— Честно говоря, не думаю, что у меня будет время, — сказала Зоуи, одновременно проглядывая текстовые сообщения на своем телефоне. — Надо написать один кошмарный отчет, и еще у меня встреча в Дублине. Ты готов, Гидеон?

— А что, уже заканчиваем? — спросил он, взглянул на часы и нахмурился. — Мы не успели коснуться образа Берты Мэзон.

— Это та сумасшедшая корова с третьего этажа? — спросила Донна. — Мы говорили о ней на прошлой неделе.

— Ах, какая жалость. Надеюсь, вы смогли оценить позицию Бронте относительно «домашнего рабства»?

— Да, конечно, Гидеон, — сказала Бронуин и стала раздавать всем куртки, сложенные кучей в углу.

Эд, неработающий муж, сказал, что пора уже перестать думать о работе по хозяйству как о рабском труде. Он натянул шерстяную шапочку на головку спящей дочери и нежно укутал ее в одеяльце. Закончив с этим, он прикоснулся пальцем к ее щеке и улыбнулся. Кейт была очарована и задумалась над тем, какой же должна быть жена Эда. Несомненно, красавица с золотым сердцем, искрометным интеллектом и такими же длинными ногами, как у Зоуи. А, ладно. Она взяла у Бронуин свой кожаный жакетик и прислушалась к тому, как Боб с тяжелыми вздохами пытается подняться с низкого мягкого дивана.

— Кстати о сумасшедших коровах, — сказал он, наконец поднявшись и застегивая коричневатый пуловер. — Моя хозяйка, наверное, удивляется, куда это я запропастился.

Кейт невольно рассмеялась. Рядом с ней стоял Гидеон с кошачьей шерстью на брюках.

— Я как раз начал читать лекции в Оксфорде, — говорил он Бронуин.

— В самом деле? — восхищенно спросила она.

— Ну… почти в Оксфорде. Моулфилдский колледж. Слышали о таком?

— А… понятно. — Бронуин была разочарована.

— Этот колледж весьма продвинутый. В скором времени он может получить университетский статус.

— Ага.

— В общем, — обратился он к группе, — я остановился у Зоуи на время, пока не подыщу себе жилье. Так что надеюсь еще встретиться с вами.

— Очень хорошо, — пробормотал Эд.

— Обязательно приходите на следующей неделе, — с придыханием сказала Бронуин. — Вы случайно не английскую литературу преподаете?

Он улыбнулся и провел рукой по своим волнистым каштановым волосам:

— Да. Забавно, но в этом семестре я как раз веду курс «Английский роман девятнадцатого века».

— Правда? — Бронуин подошла поближе. — Этот период мне всегда казался очень плодотворным для авторов-женщин. У вас есть любимый викторианский роман?

— Э-э-э… дайте-ка мне подумать. — Он постучал себя пальцем по подбородку, поджал губы и на время уставился в потолок. — Ну… Наверное, это «Мидлмарч»[5]. Джордж Элиот рисует замечательную картину провинциальной жизни, дарит нам восхитительную и в то же время страстную героиню, и в довершение всего в нашем распоряжении оказывается превосходный рассказчик.

— Полностью с вами согласна! — воскликнула Бронуин. — Я тоже всегда любила этот роман!

— Погоди-ка минутку, Брон, — вставила Донна, накидывая светлую джинсовую куртку. — Ты же говорила, что тебе не нравятся книги, написанные мужчинами.

Гидеон искренне рассмеялся.


От Саммертауна Кейт решила пройтись пешком. Вечер был теплым, и, несмотря на темноту, на улицах было многолюдно. Она шла к дому по переулкам Джерихо[6], в домах горел свет, но кое-где шторы не были задернуты. Поэтому она могла заглядывать в гостиные: вот здесь абсолютно все куплено в «Икеа», а здесь — творческий беспорядок. О, какое чудное покрывало! Боже, ненавижу это рококо в комнатах для отдыха! Иной раз можно было почерпнуть новые идеи; а иногда ей хотелось постучать в дверь, вручить визитную карточку и сказать: «Не хочу вас обидеть, но ваша обстановка ужасна. Не хотите ли зайти в мой магазин? И захватите с собой пару тысяч фунтов».

Кейт свернула на Элис-стрит, делая небольшой крюк ради интерьеров этой улицы. Она состояла их двух рядов крошечных домов, ухоженных и аккуратных, выходящих прямо на тротуар, при каждом домике — терраса. Здесь цена за квадратный метр жилья была самой высокой в городе. Говорили даже — самой высокой в Европе. Все дома разного цвета, что создавало общую атмосферу шика и благосостояния. Только один дом, по левой стороне улицы, выбивался из общего стиля: отделка камнем, навесной фонарь, общая с соседями телевизионная антенна. Чтобы обойти этот дом, Кейт перешла дорогу и снова стала беззастенчиво рассматривать гостиные, как вдруг в нескольких дюймах от нее по ту сторону окна выросла мужская фигура. Мужчина стоял, подняв руки вверх и в стороны. От ужаса она застыла на месте и закричала.


Я только что уложил Джорджию и задергивал занавески в гостиной, когда увидел, что за окном стоит Кейт из нашего кружка и издает странные звуки. Если она разбудит малышку, я убью ее. Я поспешил к входной двери, что не заняло у меня много времени, так как дверь находилась рядом с окном, и спросил, все ли с ней в порядке.

— Ах, это ты! — сказала она, вся дрожа. — Да. Теперь все в порядке.

— Я надеюсь, это не цвет дома так тебя напугал? Хотя у нас были сомнения насчет фиолетового.

— Нет-нет. При таком освещении его практически не видно. То есть… Наверняка все очень красиво. Ты меня напугал, вот и все. В окне.

— Правда? — спросил я, пытаясь вспомнить, когда в последний раз кого-нибудь пугал. Ага, однажды, когда мне было десять лет, я спрятался под кроватью брата и с громким рычанием схватил его за голые щиколотки. Говорят, он до сих пор не может спать на кроватях с ножками. — Просто занавески застревают на карнизе, и приходится сильно их дергать.

— Понятно.

— Э-э… может, зайдешь? У нас где-то должно быть цветочное успокоительное, осталось после родов Бернис. Очень помогает при психических травмах.

Она засмеялась:

— Нет, все нормально, спасибо. Я уже пришла в себя. — Она плотно запахнула куртку и сложила на груди руки: — Оно ей помогло? Это цветочное успокоительное?

— Вообще-то оно было для меня. Да, очень помогло. Ну… тогда, может быть, чашку чая?

Согнув тонкую руку в запястье, она взглянула на часы. А ведь она довольно симпатична, эта Кейт. Трудно сказать, сколько ей лет. Тридцать четыре, тридцать пять? Ростом около пяти футов и двух или трех дюймов и, похоже, не замужем, что привлекало. Красивые волосы — темные, волнистые, длиной до плеч. Карие глаза, приятный голос. Не будучи самым разговорчивым участником кружка, она все еще оставалась загадкой.

— Ну что же, давай.

Она зашла в дом, а я прибрал вещички Джорджии, чтобы Кейт могла сесть.

— Чудесный дом, — сказала она. — Я и не знала, что ты живешь так близко. А где… э… Бернис — так, кажется, ее зовут?

— Да. Она уехала по делам. Вернется завтра.

— А чем она занимается?

— Она…

Как бы я хотел сказать ей, что Бернис — эксперт в теории узлов, один из лучших специалистов в своей области. А ведь она могла бы стать таким специалистом, если бы не бросила докторантуру, узнав, что беременна. Она тогда заявила, что кто-то из нас должен стать взрослым и что сделать это придется именно ей, несмотря на то, что ее докторская диссертация могла бы принести огромную пользу всему человечеству, а мою прочитают только экзаменаторы да еще, может быть, мои родители. После многообещающего романтического начала мы к тому моменту несколько охладели друг к другу, и Бернис стала обращаться со мной довольно бесцеремонно. Можно даже сказать, грубо. Но я решил отнести это на счет беременности и, пока она заполняла анкеты, готовил для нее французский луковый суп — тогда она могла съесть его целую кастрюлю. Одна фирма пригласила ее на собеседование, и, замаскировав живот, Бернис сумела получить должность агента по распространению учебных пособий. И, как ни удивительно, весьма преуспела в этом новом для нее деле. Она взяла небольшой отпуск, чтобы родить Джорджию, но ей не терпелось вернуться к работе. Материнство совсем не шло Бернис, это была не ее стихия.

— … занимается печатными изданиями, — сказал я Кейт. — Академическими.

Из длинной узкой кухни (которая заняла девяносто процентов нашего садика) я наблюдал за тем, как Кейт осматривалась вокруг и соображала: «Ага, вот как они смогли купить жилье на Элис-стрит». Сказать ли ей, что мы страшно дешево снимаем этот дом у друга, который живет за границей, в обмен на ремонт и оплату коммунальных услуг? Я решил, что не стоит.

Я вернулся в комнату с двумя кружками, вручил одну Кейт, уселся в кресло-качалку и спросил:

— Ну и что ты думаешь о нашем сегодняшнем госте-докладчике? — Я не мог не заметить, что женщины ловили каждое слово Гидеона. А Донна даже конспектировала.

Кейт подула на чай и аккуратно отпила, держа кружку тонкими пальцами.

— Чудаковат, — ответила она с восхитительной деликатностью и огляделась: — Я понимаю, почему мы не сможем собираться у вас. Тебе пришлось бы усадить нас в один ряд, не так ли? И мы бы разговаривали со стеной.

Я подумал: «Не будь она так мила, я бы оскорбился».

— С другой стороны, — добавила она с усмешкой, — можно посадить Гидеона в самом конце кухни. И пусть рассказывает плите об избыточном употреблении антропоморфизма в викторианской литературе.

Я засмеялся, и мы немного поговорили о Джорджии. У меня сложилось впечатление, что Кейт без ума от моей малышки: на собрании Кейт глаз с нее не сводила, пока я кормил ее. Я еще раз наполнил наши кружки, и мы поболтали о моей диссертации и ее магазине. Мужчин она не упоминала, правда, я не спрашивал. Казалось, мы отлично поладили. И тут позвонила Бернис.


Кейт находила Эда очаровательным и забавным — до тех пор, пока он не ответил на телефонный звонок.

— А, привет еще раз, — сказал он скучным голосом. — Да… Нет. Это я уже сделал… Нет, но я сделаю это завтра… Нет, не будет слишком поздно… Да, купил… Шестьдесят три фунта… Дешевле я не смог найти… Нет, это ты вернешь обратно… Хорошо, хорошо… Остынь, ладно? Я же сказал: хорошо… Пока.