– Ваша честь, – неспешно поднялась Трейси, – мистер Палмер утверждает, что не понимает, о какой коллекции масок африканских богов идет речь. Но как это возможно? – Она выдержала короткую паузу, затем обеспокоенно посмотрела на судью. – Хотя, если мистер Палмер болен…

Трейси повернулась к столу и встретилась с гневным взглядом Дональда.

– Ваша честь, – она приблизилась к трибуне, – на этой фотографии запечатлена коллекция моей клиентки, снимок сделан в их с супругом доме в Форест-Хилс.

Трейси резко повернулась и направилась к столу, где сидел Дональд с адвокатом. Брендон Стеклер был спокоен и с вежливым интересом следил за выступлением противной стороны.

– Это ведь ваш дом, мистер Палмер? – Трейси протянула ему снимок. Она смотрела остро, давая понять, что отпираться бесполезно: если понадобится она приведет сотню свидетелей, которые подтвердят, что это – особняк Палмеров.

– Да, – строго ответил он. – Но эту ерунду я давно продал.

Брендон бросил на него быстрый взгляд, мысленно веля не открывать рта без его разрешения. Но Трейси вцепилась в эту фразу, пролезла в крохотную щель, которую оставил ей Дональд, сам того не подозревая.

– Ваша честь, это вопиющее нарушение закона! – Ее голос звенел от праведного негодования. – Адвокат Стеклер должен был уведомить своего клиента, что никаких операций с имуществом, пока идет разбирательство, проводить нельзя.

– Мисс Полански права, – судья Уолберг поверх очков строго взглянул на Дональда Палмера. – Адвокаты, подойдите.

Брендон и Трейси приблизились к трибуне.

– Мистер Стеклер, если ваш клиент продал эти маски, то должен предоставить подтверждающий документ с вырученной суммой. Мисс Полански, – судья перевел взгляд на нее, – если докажете, что коллекция принадлежала вашей клиентке, получите деньги и выплату за моральный ущерб, который будет установлен судом. Вас устраивает такое решение?

– Более чем, – миролюбиво ответила Трейси. Это была маленькая, но все-таки победа!

Когда нюансы были оговорены, а дата следующей встречи определена, зал опустел, оставив адвокатов заканчивать и собирать бумаги.

– Незаконное проникновение в частные владения?.. – Брендон присел на край стола, совсем близко, почти касаясь узкой юбки стоящей рядом Трейси.

– Не понимаю, о чем ты, – она невинно похлопала ресницами, затем, пряча улыбку, опустила глаза, с нарочитой серьезностью рассматривая протокол слушания.

Брендон молча изучал ее, и его взгляд горел восхищением. И Трейси нравилось это! Ей было приятно, что она смогла удивить его, а еще то, что даже не глядя на него, она ощущала тяжесть его взгляда. Ту самую, которая заставляет сердце биться чаще, а кожу пылать.

Молчание затягивалось, окутывая густым, наполненным невидимыми искрами облаком их маленький мир, сужая его до мужчины и женщины. Трейси поспешно засобиралась, пожалуй, слишком поспешно.

– До скорого, мистер Стеклер, – дружелюбно проворковала она и, подхватив дипломат, пошла к выходу. Еще мгновение и победительницей из этого зала она уже не выйдет.

Брендон следил за каждым ее шагом: наслаждался покачиванием бедер и стройными длинными ногами, пока Трейси не исчезла, аккуратно притворив за собой дверь, оставляя его наедине с мыслями. Его тянуло к ней, до сих пор тянуло, а ведь она не была блистательной красавицей, чья красота сводила с ума, не давая возможности думать о чем-то еще. Трейси была скорее привлекательной, но зато удивительно сексуальной. Ее не хотелось ставить на пьедестал, поклоняться ее потрясающей внешности и сдувать пылинки. Ее хотелось брать: быстро и часто, медленно и долго. Она была создана, чтобы дарить удовольствие в постели, без ханжества и глупого жеманства позволяла делать с собой всё, наслаждаясь каждым движением вместе с ним. Трейси возбуждала его, как сотни других женщин, – с этим проблем у него никогда не было, – но парадокс был в том, что после секса она стала возбуждать еще больше. Он не потерял интерес к очередной покоренной вершине. Брендон вообще не считал Трейси трофеем, тем более, завоеванным. Она нравилась ему, серьезно это или нет – пока не ясно, но зато чувство казалось по-настоящему искренним.

Брендон поднялся, одернул пиджак и, разгладив пару морщинок, появившихся на темных брюках, бросил взгляд на место судьи. Сегодня он лишился небольшого кусочка от своего пирога, но все равно восхищался ее сообразительностью и смелостью. Брендон всегда был победителем, обожал быть первым, любил завоевывать и вкушать плоды своих побед. Но впервые в жизни он не хотел выиграть во чтобы то ни стало: использовать откровенно нечестные методы и хитрость на грани обмана. Он задумался, пытаясь определить: а как можно назвать выходку самой Трейси? Засмеявшись, Брендон не без гордости счел это смекалкой. Полански тоже любила побеждать.

– Любовь… – задумчиво произнес Брендон. Он никогда не боялся любви в драматичном, слезливом понимании. Он боялся, что это чувство скует его, поработит, превратив жизнь в сплошную рутину: дом, работа, дом – скучно и однообразно. И самое печальное: какое-то время он будет искренне наслаждаться этим, а потом придет пресыщение. Оно всегда приходит. Именно поэтому Брендон обожал свою работу – извечная борьба! И ему это нравилось! Но чтобы осуществились его весьма амбициозные планы на будущее, жениться все равно придется. Он кисло улыбнулся: борьба с женой будет заключаться в споре, кто вынесет мусор или в какой супермаркет поехать за продуктами – не возбуждает… А кто скажет, что брак состоит не только из повседневных забот и житейских мелочей, получит ментальный пинок под зад. Он-то всякого повидал на своем веку: семьи у всех разные, но рано или поздно все заканчивают именно так – серо и неинтересно.

Брендон схватил кейс с документами и пошел по следам Трейси, мыслями возвращаясь к делам насущным. Он все еще хотел ее, и она отвечала, пусть и не признавалась в этом даже самой себе, и это надо как-то решать…

Клуб «Шелтер» находился в богемном Сохо и пользовался популярностью как у расслабленных зевак, пришедших посидеть в лаундже с кальяном, поглазеть на разодетых по последней моде красоток, затем уйти в ночь с одной из таких, так и у энергичной, готовой танцевать ночь на пролет публики. Музыка звучала громко, играя на нервах и пробуждая желание двигаться, жить с ней в одном ритме, от нее, казалось, не скрыться и не спрятаться, только в вип-зоне, отделенной от остального зала волнообразными стеклянными перегородками, приглушавшими звуки: можно было спокойно вести переговоры, даже ночью, и наблюдать за сценой, танцполом и баром. А остальные любители горячих тусовок и крепкого алкоголя видели закрытую площадку в ультрамариновом цвете, искажавшем действительность и дурманящем голову.

– Нет, Тони, – невозмутимо отказал Брендон. – Я могу проконсультировать, дать несколько советов, как строить защиту, но представлять в суде члена Организации2 я не буду.

– Меня ведь ты защищал! – дружелюбно попенял ему собеседник. Тони Браско владел этим и еще несколькими клубами по всему Нью-Йорку, а также парой итальянских ресторанов на Манхэттене. Среднего роста, с живым подвижным лицом и экспрессивной жестикуляцией. Его можно было назвать привлекательным мужчиной, но больше из-за харизмы нежели внешности: глаза слишком маленькие и близко посаженные, темные волосы изрядно поредели, а круглый животик не мог скрыть даже дорогой костюм. Тони был итало-американцем, рожденным в Нью-Джерси, и хотя историческую родину ни разу в глаза не видел, отношения с собратьями поддерживал тесные, отсюда и надобность в услугах адвоката.

– Тогда было другое время, – покачал головой Брендон.

Десять лет назад Тони, напуганный реальным сроком, обратился в их фирму, – как в лучшую в городе, – но маститые адвокаты, как правило, не занимались уголовными делами, предпочитая работать с исками обеспеченных клиентов или корпорациями. Но Брендон Стеклер был иного мнения – эту область права он считал наиболее интересной, – поэтому с готовностью взялся помочь Тони.

В двадцать шесть Брендон уже имел опыт защиты клиентов, обвиненных в преступлениях против государства и общества, но они не были связаны с организованной преступностью. Тогда его отец – Адам Стеклер – назвал этот шаг опрометчивым: если сын выиграет – сделает себе имя, но если проиграет – долго не сможет отмыться. Брендон был агрессивен, горяч и непреклонен, а желание померяться силами с окружным прокурором затмевало все рациональные доводы отца.

Тони обвиняли в уклонении от налогов, отмывании денег и связи с преступной семьей Гамбино3. Ему светило двадцать лет тюрьмы и гигантский штраф, но Брендону удалось убедить жюри присяжных, что одно только итальянское происхождение не делает обвиняемого членом мафии, намекая на предвзятость и расизм обвинителя. Человеческий фактор сыграл ему на руку: толерантность в то время только входила в американский нравственный уклад, и все хотели показать, что обладают этой добродетелью.

Так отвалилось два из трех обвинений, а проникновенная речь о молодом бизнесмене, оступившемся, но готовом загладить свою вину перед государством, достигла цели: Тони отделался двумя годами тюрьмы, требованием покрыть сумму неуплаченных налоговых средств и небольшим штрафом. Через год он уже разгуливал на свободе, открывая новые клубы и рестораны. Это была победа! После громкого процесса «Штат Нью-Йорк против Тони Браско» Брендон начал свое восхождение на юридический Олимп. Он стал востребованным и желанным защитником для людей богатых и известных, респектабельных и не очень, но попавших в сложную ситуацию.

– Сейчас я ничем не могу помочь мафии, – после непродолжительного молчания добавил Брендон.

– А кто говорит о мафии?! – добродушно воскликнул Тони. – Это уважаемый человек, бизн…

Брендон сквозь тонкое стекло низкого бокала скептически взглянул на него, обрывая на полуслове и опрокинув в себя порцию бурбона, довольно откинулся на спинку удобного кожаного кресла.