Она решительно гнала прочь тревожные мысли. Обе ее сестры найдутся, живые и невредимые.

– Когда я вошла, милорд, мне показалось… что вас расстроило письмо, которое вы читали, – продолжала она.

– Вот как, вам показалось? – Он снова как будто замкнулся и отошел от нее к столу. – Может быть, все дело в том, что я думал, как буду отвечать на все эти письма и приглашения, – сухо ответил он.

Писем в самом деле оказалось много; Диана не подозревала, что столько народу жаждет увидеться с ними. Ведь много лет Гейбриел считался изгоем! Впрочем, количество писем и приглашений как будто свидетельствовало о том, что его прошлые грехи прощены – если и не забыты – после того, как он стал богатым графом Уэстборном.

Она вздохнула:

– Может быть, мы никуда не поедем? Раз моих сестер до сих пор нет, мне особенно не хочется ни с кем общаться, и у нас есть дополнительный предлог: я еще ношу траур по отцу.

Гейбриел прислонился к столу и смерил Диану прищуренным взглядом. Красивая и изящная молодая женщина, несомненно, всколыхнет лондонское общество. Особенно мужскую его часть – женщины, как старые, так и молодые, будут завидовать ее красоте. Красоте, которая заслуживает того, чтобы ее видели…

– К сожалению, Диана, отказаться от всех приглашений мы не можем. – Он невольно поморщился, представив, что снова придется посещать светские мероприятия, учтиво беседовать с людьми, которые ему неприятны или даже ненавистны… – Со смерти вашего отца прошло более полугода, и мы уже объявили о помолвке. Нам придется вместе посетить по крайней мере некоторые самые спокойные приемы и балы. – Он сел на стул и снова с мрачным видом воззрился на одно из полученных сегодня писем.

Диана приблизилась к столу:

– Милорд, вы не хотите поделиться со мной своими тревогами?

Показать ли ей письмо, так расстроившее его? Может быть, будет лучше, если у нее не останется никаких иллюзий о человеке, за которого она собирается выйти замуж?

– Похоже, после того, как в газетах появилось объявление о нашей помолвке, не только представители высшего света узнали о том, что я избрал своей резиденцией Уэстборн-Хаус. – Он протянул ей письмо. Перед тем как взять из рук жениха лист бумаги, Диана бросила на него пытливый взгляд. Она почувствовала, как напряглось его гибкое, атлетическое тело, и бросила беглый взгляд на подпись внизу письма.

– Кто такая Элис Бриттон?

– Бывшая компаньонка моей матери.

Диана удивленно подняла шелковистые брови:

– Бывшая?

Гейбриел досадливо кивнул.

– Если верить ее письму, несколько месяцев назад она вышла в отставку и сейчас живет в Истборне.

Диана быстро прочла письмо и сразу поняла, почему Гейбриел так встревожился.

– Наверное, нам обоим в самом ближайшем будущем придется поехать в Кембриджшир…

– Нет!

От неожиданности Диана вздрогнула.

– Конечно, если вы предпочитаете поехать без меня, поезжайте, я все понимаю…

– Диана, мои предпочтения не имеют никакого значения, поскольку я не собираюсь даже приближаться к Кембриджширу, ни сейчас, ни в будущем. – По-прежнему мрачный, Гейбриел вскочил и начал мерить комнату шагами.

– Но… мисс Бриттон пишет, что четыре месяца назад, когда она в последний раз видела вашу матушку, ее здоровье пошатнулось…

Он вскинул голову, и глаза его сверкнули.

– Поверьте, мой приезд еще более усугубит ее состояние!

Диана поняла, что Гейбриел искренне верит в то, что говорит. Правда, сама она сомневалась в том, что мать не захочет увидеться с сыном.

– Гейбриел, мне кажется, вы ошибаетесь…

– В самом деле? – Гейбриел посмотрел на нее с горечью. – С тех пор как я уехал, я не получил от своих родственников ни открытки, ни письма! – Он все больше ожесточался, предвидя возражение Дианы: возможно, родные не писали ему, так как не знали, где он находится. – А что вы скажете, узнав, что шесть лет назад, когда умер отец, я сразу же написал матери, выразил свои соболезнования и попросил разрешения приехать. Она не удосужилась даже ответить на мое письмо!

Диана услышала в его голосе неподдельную боль, и у нее заныло сердце.

– Да, понимаю, как это ужасно…

– Иного я и не ожидал, – хрипло продолжал он. – Не понимаю, почему бывшая компаньонка матери теперь просит меня навестить мою матушку, из-за того что у нее якобы «ухудшилось» состояние здоровья? По-моему, дело в чем-то другом!

– Мисс Бриттон также уверяет, что ваша матушка давно уже хочет с вами увидеться…

– Мне как-то не верится… Едва ли ей не терпится получить мое прощение, которое успокоит ее совесть.

Диана смерила его сочувственным взглядом:

– Когда я предложила вместе съездить к вашей матушке, я думала вовсе не о ее совести.

– О чем же вы думали? – прищурился Гейбриел.

– О вашей душе, – кротко ответила Диана.

– О моей душе?! – рявкнул он. – Вы же как будто поверили мне, когда я сказал, что не совершил ничего такого, чего мог бы стыдиться!

Диана действительно поверила ему. Она и сейчас ему верила. Более того, прожив с ним два дня под одной крышей, она пришла к выводу, что невозможно не поверить Гейбриелу Фолкнеру, когда он в чем-то кого-то убеждает!

– Неужели вы не понимаете, что, если ваша матушка скончается, так и не примирившись с вами, вы до конца дней своих не будете знать покоя, помня о том, что могли помириться с ней, но не помирились из-за своей гордыни?

Он перестал расхаживать по кабинету и внезапно посмотрел на нее в упор:

– Так случилось с вами, Диана? Может быть, ваша мать просила вас простить ее за то, что она вас бросила, а вы ей отказали?

Сердце екнуло у Дианы в груди.

– Сейчас речь идет не обо мне и не о моей матери…

– Нет, о вас, – перебил ее Гейбриел. – Итак, признайтесь, пожалела ли ваша мать о том, что бросила вас ради объятий молодого любовника? И вы отказали ей в прощении? – безжалостно допытывался он.

Диана застыла, вспомнив о том ужасном времени, когда мать их оставила: отец, бледный как привидение, бродил из комнаты в комнату в Шорли-Парке, как будто в одной из них мог отыскать жену, если внимательно присмотрится; младшие сестры по вечерам плакали, пока, обессилев, не засыпали, но вскоре вновь просыпались с криком и плачем и спрашивали, почему мама не приходит утешить их, как, бывало, приходила, когда им снились страшные сны. И в то ужасное время, стараясь хоть как-то утешить отца и сестер, Диана чувствовала, как в ее душе нарастает гнев. Она ненавидела мать за то, что та больно ранила своих близких… Наконец сердце ее ожесточилось от ненависти к матери.

Шея ее судорожно дернулась, она попыталась проглотить желчь, подступившую к горлу.

– Моя мать никогда не хотела к нам вернуться и даже не просила у нас прощения, поэтому как могла я в чем-то ей отказать? – ответила она ровным тоном, стараясь не сорваться.

– Диана… – нахмурился Гейбриел.

– Прошу прощения, милорд… – Величественно вскинув голову, она отвернулась, стараясь не встречаться с ним взглядом. – Мне пора подняться наверх и переодеться к ужину. – Правда, мысли о еде сейчас внушали ей лишь тошноту.

О матери она вспоминала редко. Да и что толку в воспоминаниях?

– Вы не даете мне выйти, милорд, – высокомерно заметила она, видя, что Гейбриел встал у открытой двери кабинета.

– Диана, вы позволите мне извиниться перед вами? – Гейбриел пытливо смотрел на нее сверху вниз. По тому, как она побледнела и как потускнели ее небесно-голубые глаза, он понял, что жестокие слова о ее матери больно ранили ее. Да, письмо мисс Бриттон, в котором шла речь о его матери, заставило его страдать, но он не имел права срывать досаду и огорчение на Диане. Коснувшись ее открытого плеча, он хрипло произнес: – Извините меня за грубость! Все дело в том, что… – Он глубоко вздохнул. – Не сомневаюсь, намерения у Элис Бриттон были самые добрые, но прошлое лучше не ворошить. Судя по всему, так будет лучше для нас обоих, – негромко продолжал он.

Диана взмахнула длинными ресницами, и ее небесно-голубые глаза заблестели… от непролитых слез? Неужели Гейбриел так сильно задел ее? Неужели за прошедшие восемь лет, проведенные в изгнании, он в самом деле стал настолько бесчувственным и эгоистичным? Неужели он настолько привык упиваться своим горем, что разучился замечать, когда сам ранит других своими холодностью и цинизмом?

– Гейбриел, я вас прощаю…

Он досадливо вздохнул, услышав тихий голос Дианы. Пожалуй, он впервые в жизни не нашелся с ответом. Если он продолжит разговор в прежнем тоне, она, скорее всего, расплачется, и все же молчать еще хуже…

– Как и вы, надеюсь, простите меня за вторжение в вашу личную жизнь, – добавила Диана.

Это уж слишком! Диана просит у него прощения, хотя он ее обидел! Он нежно привлек ее к себе, ее золотисто-рыжая макушка пришлась ему как раз под подбородок. Он вдыхал аромат ее волос…

– Какое же я грубое животное – я причинил вам боль!

Она прижалась к его груди теплой щекой и прошептала:

– Я не имела права вмешиваться.

– Ни у кого, кроме вас, нет больше прав на это, – пылко возразил Гейбриел. – Скоро вы станете моей женой. Графиней Уэстборн!

Только сейчас, сжимая ее в объятиях и всецело сознавая, как она, в сущности, беззащитна, несмотря на внешние хладнокровие и уверенность, он понял, какое огромное значение имеет их помолвка.

Он возобновил свое брачное предложение, полагая, что такой брак будет выгоден им обоим. Диане необходимо лекарство для раненой гордости после того, как ее предал поклонник, а ему нужна подходящая жена, которая станет хозяйкой в его доме и произведет на свет наследников титула. Он радовался, что так удачно все рассчитал. Но он не ожидал, что ему так понравится женщина, на которой ему предстояло жениться. Не ожидал он и того, что будет так сильно желать ее! Вот и сейчас, сжимая ее в объятиях, он переживал самую настоящую пытку. Но, поскольку Гейбриел не хотел рисковать – нельзя допустить, чтобы их первенец появился на свет всего через семь или восемь месяцев после свадьбы, породив тем самым еще более нежелательные для них обоих слухи, – он понимал, что придется ему и дальше переносить невыносимые страдания до тех пор, пока он не избавится от искушения.