Только подъехав следующим утром на такси к зданию редакции, Алёна вспомнила про свой автомобиль. Он так и стоял на стоянке и грустил. Конечно, нерадивая хозяйка и думать про него забыла. Соседей каждый вечер забирали домой, их заправляли и мыли, а мимо него проходили люди, его поливало дождём, и никто о нём не вспоминал. Алёна к машине подошла, для начала осмотрела, после чего погладила по капоту.

— Сегодня я тебя домой заберу, не переживай, — сказала она ему. Потом на свою руку посмотрела, ладонь была грязная. Вздохнула, и первым делом отправилась в туалет, мыть руки, а уже после в кабинет Рыбникова. Шла по коридору, здоровалась с попадающимися встреч коллегами, и отмечала, что поглядывают на неё странно. Всё-таки журналистская братия совершенно не умеет хранить секреты, им всё нужно обсудить и высказать своё собственное мнение.

— Золотарёва! — Бурдовский окликнул её через весь коридор, Алёне пришлось оглянуться и махнуть ему рукой. Но Серёга на этом не успокоился, догнал её и обнял за плечи, как лучший приятель. — Золото, ты где пропадала?

Алёне пришлось голову закинуть, чтобы в его улыбающуюся физиономию посмотреть.

— Тебе правду сказать или соврать?

— Правду, конечно.

— У меня отпуск, Серёж, я отдыхаю.

— С какого это прибабаха у тебя ещё один отпуск?

Алёна хмыкнула.

— Заслужила. Я бесценный сотрудник. — Попыталась отпихнуть его от себя. — Что ты навалился на меня? Тяжёлый, как тюлень.

Бурдовский отодвинулся, а её разглядывал с недоверием. После чего сказал:

— Всё ты врёшь. Как только не стыдно.

Алёна моргнула, притворяясь оскорблённой.

— Чего это я вру?

— Да всё. Эх, ты, Золотарёва, зазналась, да?

Вот тут Алёна уже искренне удивилась.

— Я? С чего бы это?

Серёжка по сторонам зыркнул, как заправский шпион, после чего негромко, но весьма впечатляюще проговорил:

— Признайся, ты с Артюховым вместе эту историю раскручиваешь?

Алёна подошла к нему вплотную и шёпотом переспросила:

— Какую историю?

Серёга презрительно скривился, но ответил:

— С Костровым. Об этом все говорят.

— Что, и Тарас что-то говорил?

— Скажет он, как же, — вроде бы обиделся Бурдовский. — И ты тоже, ни на один мой звонок не ответила.

Алёна отступила от него и улыбнулась.

— А вдруг я была на задании, под прикрытием? Как бы я ответила?

Серёга сверлил её взглядом.

— Я и говорю, зазналась.

В знак примирения Алёна подхватила его под руку, потянула за собой по коридору.

— Не зазналась, просто не могла говорить, — успокоила она его. — Но мне приятно, что ты беспокоился. Ведь беспокоился?

Бурдовский шёл рядом и сопел, потом всё же кивнул. А Алёна попросила:

— Расскажи, что тут было без меня?

— Да чёрт его знает, что было, — сдался он. — Рыбников сам не свой ходил, Тарас всё бегом бегал, с телефоном у уха. В первые дни только раз двадцать за день заглянет, спросит: «Не звонила?», и опять убегает. А потом перестал. Алён, скажи честно, ты что-то раскопала? Какую-нибудь сенсацию?

Алёна головой покачала.

— Нет, Серёж, даже не думала. Я, вообще, думаю, что меня уволят.

Бурдовский остановился, вытаращился на неё.

— За что?

— За прогулы.

— Что ты заливаешь?

— И ничего не заливаю. И ничего я не раскручиваю, Серёжа, тем более с Артюховым. Я просто… влюбилась и сбежала в несанкционированный отпуск.

— Ты? Влюбилась?

Алёна напустила в глаза побольше возмущения.

— А я, по-твоему, влюбиться не могу?!

— В Тараса?

Алёна окончательно оттолкнула его руку.

— Господи, что ты пристал ко мне со своим Тарасом?

Алёна отвернулась от него и зашагала по коридору, бодро цокая каблуками, по направлению к кабинету Рыбникова. Тот, кстати, её появлению не обрадовался. Наверное, его ещё и Дуся изрядно накрутила, беспокоиться за подчинённую Пётр Алексеевич перестал, а вот праведным возмущением переполнился. Конечно, никаких интимных подробностей Дуся ему не поведала, и, наверное, Рыбников сделал собственные выводы, потому что встретил Алёну обвиняющим взглядом. И даже пальцем погрозил, как маленькой. И что это ей все грозят?

— Ты… — начал он и тут же замолчал, буравил её взглядом. Затем пальцем в стул ткнул. — Сядь.

Она села, окинула взглядом его кабинет, только чтобы на Рыбникова не смотреть. Хватит того, что он её разглядывает.

— Ну, Золотарёва, — привычно завёл он, — такого я даже от тебя не ожидал.

— Какого такого?

— Не ёрничай. Мне ещё не хватало нелепо погибнуть от рук бывшей жены! А она может, ты знаешь. А получается так, что это я всё проморгал, недосмотрел, и вот — пожалуйста, её любимую племянницу паук в своё логово уволок. Прямо у меня из-под носа!

— Вам бы, дядя Петя, любовную прозу писать, а не журналистикой заниматься.

Рыбников по столу ладонью стукнул, и Алёна послушно примолкла.

— Ты чего вернулась?

После такого Алёна откровенно ахнула.

— А не вы ли меня Дусе сдали?

— Я не сдал, я в известность поставил. Обязан был. — Алёна в печали кивнула, а Пётр Алексеевич продолжил: — И я не об этом. Я вообще… — Он руками развёл, после чего прямо поинтересовался: — Что там с Костровым?

— Ничего, — хмуро отозвалась Алёна. — Здоров и весел.

— Серьёзно?

Она плечами пожала, совершенно не собираясь вдаваться в подробности и откровенничать с ним. И, наверное, Рыбников это понимал, потому что сказал:

— Мне всё равно, что ты там с ним крутишь. — Алёна рот открыла, чтобы возразить, но он жестом попросил её помолчать. — Я уже сказал, что мне всё равно. Но пока эта история не утихнет, тебе лучше отдохнуть. Подальше от редакции. Тарас вон, как ворон крови ждёт твоего возвращения. У него нюх знаешь какой?

— Знаю.

— Вот именно.

— Я только не знаю, на что жить буду, если буду всё время отдыхать.

Рыбников поморщился.

— Не прибедняйся. К Дусе съезди, она тебе мозги-то вправит. А я знакомому позвоню, он в областной больнице отделением заведует, какой-нибудь больничный тебе напишет, ещё на пару недель. А дальше видно будет. Тебе что больше нравится — гастрит или сотрясение мозга? — Присмотрелся к ней, усмехнулся, но тут же посерьёзнел и даже крякнул. — Хотя, что я спрашиваю?

Замечательно, она ещё и умственно отсталая. Не просто дура.

В общем, возвращение к реальной жизни проходило не особо радужно. Перед тем, как Рыбников её отпустил, заставил подписать заявление на отпуск, причём, оформленный задним числом. А пока Алёна подписывала, стоял над душой и бубнил что-то про то, что Костров только распоряжения отдавать хорошо умеет.

— Оформите ей отпуск, — расслышала Алёна в его исполнении в издевательской манере. — А потом придёт какая-нибудь проверка и по шапке мне дадут, не ему.

Ну вот, теперь она официально в отпуске, а после на больничном. По состоянию здоровья.

— Ты представляешь, — жаловалась она позже Дусе, — он сказал, что я на голову больная.

— Так и сказал?

— Намекнул.

Дуся хмыкнула, к Алёне присмотрелась пристальнее, та даже стукнула её несильно по руке. Потом Дуся подошла, прижала её голову к своей груди, и даже поцеловала в макушку.

— Ребёнок мой. Поедем в Ярославль, а?

— Завтра? — Алёна, признаться, ужаснулась.

— Купим тебе билет. Или мой сдадим, и поедем на машине. — Дуся даже за плечи её потрясла. — Алюш, поедем!

Алёна на секунду зажмурилась, потом головой качнула.

— Не поеду, Дусь.

— Ну, вот что ты упрямишься! — вышла тётка из себя. — Что ты здесь делать будешь? На больничном!

Алёна дотянулась до вазочки, взяла баранку, с трудом откусила. Помнится, эти баранки она купила ещё до своего отъезда.

— Буду думать. У меня кризис.

— Творческий?

— Хуже, кризис личности. Я должна принять решение.

— Боже, как всё серьёзно. — Дуся, кажется, разозлилась на это её решение, но говорить больше ничего не стала. И откладывать отъезд не стала, и Алёна её понимала, Дусю дома ждал муж, любимый, и сидеть рядом с ней, ждать, какие выводы она вынесет из всей этой истории, для себя, для своей будущей жизни, Дуся совсем не обязана. К тому же, непонятно, как долго Алёна будет принимать это самое решение.

— Надеюсь, ты больше никаких установок Рыбникову не давала? — вприпрыжку следуя за Дусей по перону вокзала, спросила Алёна.

— Не давала, — ответила Дуся. Остановилась, сверилась с указателем платформ, а на племянницу взглянула с намёком. — Ему прежних за глаза хватит.

— Дуся!

— Цыц, мне лучше знать. — Они остановились у столба, Дуся сумку с вещами на асфальт опустила, а на Алёну взглянула с печалью. Даже за руку её взяла и ближе к себе притянула. — Алюша, пообещай мне, что будешь мне звонить. И если ты, зараза такая, не ответишь хотя бы на один мой звонок, я приеду, упакую тебя в этот чемодан и увезу в Ярославль. И я это сделаю, ты меня знаешь.

Алёна улыбнулась.

— Перестань угрожать людям. Тебя даже Рыбников боится. И, по-моему, куда больше, чем свою нынешнюю жену.

Дуся фыркнула.

— Ты видела эту его жену? Их мопс умнее её.

Вот тут Алёна рассмеялась и тут же уличила:

— А ты её видела? — Изобразила удивление. — Он тебе жаловался? Господи, Дуся!

— Молчи, не учи тётку жить. Это я о тебе забочусь, а не наоборот.

У платформы тормозил поезд, вагоны медленно тянулись один за одним мимо них, Алёна провожала их взглядом. А Дуся снова за руку её взяла и сжала, а когда Алёна взгляд на неё перевела, проницательно прищурилась.

— Что ты будешь делать?

— Я же тебе сказала, думать.