— Паша…

Но сказать ему ничего не успела, только глазами с ним встретилась, инстинктивно вцепилась в его руки, пальцы крепко обхватывали её бёдра, а на кухню совершенно некстати зашла Альбина Петровна и остановилась, как вкопанная. Глаза вытаращила на них, кажется, покраснела, резко отвернулась.

— Извините.

Алёна от Павла шарахнулась, руки его оттолкнула, губы рукой прикрыла. А Костров так и стоял к домоправительнице спиной, Алёну глазами ел. Потом ухмыльнулся.

— Всё в порядке, Альбина Петровна, — ровным тоном произнёс он. А Алёна, когда поняла, что от него извинений не дождёшься, извинилась сама:

— Это вы нас простите, Альбина Петровна. — Толкнула Павла в бок и одними губами проговорила: — Уходи. — Он кивнул ей на дверь, но Алёна головой покачала. — Мне нужно помочь с ужином.

Экономка бочком прошмыгнула к плите, по-прежнему стараясь на них не смотреть. А от предложения Алёны попыталась отказаться.

— Это совсем не обязательно. Я справлюсь сама.

— Вдвоём мы справимся быстрее, — заверила её Алёна. Снова толкнула Павла, который продолжал стоять, как скала, и делал это намеренно, чтобы она мимо него так просто не прошла, обязательно коснулась. — Иди, поиграй с Ваней. Он будет рад.

Он кивнул, но прежде чем выйти на улицу, сказал:

— Регина у меня в кабинете. Не надо её беспокоить.

— Ни в коем случае, Павел Андреевич.

Домоправительница едва ли честь ему не отдала и, наконец, улыбнулась. А вот Алёна повернулась ко всем спиной и негромко повторила:

— Ни в коем случае.

Павел шлёпнул её по попе и сообщил:

— Я всё слышу.

Может, это и есть ревность? Кто её знает… Алёна не злилась, не впадала в отчаяние, даже не возмущалась. Но присутствие Регины Ковалец в доме её определённо стесняло. Алёна присматривалась к ней, и если одна её половина (наверное, лучшая) по-прежнему была готова восхищаться этой женщиной — её красотой, выдержкой, умом, то другая половина готова была признать своё поражение и из-за этого страдала и печалилась. Регина приехала и отняла большую часть внимания, по крайней мере, внимания Павла. Он мачеху и в самом деле очень уважал, он так говорил, но на самом деле, наверное, любил. Он всегда её слушал, откликался на каждое слово и предложение, и во многом соглашался с нею. Алёне же всегда приходилось усилие прикладывать, чтобы занять его внимание надолго. С ней Павел смеялся, зачастую над ней, над её затеями и словами подшучивал и Алёну поддразнивал, а вот с Региной всегда был серьёзен и практически с каждым её словом соглашался. Это было странно и незнакомо. И отчего-то злило. Ну, почему к ней он относится не так серьёзно?

Алёна весь день ловила его взгляды, обращённые к мачехе. Пыталась их прочитать, проанализировать, что-то понять для себя. И сама же называла себя фантазёркой. Она просто не находила себе места, своего места, рядом с ними. На кухне Павел её целовал, он с ней заигрывал, и вроде бы не было их ночного разговора, а когда она украдкой смотрела на него серьёзного, шепчущегося с Региной, ей чудилось разное… Опасное, к чему её не допускали, и вряд ли допустят. Да, того, о чём говорила его бывшая, тех скандальных отношений и чувств между ними нет, но есть что-то другое, сильная связь, и допуска к ней у Алёны не было. Хотя, скорее всего, ни у кого не было. Они не любовники, они союзники, которые очень давно играют на одном поле и по одним правилам, которые сами же и установили. А её даже в известность не поставили об их наличии.

И поэтому Алёна чувствовала себя лишней, а оттого оскорблённой. Чуть-чуть.

— Этот дом тебя разорит. — Регина ела салат из руколы и запивала его минеральной водой. Ела медленно, и будто бы с удовольствием, словно это была отбивная или пирожное. Алёна также украдкой и за Региной наблюдала, изучая её привычки и пытаясь понять её характер, и, может быть, заметить что-то, что приоткроет завесу тайны.

Павел вздохнул, окинул задумчивым взглядом столовую. Алёна следом за ним осмотрелась.

— Он того стоит, Регина, — сказал Костров, в конце концов.

Та несогласно качнула головой.

— Совсем не уверена. Тем более в нашей ситуации. Время ли затевать стройку века?

— Так уже начал.

Регина сделала резкий жест рукой.

— Ещё даже не начинал. Не успокаивай себя. Капля в море.

Алёна ела котлету, взяла ещё кусок хлеба. Жевала сосредоточено, стараясь занять своё внимание, и в разговор их ни в коем случае не вмешиваться. На Ваню посмотрела. Он сидел рядом, мечтал о чём-то непонятном, а котлету вилкой ковырял. Алёна наклонилась к нему, салфетку на груди поправила.

— Вкусно? — шёпотом спросила она.

Мальчик от мыслей своих отвлёкся, на Алёну посмотрел и кивнул. Потом протянул к ней руку, собираясь обнять за шею, но Алёна это действие пресекла и кивком указала на тарелку.

— Кушай.

— У нас есть ещё конфеты?

— У нас есть варенье, — успокоила его Алёна. — Яблочное и клубничное.

— С чем мы будем его есть?

— С хлебом и молоком, очень вкусно. Доедай котлету.

Ванька вздохнул, откинул на тарелке кусочек огурца. Ребёнок капризничал и дулся весь вечер, причину Алёна знала, Ваня днём не спал. Распорядок дня, который она с трудом наладила в последние две недели, сегодня был нарушен, после обеда Ваня не спал, и поэтому уже к ужину принялся капризничать. То хотел ужинать, то не хотел; то хотел гулять, то не хотел, а спать было рано, и поэтому Алёна старательно его теребила. Но Ванька дул губы и жаловался на всё, что видел.

— Ваня, сядь, пожалуйста, прямо. — Регина ободряюще ему улыбнулась и расправила плечи, показывая ему на своём примере.

Павел кинул на сына многозначительный взгляд.

— Давай, давай. За столом же сидишь.

— Он спать хочет, — сказала Алёна.

— Не хочу, — тут же разобиделся мальчик, но плечи так и не расправил.

А Регина снова на Павла взглянула, с явным намёком.

— Здесь в округе есть хотя бы одна приличная школа?

— Понятия не имею.

— Вот именно. Вы оба болеете этой усадьбой, что ты, что твой отец. А если вы чего-то хотите в этой жизни, то всё остальное перестаёт существовать. Но ты же не сможешь здесь жить.

— Почему? — Павел не поднимал глаз от тарелки, ел, потом сказал: — Когда-нибудь придёт время… надо будет где-то остановиться… Старость встретить, Регина.

— Боже, Паша. Что ты говоришь?

Он улыбнулся. Не слишком весело, но улыбнулся. А потом кинул взгляд исподлобья на Алёну. Она хмурилась, и ела, в отличие от обеда, с аппетитом. Павел ещё днём заметил, что Алёна за обедом только на Регину смотрела, и, видимо, неосознанно подражая гостье, съела только тарелку супа, и то, больше думала, чем ела. Это было странно. Павел уже успел привыкнуть к её аппетиту. Если Алёна ела, значит, всё хорошо, значит, она в настроении и полна сил и идей. А вот сейчас, в противовес обеду, кажется, заедала свой протест. Правда, снова молчала больше, только Ване постоянно что-то на ухо шептала, тот куксился, но сидел за столом. А Алёна в разговор между Павлом и Региной старалась не влезать. И, вроде бы, из-за этого злилась. Но больше из-за того, что слышала от гостьи в отношении усадьбы. И словно в подтверждение его догадок, Алёна сказала:

— В городе есть школы. Думаю, хоть одна приличная найдётся.

Регина взглянула на неё в удивлении.

— Алёна, что вы. Ваня должен учиться в Москве. А, возможно, за границей. Он должен получить лучшее образование. Да, милый? — Регина мальчику улыбнулась.

«Милый» водил вилкой в тарелке и на рассуждения о его будущем никак не отреагировал. А вот Алёна с ужасом посмотрела на Павла.

— За границей?

Костров попытался успокоить всех разом.

— Давайте не будем обсуждать это сейчас. Может, поужинаем спокойно? Никто ни про какие заграницы речи не ведёт. Пока, по крайней мере.

Регина допила воду и неожиданно тяжко вздохнула.

— А, по-моему, как раз пора…

Павел кинул на неё предостерегающий взгляд, едва ли не цыкнул. Алёна отвернулась, притворилась, что не заметила. Не заметила, не понимает, делает вид, что всё в порядке. Со злости хлеб вареньем намазала не только Ване, но и себе. Хотелось плакать. Чёрт…

Не сразу поняла, что Регина на неё смотрит, в некотором удивлении. Алёна поторопилась прожевать, сделала глоток чая, потом вспомнила, что за столом нужно сидеть с прямой спиной, расправив плечи. Она всё это проделала, но взгляд Регины не изменился. После чего та осторожно заметила:

— У вас хороший аппетит, Алёна.

Регина это произнесла, и аппетит тут же пропал. Алёна посмотрела на хлеб с вареньем в своей руке, положила его на тарелку. А Павел, негодяй такой, рассмеялся. Попросил:

— Регина, оставь её в покое. Не все, как ты, питаются воздухом.

— Я ничего в виду не имела.

Ваня поднял руку со своим сладким бутербродом вверх, демонстрируя его всем, и, наконец, улыбнулся.

— Вкусно, — похвастал он.

Павел по волосам его погладил.

— Тогда жуй, как следует, а то заглатываешь, как удав. — А Алёне подмигнул.

После ужина, подойдя к ней, услышал расстроенное:

— Я много ем.

Костров погладил её по бокам.

— Не обращай внимания.

Алёна смотрела на белую скатерть и продолжала печально кивать. Потом руки в стороны развела.

— Я буду вот такая толстая. И ты меня не будешь любить.

Павел внимательно вглядывался в её лицо, но Алёна, кажется, искренне не поняла, что сказала. Это не было уловкой, не было наживкой, она закусила губу и, наверное, пыталась представить себя в состоянии, которое ей предрекла своим замечанием Регина. Поэтому Павел наклонился к её уху и успокаивающе шепнул:

— Буду. — А Регине после попенял: — Тебе обязательно было это говорить? — Прошёл в свой кабинет, сел за стол, а мачехе, не скрываясь, кулак показал. Та ничуть не смутилась, вроде бы даже удивилась.