— Значит, у него ребёнок. Теперь понятно.

— Что тебе понятно?

— На какой почве вы сошлись.

— И вовсе нет.

— И вовсе да, — передразнила Дуся, поднимаясь из-за стола и убирая свою тарелку в раковину. — Даже самые монолитные и мрачные мужики тают, когда любят их чадо. Так устроен мир.

— Я не специально! Я же… от души. Ванька замечательный.

— Верю, верю.

Алёна лицо руками закрыла, потом головой помотала.

— Хотя, сейчас-то уж чего. Я в городе. Всё вернулось на круги своя.

— Ага, скрасила загородную жизнь барина. Молодец, девочка.

— Ну, зачем ты так?

— А как? А у него совести нет! Видит, что девчонка совсем, а он и рад стараться.

— Дуся, ты забыла, сколько мне лет?

— Толка от твоего возраста! Растаяла в один момент! — Дуся вновь расстроено качнула головой. — Прав был Олег, надо было тебя замуж выдать, а потом уже уезжать.

— За кого?

Дуся руку в бок упёрла, подумала, затем кивнула.

— Ты права. — И тут же ткнула в Алёну пальцем. — Переедешь ко мне в Ярославль. Хватит с меня твоей самостоятельности. Мне ещё инфаркта не хватало.

— Дуся…

— Переедешь, и не спорь. Устроишься там в газету, сменишь приоритеты, поменяешь настрой, и всё будет хорошо. Ярославль тоже город не маленький. Это даже полезно — переезжать.

Алёна щёку рукой подпёрла, отвернулась к окну. Тётка планы строила на её жизнь, а она молчала. Правда, потом спросила:

— Дусь, что мне делать?

— На работу съездить. Петя кричал что-то про заявление на отпуск, что тебе его подписать надо. Я так и не поняла, ты в отпуске или нет?

— Не знаю. Паша что-то там решал.

Дуся руками в досаде всплеснула.

— Снова Паша! Чёрт бы его взял, твоего Кострова! Развратник старый!

— Дуся, он не старый. Ему тридцать восемь.

Тётка замерла, затем осторожно поинтересовалась:

— Ты на что-то намекаешь?

Алёна тут же выпрямилась и посмотрела на неё честными глазами.

— Нет. Говорю, что молодой.

— Ага, — с угрозой отозвалась Дуся, после чего ещё и кулак ей продемонстрировала.

Дуся время от времени возобновляла свои поучения, ходила по квартире и возмущалась. То на Кострова, то на её, Алёны, доверчивость, то на бывшего мужа, который не соизволил доложить о происходящем сразу, в общем, на всех и сразу возмущалась. А Алёна, тайком от неё, квартиру осматривала. И что странно, никаких признаков того, что в квартире был кто-то чужой, да ещё шарил по полкам шкафов, не замечала. Всё аккуратно, всё на своих местах, кажется, ни на сантиметр не сдвинуто. Ну, Негожин, опасный тип, ничего не скажешь. И в компьютере у неё полный порядок, ничего не нарушено и не удалено. Да и что было удалять? Никаких фактов и записей по поводу Кострова не было, только то, что касается усадьбы, а это, по всей видимости, визитёров мало заинтересовало.

Пользуясь тем, что у неё снова появился неограниченный доступ к интернету, просмотрела все интересующие её новости. В основном, они касались Костровых, и не были чересчур познавательными. Практически ежедневно Следственный комитет отчитывался о списке допрошенных лиц, но подача информации была до того скудная, что сделать какие-то выводы возможным не представлялось. Куда больше было опять же слухов, домыслов и пустых рассуждений непонятно откуда повылезавших экспертов. Несмотря на то, что всерьёз их принимать не стоило, Алёна прочитала всё, что нашла, и спокойнее себя не почувствовала. Пока была в усадьбе, даже забывать стала, почему она там оказалась, что за повод, да и Павел о проблемах не говорил, а когда она пыталась расспросить, предпочитал отмахиваться или переводил разговор на другую тему. И Алёна поверила, что всё само собой утрясётся, и, вообще, ничего страшного не происходит. А вернувшись в реальный мир, поняла, что скандал ещё и не думает затихать. Пресса гудит, люди обсуждают, а самое главное, осуждают. В конце концов, компьютер она выключила, переполнившись уверенностью в том, что всё плохо. Ну, или почти плохо. Все знакомые, однопартийцы и друзья, старательно открещивались от тесных связей с Андреем Костровым, а кто мог ещё и переваливал на него свои грехи. Правильно, он ведь не возразит и за себя не вступится, попробуй сейчас разберись, кто больше виноват. А Павел по-прежнему был скуп на объяснения и оправдания, и это натравливало журналистов и обывателей против него. Копались в его жизни, в его финансовых делах, особого успеха не добивались, и это лишь разжигало домыслы и пересуды. Правильно, очень правильно, что он поторопился спрятать сына от чужих глаз, в усадьбе, за высоким забором. Да и сам за последнюю неделю лишь дважды выезжал за её пределы, попросту прятался от мира. И теперь Алёна его готова была понять в этом вопросе, почитав всю несусветную чушь…

— Твоя доверчивость тебя в яму загонит, — сказала Дуся, когда Алёна попыталась ей объяснить, насколько не стоит верить всему, что говорят про Кострова. — И я даже удивляюсь, откуда она вдруг взялась. Тебя ведь хлебом не корми, дай отрыть какую-нибудь пакость. А тут ты разом ослепла, оглохла и уверовала.

Алёна обиженно поджала губы.

— Я ничего не знаю про Кострова-старшего и его дела, и как среднестатистический гражданин, пребываю в неприятном удивлении, но Паша… Дусь, он был в плохих отношениях с отцом, и очень сомнительно, что тот его посвящал в свои делишки.

— Всё-таки в «делишки»! — усмехнулась Дуся.

Алёна в раздражении прикрыла крышку ноутбука.

— Не лови меня на слове. Я говорю тебе, что знаю.

— Что чувствуешь. Это разные вещи.

— Может быть, — пришлось согласиться Алёне. — Но не вздумай ни чем с Рыбниковым делиться. Не стоит ему знать.

— Пусть думает, что тебя похитили?

— Он так не думает. — Алёна даже поморщилась. — А если думает, то не всерьёз.

— Конечно, тебя лишь увезли с охраной в неизвестном направлении! Подумаешь, диво!

— Дусь, а ты надолго приехала?

В неё швырнули тряпкой, которой Дуся пыль протирала, и обвинили:

— Ты маленькое, неблагодарное чудовище. Ничего, в Ярославле я займусь твоим перевоспитанием, вплотную.

— Мне уже страшно.

— И правильно.

В редакцию Алёна отправилась только на следующее утро. Знала, что Дуся предупредила Рыбникова о её возращении, они даже обсудили, насколько она беспечна и наивна, что странно для девушки её возраста, к тому же её профессии. Алёна их разговор прекрасно слышала, потому что находилась с Дусей в одной комнате, и знала, что тётка старается специально для неё. Чтобы слышала и на ус мотала. На ус не получалось, но Алёна стыдилась из-за того, что заставила людей волноваться. Дуся же говорила, что она вместе с головой совесть потеряла. Может быть, она была права.

Вечером они отправились в ресторан. После уединения в усадьбе, где Алёна виделась и общалась лишь с ограниченным кругом людей, ей необходимо было выйти в свет. Это опять же была инициатива Дуси, хотя Алёна предпочла бы остаться дома и поискать в интернете ещё информацию. Уже не о Кострове-старшем, Бог с ним, она никогда с ним не встретится, её интересовал Павел. О нём было очень мало известно, и его бизнес Алёну тоже не слишком интересовал, куда любопытнее было узнать о его личной жизни. Она всё ещё очень хорошо помнила фотографию девушки в купальнике в его телефоне, а сам Павел назвал её своей бывшей.

— Ты представляешь, — в полголоса говорила она Дусе, грызя чесночную палочку, что подавали в плетеных корзинках в итальянском ресторанчике в центре города. — Там буквально порнозвезда. — Алёна даже на себе попыталась продемонстрировать. — На таких, как она, в мужских журналах большой спрос.

— Значит, не промах твой Костров.

— Перестань называть его моим. — Алёна с печалью во взгляде осмотрела ресторанный зал и напомнила, в первую очередь себе: — Он меня из усадьбы выставил.

— Прямо-таки выставил?

— Даже до свидания не сказал. И с Ванькой проститься не дал… Хотя, это, может, к лучшему? Что бы я ему сказала?

— А где у мальчика мама?

Алёна плечами пожала.

— Паша настоятельно просил не спрашивать.

— И ты послушно прикусила язык. — Дуся даже языком цокнула, головой покачала. — Загипнотизировал он тебя, что ли.

Алёна подумала, отпила из бокала с вином, после чего покивала.

— Если честно, то он может. Видела, как он пресс-конференции держался? Будто каждый день перед журналистами ответ держит.

— Ага. А с лицом у него что?

От этого вопроса стало немного не по себе, даже обидно, и Алёна с достоинством проговорила:

— Это просто травма… Авария.

Дуся скептически хмыкнула.

— Авария? Если честно, Алюш, у меня от твоего… от Кострова, мурашки размером с кошку.

Алёна вздохнула, немножко мечтательно.

— У меня тоже. — Встретила выразительный Дусин взгляд, заставила себя встряхнуться, даже выпрямилась, и требовательно вопросила: — Где наш ужин?

В общем, весь день прошёл в разговорах о Павле, и это вместо того, чтобы с порога собственной квартиры начать о нём забывать. Но вопреки здравому смыслу полночи старалась выяснить, был ли он женат, и что вообще о его личной жизни известно. И ничего кроме нескольких скандальных фактов, не обнаружила. Его имя пару раз всплывало в компании с известным в России шалапутным олигархом, и бальзам на Алёнину душу это совсем не пролило. Сведения были более чем пятилетней давности, но разве от этого хоть немного спокойнее? Разве что Ванька за это время появился, и Павлу пришлось делать выбор. Наверное. Но отец он замечательный, и Ваня всегда много рассказывает о том, что они с папой вместе делали. То есть, ребёнку он уделяет всё свободное время и надолго его не оставляет, ни с Региной, ни с нянями. Но Дуся права, это совсем не объясняет, где мама мальчика. Ведь если бы с ней приключилось что-то трагическое, хранить тайну не имело бы смысла, правильно? По крайней мере, Алёна считала, что ей бы Павел сказал. А тут поступил чёткий приказ не расспрашивать. Но и сама вряд ли она сможет что-то узнать. Всё-таки нет у неё способностей Артюхова и его нюха на сенсацию.