— Поели? Подите прочь, за детьми присмотрите.

Коля сунул в рот последний кусок сыра и из-за стола поднялся, Ане кивнул. Они вместе из кухни вышли, и Алёна осталась наедине с родителями. Повисло молчание. Отец на стол облокотился, глянул на жену. У Алёны было чёткое ощущение, что лично с ней он говорить не хочет, но ему приходится. И поэтому она решила заговорить первой, признать:

— Мне некуда было больше идти. Простите.

— Алёна, чей это ребёнок?

Она разглядывала полупустые тарелки на столе, обдумывала. В итоге сказала:

— Мой.

Ведь её, правда? Паша доверил ей сына, ему это, наверняка, было сделать трудно. Он никому его не доверял, кроме Регины, а ей оставил. Значит, Ванька её. На какую-то частичку, но её.

— Мой ребёнок, — повторила она увереннее. — Я несу за него ответственность. Значит, мой.

— Тебя не об этом спросили.

Она сцепила руки под столом.

— Ваня — сын человека, которого я люблю.

— И где он, этот человек?

— В Москве. Ему пришлось уехать, у него… у нас некоторые неприятности. Он сейчас не может вернуться, а мы не могли остаться в Нижнем. Нам нужно было… где-то остановиться.

— И ты вспомнила о том, что у тебя есть родители.

Алёна сжала губы, чувствуя, как вся краска бросается ей в лицо. Но в душе всё равно поднялся протест.

— Я об этом никогда не забывала, иначе бы не приезжала. Это ты решил забыть, что у тебя дочь есть.

— Алёна, не говори так, — попросила Нина Фёдоровна, но муж остановил её жестом.

— Да нет, пусть говорит. Это ведь я её выгнал из дома в шестнадцать лет. Я всё правильно понимаю?

— Нет, папа, я ушла сама. Хочешь, чтобы я это вслух произнесла? Я ушла из дома. — Пришлось дыхание перевести, а щёки уже нещадно щипало. — Но только потому, что ты не стал бы меня слушать.

Отец сверлил её недовольным взглядом.

— Умная ты стала. И разговорчивая.

Алёна вздохнула.

— Наверное, я всегда такой была. Поэтому и ушла.

Дмитрий Сергеевич пальцем в стол ткнул.

— Сбежала.

Алёна отвернулась от него, пыталась в себе примерить возмущение. В конце концов, кивнула.

— Хорошо. Пусть будет так. Но это было давно. — И убеждённо проговорила: — Ты не можешь злиться на меня всю жизнь.

— Я не злюсь на тебя. Меня пугает то, что у тебя в голове происходит.

Алёна посмотрела на молчавшую мать. Видела по её лицу, что ей есть, что сказать, возможно, даже поспорить с мужем, но она молчала. Только дочь разглядывала. А Алёна, не смотря на то, что перед отцом и его категоричностью зачастую пасовала, никак не могла заставить себя молча всё выслушать. Отец заговорил с ней, на самом деле заговорил, пусть и с открытыми претензиями, можно сказать, что впервые за десять лет, и ей очень захотелось ему объяснить, хотя бы попытаться рассказать. Не о жизни и каких-то истинах, а просто о себе.

— Папа, я окончила школу, я поступила в институт. Я его окончила. Я стала журналистом. Неужели это так плохо? Что именно в моей жизни вызывает у тебя подозрения и недовольство?

— Хотя бы то, что ты прибежала сюда из города. И ты сама признаёшь, что прибежала прятаться. И хочешь меня уверить, что с твоей жизнью всё в порядке?

Она подбородок вверх задрала, хотелось казаться гордой и решительной, но перед родителями не получалось. Знала, что в их глазах она всё равно несмышлёный ребёнок.

— Нет, не всё в порядке, — пришлось Алёне признать. — Но… Паша вернётся, и всё будет хорошо.

— Ты вышла замуж? — осторожно спросила Нина Фёдоровна, а на мужа бросила предостерегающий взгляд. Тот всерьёз нахмурился, а на непутёвую дочь поглядывал исподлобья. Ответа ждал.

Алёне же пришлось качнуть головой. Отец же не удержался и хмыкнул.

— Но у тебя его ребёнок. То есть, вы вместе живёте.

Алёна зажмурилась на секунду.

— Папа, сейчас другое время.

— Это тебе Дуся объяснила?

Алёна в негодовании даже руками всплеснула.

— Нет, папа, жизнь! Ты сам родился не в восемнадцатом веке, поэтому давай не будем обсуждать моральную сторону вопроса. Если я и живу… с мужчиной, то только потому, что люблю его. Не все женятся на второй день знакомства. И ты не исключение.

Дмитрий Сергеевич откровенно цыкнул на неё, и даже ладонью по столу стукнул. Алёна хотела было возмутиться, но встретила взгляд матери, и тогда уже заметила у дверей Аню. Та смотрела на них с непониманием, даже удивлением. Видимо, таких речей в этом доме не случалось, по крайней мере, очень давно. Увидев сестру, Алёна примолкла, и даже руки на столе сложила, как ученица. А отец крякнул, на младшую дочь глянул.

— Что ты хочешь?

— Там Максим приехал.

— Пусть подождёт, выйду скоро.

Аня тут же выскочила за дверь. Алёна проводила её взглядом. Потом печально качнула головой.

— Даже если бы я осталась, я бы не стала такой. И ты бы всё равно был мной недоволен.

— Не говори так. — Мама из-за стола поднялась, обошла его, а к Алёне наклонилась. Поцеловала в макушку.

— У каждого из нас свои недостатки. И свои мечты. — Алёна осмелилась посмотреть на отца. — Ты хотел вот этого, — она обвела руками деревенскую кухню, — и привёз сюда семью. А я хотела чего-то большего для себя. И ты меня в этом винишь?

— Алёна! — голос матери был возмущённым, а Алёна из-за стола поднялась и из кухни вышла. Только переступив порог, поняла, что делать этого не должна была. Возможно, это был единственный, а и то и последний шанс, поговорить с отцом. А она снова всё испортила. А всё потому, что начинает злиться каждый раз, когда её пытаются обвинить в предательстве. А ведь отец расценивает её отъезд… бегство, именно как предательство.

Выскочив на крыльцо, натолкнулась на старшего брата. Максим её поймал, знакомо вскинул брови, притворяясь удивлённым.

— Посмотрите, кто вернулся. Блудная дочка.

— Ты ещё поиздевайся! — не выдержала Алёна. Обожгла брата взглядом, но почти тут же выдохнула, а Максима обняла. — Очень рада тебя видеть. — Отодвинулась, пригляделась к нему. — Слушай, чем тебя жена кормит?

Максим усмехнулся, потёр гладкую, румяную щёку. Щёки, кстати, у него румяные с детства были. И Алёна была уверена, что щетина на них вовсе не растёт. Максиму почти тридцать, он отец двоих детей, а физиономия по-мальчишески задорная и гладкая. Только в плечах за эти годы раздался, да животиком обзавёлся, что намекало на сытую семейную жизнь.

— Чем надо, тем и кормит. Знаешь, как готовит?

— Правда? — Алёну что-то вдруг царапнуло, прямо за душу. — Молодец она у тебя.

Он кивнул.

— Молодец.

— Максим. — Отец появился у них за спинами, хмуро глянул, снова сквозь Алёну. — Хватит языком чесать, пойдём. Ты карбюратор привёз?

Максим кивнул, и Алёне пришлось его отпустить. С крыльца спустилась, обернулась на отца и брата, но те уже спешили через двор к открытому амбару. А она прошла и села на лавку у стола. Детские голоса слышались неподалёку, Алёна даже Ваню смогла увидеть, и успокоилась. А к ней Аня подошла. Присела рядом, но молчала. Алёна посмотрела на неё. Аня была на три года младше, и, если честно, совсем на неё не похожа. Даже внешне. Русая, кареглазая, со спокойным характером. Иначе как объяснить её послушание? Алёна вот такой не была, ей всегда хотелось спорить и чего-то добиваться. Когда-то она хотела другой жизни, потом диплом журналиста, интересной работы. Сейчас вот хочет Павла Кострова. Вечное стремление к чему-то, которое, кстати, порой приносило разочарования.

— Папа будет злиться на тебя, — сказала Аня, наконец.

— Пусть злится на себя, — ответила Алёна. И с горьким смешком добавила: — Я вся в него.

Аня странно посмотрела на неё.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что это так. Даже мама это понимает. Но он слишком упрям, чтобы это признать. А я вся в него. Если чего-то хочу, готова совершать глупости. Но я всё равно поступлю по-своему. Не могу по-другому.

К ней подошёл Роско, обнюхал её колени, а Алёна взяла его за уши и притянула ближе к себе. Принялась чесать мощный загривок. Пёс, кажется, расслабился, потому что сел у её ног и закрыл глаза.

— Большая собака, — сказала Аня, наблюдая за её действиями.

— Да, — согласилась Алёна. — Но он хороший, главное помнить, что он всегда охраняет Ваню. Да, Роско?

Пёс приоткрыл один глаз, посмотрел на неё. Алёна же ему улыбнулась и пообещала:

— Папа скоро вернётся.

Роско вздохнул совсем, как человек. А Алёна снова на сестру посмотрела.

— Расскажи мне о себе. Как ты живёшь? У тебя парень есть?

— Какой парень? Папа такого не признаёт.

— Ах, ну да. Только замуж.

Аня всё-таки улыбнулась.

— На самом деле, это правильнее. Ты так не считаешь?

— Не знаю.

— А ты? Разве ты не собираешься выйти замуж? Я слышала… что ты говорила родителям. Про мужчину.

— Всё сложно, Ань. И если бы папа меня сейчас слышал, наверняка, поставил бы на мне жирный крест, но… мне сейчас совершенно всё равно — женится ли он на мне когда-нибудь. Для начала пусть вернётся. Это всё, чего я хочу. — Ещё Роско погладила. — Это всё, чего мы хотим.

— А он вернётся?

Алёна сглотнула.

— Вернётся. За сыном… он отовсюду вернётся.

— Алёна! — Ваня увидел её, вскинул руки и заулыбался. Потом к ней побежал. Алёна его поймала, перетащила через бок Роско и усадила к себе на колени. В лицо ребёнка заглянула.

— Что ты делал, что такой довольный?

— Там кролики, и мы их кормили! А ещё курочки и маленькие овечки!

— Как здорово. Ты их кормил?

— Да, мне Кристина давала хлеб и морковку.

Алёна прижалась щекой к его волосам.

— Моё сокровище.