глазами и длинными, густо накрашенными ресницами производили ошеломляющее действие. Эффектно и вызывающе. Это ведь не фешенебельный клуб в Ист-Виллидж, в который в таком виде просто не пустят. Трейси, конечно, не рассчитывала сойти за «свою», но была уверена: утонченной изысканной леди в «Необъезженную лошадь» не попасть.

Она, бросив хмурый взгляд в окно, тряхнула темными волосами, приятно пощекотавшими открытые плечи, и накинула короткую кожаную куртку. Весна наступила неделю назад, но пока ей даже не пахло: небо с утра хмурилось, а мелкий надоедливый дождь накрапывал не первый час. Трейси невинно хлопнула ресницами, мысленно убеждая себя, что просто хочет проверить, что ее любовник не извращенец, потом домой.

Она недовольно вскинула тонкую бровь, когда таксист, услышав адрес, бросил на нее оценивающий взгляд в зеркало заднего вида. «Успокойся!» – мысленно приказала себе Трейси, не понимая, отчего нервничает так, словно впервые посещает сомнительные заведения.

Они пересекли мост Куинсборо, свернули на Двадцать первую улицу, проехали еще пару миль и остановились. Вывеска горела неоном, недвусмысленно намекая, что ждет посетителей: голая светящаяся женщина обхватывала ногами круп лошади, другая – висела на шесте, кончик которого выполнен в форме сердца, упиравшегося в черную железную дверь.