Николас Спаркс - Крутой поворот

Сара благодарно улыбнулась:

– Может, именно поэтому мы так хорошо ладим. Видим суть вещей.

– И расходимся только во мнениях относительно жизни в маленьком городке, верно?

– Я ни разу не сказала, что мне здесь не нравится.

– Но вы можете представить, что осели в подобном месте?

– То есть навсегда?

– Бросьте, вы должны признать, что тут очень славно.

– Так и есть. Я уже это говорила.

– Но для вас все это временно?

– Это зависит от многого.

– От чего?

– От причин, по которым я захочу остаться, – улыбнулась она.

Интересно, что означают ее слова? Приглашение или обещание?

Луна начала медленный дугообразный подъем, сияя сначала желтым, а потом оранжевым светом, озарившим крышу дома Трэвисов-Баннеров, первый объект их экскурсии. Древнее двухэтажное здание в викторианском стиле с широкими полукруглыми крылечками отчаянно нуждалось в покраске. На крыльце собралась небольшая компания, сгрудившаяся вокруг двух женщин в костюмах ведьм, стоявших у большого горшка, разливавших яблочный сидр и делавших вид, будто вызывают дух первого владельца дома, человека, который, по преданию, погиб, придавленный упавшим деревом. Входная дверь была открыта. Оттуда доносились потусторонние звуки: испуганный визг, скрип дверных петель, странный стук и кудахчущий смех.

Обе ведьмы неожиданно опустили головы. Свет на крыльце погас, и в передней позади них, подобно театральному эффекту, возник безголовый призрак – черный силуэт в плаще, с вытянутыми вперед руками и костлявыми пальцами скелета. Какая-то женщина вскрикнула и уронила чашку с сидром. Сара инстинктивно прижалась к Майлзу и с неожиданной силой сжала его руку.

Вблизи ее волосы казались очень мягкими. И хотя были иного цвета, чем у Мисси, он вдруг вспомнил, как любил пропускать между пальцами шелковистые пряди каштановых волос, когда они лежали в постели.

Через минуту, покорившись заклинаниям ведьм, призрак исчез, и свет зажегся снова. Публика с нервными смешками стала расходиться.

Следующие два часа Майлз и Сара переходили из дома в дом. Иногда их приглашали на короткую прогулку по комнатам, иногда оставляли в передней или в саду, где развлекали рассказами об истории очередного здания. Майлз уже бывал на этой экскурсии, и старался показать Саре самые интересные места, рассказывая о достопримечательностях, которые в этот раз им не доведется посетить.

Они бродили по растрескавшимся цементным дорожкам, шепчась и наслаждаясь каждой минутой. Постепенно людей становилось все меньше, некоторые дома стали закрываться на ночь. Когда Сара спросила, готов ли он идти ужинать, Майлз покачал головой.

– Еще одна остановка, – объявил он и повел ее по улице, держа за руку и осторожно гладя ладонь большим пальцем. Когда они проходили мимо высокого орехового дерева, сверху послышался крик совы, который тут же оборвался. Впереди компания людей в костюмах привидений садилась в микроавтобус.

На углу Майлз показал на большой двухэтажный дом, где в отличие от других зданий было безлюдно. Окна были совершенно черными: очевидно, кто-то задернул шторы. Освещено было только крыльцо, на ступенях которого и на маленькой деревянной скамье около двери стояли свечи. Рядом с крыльцом в качалке сидела старуха, укрыв одеялом ноги. В неярком свете она походила на манекен – редкие седые волосы, хрупкое, изможденное тело…

Кожа казалась почти прозрачной, а лицо было изборождено глубокими морщинами, как растрескавшаяся глазурь старой фарфоровой чашки. Майлз и Сара уселись на крыльцо, предоставив старушке изучать вновь прибывших.

– Здравствуйте, мисс Харкинс, – медленно выговорил Майлз. – Много народу было сегодня?

– Как обычно, – отозвалась мисс Харкинс хриплым, как у заядлого курильщика, голосом. – Знаете, как это бывает. – Она прищурилась, словно пытаясь получше разглядеть его. – Итак, вы пришли услышать историю Харриса и Кэтрин Прессер, верно?

– Я решил, что Саре стоит ее узнать, – спокойно объяснил Майлз.

В глазах мисс Харкинс промелькнули веселые искорки. Она поспешно потянулась к стоявшей рядом чашке.

Майлз обнял Сару за плечи и притянул к себе. Сара расслабилась под его рукой.

– Тебе понравится, – прошептал Майлз, и от его дыхания по ее спине прошел озноб.

«Уже понравилось», – подумала она.

Мисс Харкинс отставила чашку с чаем и заговорила шепотом:

Сара украдкой взглянула на Майлза.

– Харрис Прессер, – начала мисс Харкинс, – родился в тысяча восемьсот сорок третьем году в семье владельцев маленькой свечной мастерской в центре Нью-Берна. Как многие молодые люди того времени, Харрис решил служить войскам Конфедерации, когда началась война за независимость Юга. Однако, поскольку он был единственным сыном, родители умоляли его не ходить в армию. Согласившись исполнить их желание, Харрис Прессер сам избрал свой жребий.

На этом месте старуха замолчала и снова взглянула на них.

– Он влюбился, – тихо добавила она.

Может, мисс Харкинс имеет в виду и их тоже?

Старуха слегка подняла брови, словно проникнув в мысли Сары, и та поспешно отвела взгляд.

– Кэтрин Парди только исполнилось семнадцать. Как и Харрис, она была единственным ребенком в семье. Ее родители владели гостиницей и лесопилкой и считались первыми богачами в городе. Они не водились с Прессерами, но обе семьи были среди тех, кто остался в городе, после того как Нью-Берн в тысяча восемьсот шестьдесят втором году заняли войска северян. Несмотря на все эти события, Харрис и Кэтрин ранними летними вечерами начали встречаться на берегу реки Ньюс. Сначала они просто болтали о том о сем. Но вскоре родители Кэтрин обо всем узнали, очень рассердились и запретили дочери видеться с Харрисом, поскольку Прессеры считались простолюдинами. Но запреты еще сильнее подтолкнули молодых людей друг к другу, хотя видеться им стало нелегко. Наконец они придумали, как избежать зорких глаз родителей Кэтрин. Харрис стоял у окна свечной мастерской, ожидая сигнала. Стоило родителям заснуть, как Кэтрин ставила на подоконник зажженную свечу, и Харрис прокрадывался во двор, взбирался на огромный дуб, росший под окном ее спальни, и помогал девушке спуститься. Они продолжали встречаться, и с каждым днем любовь их становилась все сильнее.

Мисс Харкинс снова глотнула чаю и слегка прищурилась. В голосе зазвучали зловещие нотки:

– К тому времени северяне начали успешное наступление. Новости из Виргинии доходили самые мрачные. Поговаривали, что генерал Ли собирается двинуть свою армию из Северной Виргинии и попытается снова захватить восточную часть Северной Каролины. В городе объявили комендантский час, и всякого, кто осмеливался выйти из дома после наступления темноты, могли расстрелять без суда и следствия. Особенно это касалось молодых людей.

Лишенный возможности встреч с Кэтрин, Харрис допоздна работал в мастерской родителей и обязательно ставил на окно зажженную свечу, чтобы Кэтрин вспоминала о нем и знала, что он жаждет ее видеть. Так продолжалось много недель, пока ему не удалось передать через одного доброго проповедника записку Кэтрин. В ней он просил ее убежать с ним. Если она ответит «да», пусть поставит на окно две свечи, первую в знак согласия, а вторую как сигнал, когда будет безопаснее всего прийти за ней. В ту ночь он увидел две свечи и, несмотря на все препятствия, тот же добросердечный проповедник, который доставил записку, обвенчал молодых людей под полной луной. Все они рисковали жизнью ради любви.

Но к несчастью, родители Кэтрин отыскали второе тайное письмо от Харриса и, придя в ярость, стали допрашивать Кэтрин. Та с вызовом объявила, что теперь они ничего не смогут поделать. Печально, конечно, но она оказалась слишком опрометчивой и бесхитростной…

Через несколько дней отец Кэтрин, у которого были совместные дела с полковником-северянином, военным комендантом города, донес, что в городе есть шпион южан, посылающий генералу Ли информацию о городских укреплениях. В свете слухов о возможном вторжении Ли Харрис Прессер был немедленно арестован. Перед казнью он попросил об одном одолжении – поставить на окно зажженную свечу. Его желание было исполнено. В ту же ночь он был повешен на ветвях огромного дуба, росшего под окном Кэтрин. Девушка была вне себя от горя, понимая, что во всем виноват ее отец.

Она отправилась к родителям Харриса и попросила огарок свечи, горевшей на окне в ночь его смерти. Измученные скорбью, они сначала не поняли странной просьбы, но Кэтрин объяснила, что хочет иметь что-то на память о прекрасном молодом человеке, который всегда был так любезен с ней.

Ей отдали огарок. В ту ночь она зажгла две свечи и поставила на подоконник. Родители нашли ее на следующий день. Она покончила с собой, повесившись на том же гигантском дубе.

Майлз снова притянул к себе Сару.

– Тебе интересно? – прошептал он.

– Ш-ш-ш. По-моему, мы переходим к той части, где появляются призраки.

– Свечи горели всю ночь и следующий день, пока не растеклись восковыми лужицами. Но все равно продолжали гореть. На вторую ночь и третью… Они горели три дня, ровно столько, сколько были женаты Кэтрин и Харрис, а потом погасли. Через год, в годовщину свадьбы Харриса и Кэтрин, пустая комната Кэтрин непонятным образом загорелась. Но дом успели спасти. Однако семью Парди стали преследовать неудачи. Гостиницу разрушило наводнением, а лесопилку забрали за долги. Разоренные родители Кэтрин уехали, бросив дом. Но… – Мисс Харкинс склонилась к слушателям с лукавым блеском в глазах. Ее голос снова упал до шепота. – Но время от времени люди клялись, что видели две свечи, горевшие в верхнем окне. Другие возражали, что свеча была только одна… и что другая горела еще в одном заброшенном здании, том, что находится вниз по улице. Даже сейчас, больше ста лет спустя, люди все еще утверждают, будто видят свечи, горящие в окнах покинутых домов. И странно, что эти свечи видят только молодые влюбленные пары. Увидите вы их или нет, зависит только от ваших взаимных чувств.