— Таким, как вы?

— После института.

— Понятно. — Регина бросила на Павла выразительный взгляд. — После института.

Тот сосредоточено ел суп и ни на кого не смотрел.

— Алён, я больше не хочу суп, — громким шёпотом проговорил Ваня и умоляюще посмотрел. Она без разговоров забрала у него тарелку. При Регине даже спорить казалось нарушением всех норм приличия. В её присутствии хотелось, чтобы всё было идеально и красиво, ей под стать. За мясной рулет Ваня принялся с аппетитом, и у Алёны даже возникло желание указать на него и с гордостью заявить:

— Вот, ест, — будто она готовила обед. Но вместо этого она путалась в приборах и, кажется, впервые в жизни потеряла аппетит. Доела суп и теперь мечтала, чтобы обед поскорее закончился. Даже не могла по достоинству оценить стараний Альбины Петровны. На столе в основном были диетические лёгкие блюда, и только для мужчин был запечён мясной рулет. Алёна на всё смотрела без аппетита. Регина ела, как птичка, как и положено балерине, а Алёна кляла количество столовых приборов у своей тарелки.

— Будем играть в футбол?

Ваня облизал губы, и уже поднял руку, чтобы их вытереть, Алёна в последний момент успела сунуть ему в руку салфетку.

— Вечером, сейчас жарко, — негромко ответила она.

— Так и остались без бассейна на это лето, — вдруг посетовал Костров.

Ваня широко улыбнулся Регине через стол.

— Меня поливают из шланга. Как Роско!

Регина молчала. И Алёна, как ни старалась, не могла понять, что у неё на уме. Казалось, что она в шоке, но старается этого не показывать.

— Надо купить надувной, — вырвалось у Алёны. — Я видела в магазине, есть даже большие.

Теперь Регина на неё смотрела. Смотрела и молчала. Видимо, она брякнула глупость. Павел же кашлянул в кулак. Алёна подозрительно на него посмотрела, но когда Костров кулак от губ отнял, казался серьёзным.

В общем, обед не задался. Когда Алёна встала из-за стола, её даже подташнивало.

********

— Ты можешь мне объяснить, что здесь происходит?

— Что?

— Паша, перестань улыбаться. — Регина прошла за ним в кабинет, села в глубокое кресло и положила руки на подлокотники. Сидела прямо, как на троне. Она всегда так сидела, Павел ни разу не видел у неё даже опущенных плеч, казалось, что Регину ни что не могло сломить. Он знал, что впечатление это обманчиво, но Регина никогда не позволяла обстоятельствам её сломить. Вот и сейчас в первую очередь интересовалась его делами и личной жизнью, оставив общие проблемы на потом.

— Я не улыбаюсь. Я сама серьёзность.

— Он сама серьёзность! — повторила за ним Регина. Потом качнула головой. — Что за сельская романтика?

Павел откинулся в кресле.

— Жизнь здесь расслабляет. Правда.

— Это я как раз вижу. Совсем расслабился. Усадьба, земельные угодья… студентки.

Павел потёр нос, ухмыльнулся.

— Регина, она не студентка.

— Паша, она ровесница моей младшей дочери.

— Не прибедняйся, а.

Она вздохнула.

— Я не прибедняюсь, я обеспокоена.

— Давай об этом буду беспокоиться я. У тебя поводов и без того достаточно.

Она сдержанно улыбнулась.

— Но девочка красивая.

— Что есть, то есть.

— И что?

— Что?

— У тебя какие-то определённые намерения на её счёт? Не зря же ты её здесь держишь.

В ответ на это Павел ни усмехаться, ни отмахиваться не стал.

— Во-первых, не держу. Она сама вернулась. А во-вторых, во-вторых, Регин, Ванька к ней очень привык.

— А вот это плохо.

— Да чёрт его знает… А может, неплохо?

— Ты серьёзно? — Регина смотрела на него, не мигая.

Ванька пробежал мимо открытой двери кабинета, за ним Роско, потом мальчик вернулся и крикнул во всё горло:

— Алёна, а где тарелка? Я буду играть с Роско!

— В шкафу! И чтобы я тебя видела из окна, Ваня!

— Хорошо! И я не буду кашу есть, не вари мне её!

— Роско съест, — отозвалась Алёна, не растерявшись. Хлопнула дверь, и на некоторое время воцарилась тишина. А Павел на Регину посмотрел и развёл руками. Та голову склонила, выглядела задумчивой.

— Интересно. И ты ничего не рассказал.

Павел усмехнулся.

— Регина, я же не подросток, чтобы обсуждать с тобой всех, с кем сплю.

— Ты уж определись, дорогой, ты с ней спишь или это «чёрт его знает».

Он вздохнул.

— Вот что вы, бабы, за народ? Из каждого слова вытащите проблему.

— Серьёзно? Хотя, знаешь, мне весьма любопытно, как на эти слова твоя Алёна отреагирует.

— Ты меня не шантажируй.

Павел придвинулся к столу, руки на нём сложил, и тише проговорил:

— Думаешь, я не понимаю? Что не вовремя всё, и ситуация из-под контроля выходит. Раздуют всё до такого размера, что не охватишь. Одна Ирка расстарается, особенно после этой фотографии в газете.

— Вот в этом я с тобой согласна. Поэтому и спрашиваю. Что ты собираешься дальше делать.

— Ты знаешь. Поэтому и приехала. Воевать будем. И ни один суд не заставит меня показать ей ребёнка. Плевать я хотел на её желания, у меня ребёнок растёт в покое, и никаких судов и органов опеки рядом с ним не будет.

Регина отвела глаза в сторону и вздохнула, после чего сказала:

— Паша, мне вчера вечером Геворкян звонил.

Павел прищурился.

— Почему тебе?

— Наверное, чтобы высказать, что хотел. Ты ведь его слушать не стал бы.

— Конечно, не стал. Эту брехливую сволочь, как он злорадствует, слушать?

— Ты можешь злиться сколько угодно! От этого ничего не меняется. Они сейчас все свои грехи на Андрея спишут, а потом на тебя свалить попытаются. А эта история с Иркой твоей…

— Она не моя.

— Да, — согласилась Регина. — Она общая!

Павел брезгливо поморщился.

— Ты хоть не начинай.

— Я этот разговор давно начала. Или ты забыл, что я тебе говорила?

— Помню. Чтоб не связывался с этой шлюхой.

— Нет, милый мой, до этого я тебя просила не связываться со шлюхами в принципе. А ты весь в папу своего.

— Вот сейчас взяла и обидела.

— Имею право, я тебе мать. Почти. В крайнем случае, старшая сестра.

— Младшая, — любезно поправил её Костров, а Регина ему пальцем погрозила.

— Нашёл время шуточки отпускать. Она этой историей из тебя подлеца и чудовище сделала. Каждое её слово, как выстрел нам в спину. Они ждут не дождутся, когда её на допрос вызовут, боюсь подумать, что она там расскажет. И кто тебе поверит после того, как она тебя опозорила на всю страну?

— Мне не нужно, чтобы мне верили, — угрюмо проговорил он. — Пусть доказывают. Пусть каждое своё обвинение в мой адрес доказывают.

— А если докажут, Паша?

Он судорожно втянул в себя воздух.

— Я над этим думаю. Но ты, чтобы не случилось, Регина, должна держать нейтралитет. Ради девчонок. Ты, вообще, не причём.

Она в сердцах развела руками.

— Конечно, я не причём. У нас получается очень интересная семья. Мы с тобой, папа твой с твоей бывшей, и все как бы не причём.

— Высокоморальная семья, — поддакнул Павел. — Кто поспорит.

Регина поводила ладонью по гладкому подлокотнику.

— Наш народ до ужаса такие истории любит. Особенно, про богатых и знаменитых. Ещё больше про тех, кого долго в пример ставили. Так что, дорогой, нам с тобой от этой славы никогда не отмыться. Даже если истина наружу выйдет, помнить будут, сколько твой отец украл и целый час ток-шоу, звёздный час этой… — Регина многозначительно кашлянула, она никогда не ругалась. — Ей есть, что рассказать на допросе? — спросила она напрямую.

— Про меня или про него?

— Паша, не говори «он»! Ты знаешь, что я этого не люблю. Как бы то ни было, он твой отец и называй его так. И Андрей… его больше нет. В чём бы его не обвиняли, ему это никак не навредит. Меня беспокоишь ты. Именно поэтому я приехала. Я не могу говорить с тобой по телефону, я хочу при этом смотреть тебе в глаза.

— И ты приехала на глазах толпы журналистов.

— О нас и так говорят чёрте что. Что может быть хуже? А мы семья. Я должна всё знать. Всё, что происходит.

— Семья, — повторил он. Поднялся, стол обошёл, к Регине наклонился. Но в щёку не поцеловал, взял за руку и поднёс её к губам. — Ты же знаешь, что я это ценю.

— Знаю, дорогой, — ответила она и потрепала его по щеке. — И когда ты хочешь, ты можешь быть милым и галантным.

— Ты научила. — И добавил с тихим смешком: — Мама.

*********

Алёна выглянула в открытое окно кухни, свесилась вниз и подала Ване стакан воды. Ребёнок дышал тяжело, жадно пил, потом указал рукой на поляну.

— Ты видела, как я кидал?

— Конечно, видела. Очень хорошо.

— Роско любит играть в тарелку, всегда её отдаёт, чтобы ещё кидали. А папа далеко кидает, у меня так не получается.

— Вырастишь и получится. Хочешь морковку?

— Хочу. А ты со мной поиграешь?

Алёна достала из блюда мытую морковку и мальчику дала.

— Я помогу Альбине Петровне ужин готовить, а потом поиграем, хорошо?

Ванька кивнул, от моркови откусил и вприпрыжку отправился обратно на детскую площадку. Алёна на подоконник облокотилась, наблюдая за ним, на солнце щурилась. Потом охнула, когда ей на спину навалились, а щеки коснулась щетина.

— Наговорились? — спросила она, улыбнувшись.

Павел неопределённо угукнул, губами потёрся, потянул её от окна. Алёна у него в руках развернулась, обняла за шею и на поцелуй ответила. Таким порывам следовало радоваться, случались они редко, зато были по-особенному сладкими. Алёна на цыпочках приподнялась, к Павлу прижалась, от его поцелуя захотелось растаять. Он целовал её со вкусом, не торопясь, от его поцелуя становилось жарко и приятно, а губы у Павла были мягкие и податливые. И она таяла, таяла от его ласк, от прикосновений и поцелуев, и когда Павел её отпустил, первые секунды не могла прийти в себя, чувствуя, что у неё горят щёки, губы, и явные проблемы с дыханием. А Костров смотрел на неё смеющимися глазами и улыбался, довольный собой. Алёна руку протянула, за футболку его схватила и опять к себе притянула. Волосы ему взъерошила, когда он её поцеловал. На этот раз поцелуй был игривый, дразнящий, Павел подхватил её, заставляя приподняться ему навстречу. Алёна улыбнулась ему в губы.