И нашла его в спальне. Он снова корпел над документами.

– Мне нужно кое-что проверить, – пробормотал он. – Я на минуту.

– Хорошо, – кивнула Сара.

Он так и не пришел.

Задолго до конца картины Сара остановила показ, вытащила диск и нашла свой жакет. Заглянула к Майлзу, не зная, что Джоны тоже нет дома, и тихо выскользнула на улицу. Майлз и не подозревал, что она ушла, пока не вернулся Джона.


Чарли просидел в офисе почти до полуночи: подобно Майлзу изучал дело и гадал, как поступить дальше.

Пришлось приложить немало дипломатических усилий, чтобы умаслить Харви, особенно после того, как тот рассказал о случившемся в машине Майлза. Джоунс, что неудивительно, почти все время молчал, видимо, решив, что будет лучше, если Харви выскажется вместо него. Однако он едва заметно улыбнулся, когда Харви заявил, что серьезно подумывает предъявить Майлзу обвинение.

И тогда Чарли объяснил, за что Майлз арестовал Отиса. Похоже, он даже не объяснил Тимсону суть дела. Завтра они потолкуют по душам… если Чарли прежде не свернет шею Майлзу.

Но в присутствии Харви и Трумена Чарли вел себя так, словно с самого начала все знал.

– Не стоит бросаться обвинениями, пока не удостоверюсь, что они достаточно обоснованны.

Как и ожидалось, Харви и Трумен не сразу поверили. Особенно рассказу Симса. Пока Чарли не добавил, что встретился с Эрлом Гетлином и тот все подтвердил.

Чарли не собирался рассказывать Трумену о своих сомнениях. Впрочем, и Харви тоже. Пока.

Едва он закончил рассказ, Харви многозначительным взглядом дал ему знать, что они встретятся позже и потолкуют с глазу на глаз. Чарли, смекнув, что ему нужно время все обдумать, притворился, будто ничего не заметил.

Потом они долго говорили о Майлзе. Чарли не сомневался, что его помощник натворил дел, и хотя он в то время, мягко говоря, был расстроен, все же, зная Майлза достаточно хорошо, понимал, что такое поведение в подобной ситуации вполне естественно. Поэтому Чарли скрыл свой гнев и постарался не слишком защищать Майлза.

Харви рекомендовал временно отстранить Майлза от работы, пока не будет проведено расследование. Трумен попросил, чтобы Отиса либо освободили, либо предъявили обвинение.

Чарли сообщил, что Майлз уже ушел, но что он с утра первым делом примет необходимые решения.

Почему-то он надеялся, что к тому времени все немного прояснится.

Но когда собрался домой, обнаружил, что его надежды были напрасны.

Прежде чем уйти, он позвонил Харрису – узнать, как прошел день.

Оказалось, что Харрис так и не сумел найти Симса.

– А ты вообще его искал?! – рявкнул Чарли.

– Где только не побывал, – сонно ответил Харрис. – У него дома, у его матери, во всех кабаках, заходил в каждый бар и винный магазин округа. Он смылся.


Бренда, в банном халате поверх пижамы, дожидалась мужа. Он честно рассказал почти обо всем, что случилось, и она спросила, что будет, если Отис действительно предстанет перед судом.

– Все как обычно, – устало пробормотал Чарли. – Джоунс будет утверждать, что Отиса не было там той ночью, и найдет тех, кто это подтвердит. Потом заявит, что даже если Отис и заходил в бар, то все равно не сказал ничего такого, что бы его обличало. А если и сказал, то фраза вырвана из контекста и не так понята.

– И это сработает?

Чарли торопливо пил кофе, зная, что впереди еще ждет работа.

– Никто не сможет предсказать, как поведут себя присяжные. И ты это знаешь.

Бренда положила руку на плечо Чарли.

– Но что ты сам думаешь? Только честно.

В этот момент ей казалось, что муж выглядит на десять лет старше, чем утром, когда уходил на работу.

– Если мы не найдем доказательств, Отиса отпустят.

– Даже если он это сделал?

– Да, – вяло подтвердил Чарли. – Даже если он это сделал.

– И Майлз смирится?

Чарли прикрыл глаза.

– Ни за что.

– И что он сделает?

Чарли допил кофе и потянулся к бумагам.

– Понятия не имею.

Глава 25

Я принялся преследовать их – постоянно, осторожно, так чтобы никто не узнал об этой затее.

Я ждал Джону у школы. Навещал могилу Мисси. Приходил к их дому по ночам. Моя ложь была очень убедительной, никто ничего не заподозрил.

Знаю, это было скверно, но, похоже, я больше не мог управлять собой. Как всякий маньяк, я не мог остановиться. Правда, постоянно задавался вопросом, в здравом ли я рассудке. Может, я мазохист, упивающийся собственными терзаниями? Или садист, втайне наслаждающийся их мучениями и желающий видеть все собственными глазами? А может, и то и другое?

Я не знал. Сознавал только, что выхода нет.

Я не мог отделаться от жуткой сцены, которую наблюдал в первую ночь, когда Майлз молча прошел мимо сына как мимо неодушевленного предмета. Так не должно быть, особенно после того, что случилось. Да, знаю, Мисси больше нет в их жизни, но разве люди после трагедии не становятся ближе? Не ищут поддержки друг в друге? Особенно родственники.

Именно этому я хотел верить.

Так я протянул первые шесть недель. Это стало моей мантрой. Они выживут. Обратятся друг к другу и станут еще ближе.

Мелодекламация издерганного дурачка, но в моем мозгу все это звучало постоянно. И непрерывно.

Но в ту ночь они были порознь.

Теперь я не настолько наивен, как тогда. И не верю, что единственное моментальное фото семьи может открыть всю правду об отношениях. Я твердил себе, что ошибся, а если даже и нет, это ничего не значило. Нельзя судить о жизни семьи по одному эпизоду.

Я почти поверил этому… к тому времени как добрался до машины.

Но должен был убедиться.

Каждый сам выбирает дорогу к собственной гибели. Как пьяница, который выпил раз в пятницу вечером и еще дважды – на следующий день, чтобы постепенно и полностью потерять контроль над собой, я стал действовать более смело. Через два дня после моего ночного визита мне потребовалось побольше узнать о Джоне. Я прекрасно помню ход мыслей, которыми пытался оправдать свои действия. Примерно так: если сегодня увижу Джону и он улыбнется, значит, я был не прав.

Поэтому я поехал к школе. Сидел на парковке, чужак, оказавшийся там, где не имел права быть. Сидел и смотрел в переднее стекло.

В первый раз я видел его всего несколько минут. И поэтому вернулся на следующий день.

И через несколько дней – еще раз.

Я дошел до того, что знал в лицо его учительницу, всех ребят из его класса, и вскоре отыскивал его взглядом сразу же, как только он выходил из здания. И наблюдал, наблюдал…

Иногда он улыбался, иногда – нет, и весь остаток дня я гадал, что это означает. Так или иначе, я никогда не был доволен.

Наступала ночь. Как зуд, который невозможно унять, потребность шпионить изводила меня, становясь все сильнее, по мере того как тянулось время. Я долго лежал с открытыми глазами, прежде чем вскочить с постели. Побродить по комнате и снова лечь. И хотя знал, что так нехорошо, все же решался идти. Говорил сам с собой, шепотом перечисляя причины, по которым необходимо игнорировать нелепые побуждения. И одновременно искал ключи от машины.

А потом ехал по темным улицам, заставляя себя повернуть назад и вернуться домой. Даже когда парковал машину и пробирался сквозь кусты, окружающие их дом: шаг за шагом, не понимая, что тянет меня вперед.

Припадал к окну и смотрел, смотрел.

Целый год я наблюдал, как их жизнь разворачивается передо мной отрывками и эпизодами. И старательно лепил из них законченную картину. Узнал, что Майлз иногда, как и раньше, работает по ночам. А кто же тогда присматривает за Джоной?

Поэтому я отслеживал график Майлза и однажды последовал за школьным автобусом Джоны, развозившим детей из школы. Оказалось, что он остается с соседкой. Пришлось подойти к ее почтовому ящику, чтобы узнать имя.

Иногда я наблюдал, как они ужинают. Понял, что любит Джона, какие передачи предпочитает смотреть потом. Оказалось, что он обожает играть в футбол, но терпеть не может читать. Я становился свидетелем того, как он растет. Видел всякое: и хорошее, и плохое. И всегда искал улыбку на лицах. Что-нибудь, хоть что-то, что побудило бы меня бросить все это.

Я следил и за Майлзом.

Наблюдал, как прибирается в доме. Раскладывает вещи по ящикам. Как готовит обед. Как пьет пиво и курит на заднем крыльце, когда думает, что никто его не видит. Но чаще всего я видел, как он сидит на кухне.

Там, непрестанно ероша волосы, он просматривал документы. Сначала я предположил, что он берет на дом работу, но постепенно понял, что ошибался. Он изучал не разные дела, а одно.

И тогда меня осенило. Я с упавшим сердцем сообразил, что это за дело. Он ищет меня. Того человека, который подсматривает за ним в окно.

И снова я оправдывал свои поступки. Часами изучал Майлза, черты его лица. Боялся услышать внезапное «вот оно», сопровождаемое поспешным звонком, который предвещает визит в мой дом. Боялся понять, что конец близок.

Когда я наконец уходил, чтобы вернуться к машине, у меня от слабости подкашивались ноги. Я чувствовал себя абсолютно вымотанным и был готов поклясться, что это больше не повторится и я никогда на такое не пойду.

После этого я на время оставлял их в покое.

Стремление следить за ними унималось, и меня начинали терзать угрызения совести. Я ненавидел и презирал себя за все, что наделал. Молил Бога о прощении, а порой хотел покончить с собой.

Ведь когда-то я мечтал доказать всему миру, что значу что-то. Теперь я ненавидел того, кем стал.

Но как бы я ни старался остановиться, как бы страстно ни желал умереть, потребность следить за Райанами просыпалась вновь. Я сражался с ней, пока хватало сил, а потом говорил себе, что это в последний раз. Самый последний.

А потом, подобно вампиру, выходил на ночную охоту.

Глава 26

Той ночью, когда Майлз изучал на кухне дело, у Джоны после нескольких спокойных недель опять случился кошмар.