— У них что-то есть на тебя? — Павел сделал попытку отвернуться, но Алёна не дала ему этого сделать. Встала на колени, чтобы быть с ним на одном уровне и смотреть прямо в глаза. — Есть?

Он нехотя проговорил:

— Возможно.

— С её подачи?

— Возможно, — снова попытался он уйти от ответа.

— Расскажи мне, — потребовала она.

Павел на неё посмотрел.

— Алёна, зачем? — Он хотел коснуться её волос, но Алёна от его руки уклонилась. И смотрела требовательно.

— Рассказывай. — Он молчал, и она горько усмехнулась. — Тогда я тебе расскажу. Хочешь? — Павел вздохнул и отвернулся. А она слёзы смахнула. — Ты с ней встречался. Совсем недавно.

— С чего ты взяла?

— Паша, может, я и плохой журналист, но я не дура. Я видела дату на той фотографии в твоём телефоне, где она полуголая. Ты с ней встречался. Так? И что-то ей рассказал. Или она что-то услышала, это неважно. Она позвонила, и ты к ней поехал!

— Это не совсем так.

Алёна скептически усмехнулась, сделала попытку от него отвернуться, но Павел взял её за плечи и развернул обратно. Поймал её взгляд и повторил:

— Это не так. Я на самом деле с ней встречался. Но не потому, что я этого хотел. Особенно, зная, что в последний год она весьма тесно общается с моим отцом. Ей нужны были деньги, ей надо на что-то жить, а Ирка не знает слова «работа», у неё на него аллергия, если хочешь. А отец её содержал. У него была своя выгода, потому что он, в отличие от Ирки, знал, как можно использовать её против меня. И поэтому я в конце концов согласился с ними встретиться. Я даже прилетел ради этого в Калининград. Чтобы подальше от знакомых глаз и ушей. Но с отцом мне увидеться не удалось, к тому времени он уже уехал, а с Иркой разговора не получилось.

— Да, я видела почему, — пробормотала Алёна в сторону.

Павел прижался лбом к её лбу, в глаза заглянул. Протянул:

— Алёнка.

Она от этого задохнулась, а на глаза снова слёзы навернулись. А Павел тихо продолжил:

— Ты понимаешь, что я тебе говорю? Дело не в ней, и не в фотографии. Она рассказала им, что я там был. В эту ночь отец погиб. Но до этого… до этого он встречался кое с кем, и встреча эта была… В общем, они всеми силами пытаются притянуть меня к этой истории. Пытаются доказать, что я знал и участвовал, что отмывал чужие деньги через свои отели. Поэтому я должен поехать, я не могу больше прятаться. Каждый день в усадьбе лишь усугубляет ситуацию. Я должен поехать.

— Паша, они тебя арестуют.

— Возможно.

— Возможно?!

Он сжал её плечи. Кивнул.

— Возможно, меня арестуют. Поэтому ты должна увезти Ваню из страны. Если это случится, я не смогу его уберечь. А для Ирки сын — это доступ к моим деньгам, любым способом. И если она его заберёт, потом придётся драться насмерть. И я не уверен, что я выйду победителем. На неё сейчас вся страна смотрит. Мне потом сына никакой суд не отдаст. — Он большим пальцем провёл по её мокрой щеке. — Поэтому ты его увезёшь. А я разберусь с одной проблемой, а потом займусь другой.

Алёна смотрела вниз, на траву, а сама гладила его плечи, потом вцепилась в рукава футболки.

— Они смогут доказать… твою вину?

— Нет. Я практически не общался с отцом, и никаких дел с ним не имел. Ни с ним, ни с его приятелями. Но чтобы доказать это, нужно время. И в это время я не должен переживать ни за сына, ни за тебя. Понимаешь?

Она кивнула. Ещё минуту сидела, прижав руку к трясущимся губам, обдумывала всё, после чего вытерла слёзы и расправила плечи.

— Да. Я всё поняла. Мы уедем в Испанию.

Он прижался губами к её лбу.

— Вот и умница. Через несколько дней привезут документы, моё разрешение на вывоз ребёнка за границу, до этого времени из усадьбы ни шагу. Никто. Регина на днях даст интервью и вскользь упомянёт, что забрала Ваню к себе. Чтобы отвлечь от тебя внимание.

— Думаешь, они про меня уже всё выяснили?

— Тарас мог сделать на этом себе рекламу.

Алёна осторожно выдохнула, печально покивала. Потом попросила:

— Прости.

Павел удивлённо посмотрел.

— За что?

Она руками развела.

— За Тараса. Это я его разозлила.

— Это чем, интересно? — Костров улыбнулся.

— Наверное, тем, что не оценила.

— Да пошёл он. — Павел её обнял и повалился на траву. Алёна оказалась лежащей на нём, прижалась щекой к его волосам и вздохнула. А Павел пообещал: — Это будет третьим моим делом. Оторвать Артюхову башку.

Алёна поцеловала его в щёку.

— Вот ещё… Я с ним только целовалась.

Павел хохотнул.

— Я должен этому радоваться?

Алёна не ответила. Обняла его, прижалась, пообещав себе, что отпустит Павла через две минуты. Или три. Всего три минуты, и она его отпустит. А Костров сжал её в объятиях, щекой потёрся.

— А с другой стороны, если бы не он, ты бы ко мне через забор не перелезла. Я ему должен быть благодарен. Ты моя красивая, добрая девочка.

Алёна сама его поцеловала, накрыла ладонями щёки, улыбнулась, когда Павел перевернул её, и на траве уже оказалась она. Закрыла глаза, ослеплённая солнцем. Пахло травой, цветами, даже солнцем, казалось, пахло, жарким и слепящим. И эти минуты хотелось запомнить, как Павел Костров целует её, опрокинув на землю. В эту минуту она верила, что он её любит. И отпускать его было страшно. А пока он целовал её, казалось, что всё в порядке, что ничего плохого никогда не случится. Но это было бы излишней доверчивостью и наивностью, поверить в благополучный исход, и поэтому нужно было успеть ему сказать. Обязательно сказать… И дело даже не в «люблю», Алёну настолько переполняли эмоции и чувства, что в простое «люблю» это всё уместить было невозможно. И поэтому, когда время вышло, когда необходимо было взять себя в руки и вернуться к реальности, Алёна, прежде чем отпустить его, обняла и, не глядя ему в глаза, сказала:

— Я хочу, чтобы ты знал. Когда я уезжала от родителей, я понимала, что меняю свою жизнь. Я хотела чего-то большего, даже не любви, я хотела… всего, я хотела добиться чего-то невероятного, поехать на край света, выучить пятнадцать языков. Мне казалось, что это настоящая жизнь. — Она погладила его по груди. — Я хотела всего этого ещё месяц назад. — Слёзы опять потекли, и Алёна уткнулась лицом Павлу в плечо. — А сейчас я хочу, чтобы все просто оставили нас в покое.

— Перестань слёзы лить.

— Не могу.

— Надо.

Ещё один судорожный вздох, после чего Алёна кивнула, от Павла оторвалась и кивнула.

— Я знаю. — Повторила, для себя в первую очередь: — Мы просто подождём тебя… в Испании. — Сделала попытку улыбнуться. — Я никогда не была в Испании.

— Вот и замечательно. — Он наклонился и поцеловал её, коротким, обжигающим поцелуем. — Тебе понравится.

Они не спеша направились обратно к дому, Алёна обеими руками держалась за руку Павла, а смотрела на дом. На закрытый, нежилой флигель, с пыльными тусклыми окнами. У неё было точно такое настроение, словно её опустошили и заперли сердце на ключ.

Регина, без сомнения, заметила её красные глаза. Как Алёна не старалась казаться спокойной и не навешивала на лицо улыбку, ради Вани, печаль в глазах скрыть не получалось. Ребёнок был маленький, таких нюансов не замечал, а вот Регина печально качала головой и сочувствовала. Правда, Алёне казалось, что Павлу, а не ей. Что ж, это не так уж и удивительно. С ней они практически незнакомы, а вот пасынка Регина любит и за него беспокоится не на шутку.

Услышав об отъезде отца, Ваня в первый момент в расстройстве замер. Выпятил нижнюю губу и спрятал руки за спину, демонстрируя недовольство и упрямство. Алёна сидела на ступеньках лестницы и со стороны наблюдала, как Павел что-то нашёптывает сыну на ухо. Ванька выглядел расстроенным, но затем начал вздыхать и, в конце концов, кивнул, согласившись с отцом. Павел поцеловал его в щёку.

— Я уеду с Региной, а ты останешься с Алёной и Роско. Хорошо?

Ваня уцепился за воротник его рубашки.

— Когда ты вернёшься?

— Как только закончу все дела, — туманно ответил Павел. Снова сына поцеловал. — Но ты же у меня взрослый, ты знаешь, что я много работаю и иногда уезжаю. Так надо. А вы с Алёной отправитесь в путешествие.

— Какое?

— На море. Ты же любишь ездить на море. — Павел ободряюще сыну улыбнулся. — Будете купаться, есть мороженое, кататься на водной горке. Всё, что ты любишь.

Ванька вздохнул, но уже более благосклонно. На Алёну обернулся, та через силу, но улыбнулась ему. А Ваня отца за шею обнял.

— Ладно.

Павел его по спине погладил, чуть стиснул, чтобы не пугать ребёнка своим пылом.

— Только веди себя хорошо. Ты мужчина, ты должен об Алёне заботиться.

Ваня серьёзно кивнул.

— Вадим вернётся через пару дней с документами, — сказал ей Павел, когда они уже вышли на крыльцо. Перед ним ожидали знакомые братья-близнецы «гелендвагены» и охрана. Павел был в костюме, правда, без галстука, портфель с документами передал охраннику и повернулся к Алёне, заговорил негромко, стараясь поймать её расстроенный взгляд. — И не реви, всё будет хорошо.

Она кивнула. Сделала осторожный вдох, провела ладонью по лацкану его пиджака. На поцелуй ответила, когда Павел к ней наклонился. Но губы тряслись, и целоваться никак не получалось. Зато вспомнила, что самого главного так и не сказала.

— Люблю тебя, — проговорила она ему в губы чуть слышно.

Они глазами встретились, и Костров улыбнулся. Снова её поцеловал.

— И я тебя.

Это не было признанием. Ответного «люблю» не прозвучало, но он так смотрел на неё в этот момент… что Алёна сама его оттолкнула от себя, испугавшись, что иначе не отпустит вообще. Возьмёт и устроит банальную истерику. Он улыбнулся на прощание и пошёл к сыну. А Алёна смогла перевести дыхание. Потом голову повернула, услышав стук каблуков. Регина остановилась рядом с ней, посмотрела в лицо, затем с лёгким укором качнула головой. Пальцем приподняла Алёне подбородок.