Его слова, не её.

— Так они знают, что я жива, — сказала она, в конце концов.

— Правда? Из чего это следует?

Алёна растянула губы в вынужденной улыбке.

— Я же заряжаю телефон.

— Логично.

Павел на детскую постель прилёг, Алёне подвинуться пришлось, руку за голову заложил и тоже уставился в телевизор. Все молчали, только Ванька спросил:

— Пап, ты хочешь конфету?

— Нет.

Алёна свою развернула, откусила половину, а другую половину к губам Павла поднесла. Чтобы видеть его лицо, пришлось голову ему на плечо откинуть, встретилась с ним взглядом, и от его пристальности пришлось мысленно дух перевести. Костров же головой мотнул, по-прежнему от конфеты отказываясь, зато его рука легла на её плечо, и сразу стало спокойнее. Дождь барабанил по карнизу, и снова, как две недели назад, казалось, что дождь отрезает Алёну от реальной жизни, там, за территорией усадьбы.

Ванька уснул через полчаса. Поначалу ещё брался что-то рассказывать отцу, вопросы задавать, даже на руки к нему перелез, потом ёрзал долго, и, наконец, заснул, прижавшись щекой к подушке. Алёна укрыла ребёнка мягким пледом, а Костров тут же потянул её прочь.

— Оставь его, пусть спит.

В комнате, из-за мрака на улице, практически стемнело. И это в три часа дня. Зато не пришлось задёргивать шторы. Павел выключил телевизор и вышел из детской, плотно прикрыв за собой дверь. Прошёл в свою комнату и увидел, что Алёна стоит у окна и расплетает волосы, забранные с утра в небрежную косу. Она смотрела за окно, а может, на капли дождя, что сбегали по стеклу, и казалась задумавшейся.

— О чём ты думаешь сегодня? — заворчал он, просто не мог сдержаться. Её молчание от чего-то выводило из себя. Когда Алёна думала о своём, она казалась далёкой и расстроенной. И это тоже ему не нравилось. Хотя, ждать от неё довольства и бесконечной радости, также было глупо. Чему ей особо радоваться? Как ни крути, а он её здесь насильно держит. Или уже не насильно? Просто неделю назад он запретил ей и думать о побеге или работе. И больше они об этом не говорили.

Он подошёл, обнял её, даже чуть навалился на Алёну, отчего они вместе покачнулись, а она схватилась за его руки. Зато улыбнулась.

— Честно?

— Хотелось бы.

— Смотрю на лес и думаю, что сейчас ни за что бы в него не зашла. Мне ощущений на всю жизнь хватило.

— Я и говорю: дурочка. — Он пальцами расчесал её волосы, потом в кулак их собрал.

— Паша.

— У?

— Тебе из Следственного комитета звонили?

Он вздохнул.

— Алён…

— Я не из любопытства спрашиваю, я беспокоюсь. Что им нужно от тебя?

Он тихо рассмеялся.

— Помню, недавно ты чётко представляла, что именно им от меня нужно и что мне за это светит.

Она погладила его руку, которой он её обнимал, а пока Павел не видел, зажмурилась. Наверное, молчала дольше, чем надо было, и этим себя выдала, потому что Павел обнял её крепче, голову наклонил и прижался губами к её шее.

— Ладно, не думай об этом. Тебе вообще об этом думать не нужно.

Этот ответ ей не понравился. Возможно, Павел имел в виду что-то иное, но Алёну его слова обидели. Будто он предлагал ей не думать о его проблемах потому, что её это совершенно не касалось. Но повернулась к нему лицом, когда он этого захотел, подставила губы для поцелуя, и даже ответила на его поцелуй с удовольствием, за шею обняла. А Костров, осознав степень её податливости, даже зарычал ей в губы. Алёна же рассмеялась. Потом оттолкнула его, а пока она расстёгивала молнию на длинной юбке, и та скользила по её ногам вниз, Павел отошёл к двери и запер её на ключ. Пара часов для себя, пока Ванька спит.

Сегодня всё было неспешно, наверное, испортившаяся погода так действовала. Стук дождя по карнизу задавал ритм, заставлял дышать с ним в унисон, и время стало тягучим и приятным. Алёна обнимала Кострова за шею, двигалась, как он хотел, подчиняясь его рукам, целовала сама, тянула за волосы, заставляя его откидывать голову на подушку и закрывать глаза. А сама вглядывалась в его лицо, потом прижалась губами к его израненной щеке и провела языком по сеточке шрамов. Павел не возразил и не оттолкнул, слишком занят был собственными ощущениями, чтобы контролировать её. Его ладони гладили Алёну по бокам, по животу, поднимались к груди, потом спускались на бёдра и тогда принимались управлять и задавать новый ритм. Полумрак в комнате, дробный стук дождя, срывающееся дыхание, накатывающее волнами наслаждение, Алёна в какой-то момент глаза закрыла, окончательно теряясь в звуках и ощущениях, упёрлась руками в подушку и опустила голову, укрыв Павла своими волосами. И даже не сразу поняла, что он снова её целует, причём всё настойчивее. Наклонилась к нему, на поцелуй ответила, потом застонала ему в губы.

— Паша, Паша, — зашептали губы.

Он что-то шепнул ей в ответ, а может, и не шепнул, Алёна на какое-то мгновение перестала соображать и что-то слышать, только почувствовала, как он прижает её к себе, потом ловко перекатился с ней по постели и снова впился в её губы. А она раскинула руки в стороны и счастливо вздохнула. Правда, долго ей отдыхать не дали, Павел её за подбородок взял, требовательно сжал, и Алёна глаза открыла, посмотрела на него. Встретила насмешливую улыбку.

— Не притворяйся, я тебя знаю. Ты ещё со мной.

Алёна руки подняла, чтобы обнять его, а когда он наклонился, поцеловала в подбородок.

— Я с тобой.

Просто лежать с ним после, тоже было приятно. Алёна любила такие моменты. Когда к Павлу можно было прижиматься, когда они оба молчали, переводя дыхание, или просто думали каждый о своём. Алёна уже привычно закидывала на него ногу, водила пальцем по его груди или рёбрам, а иногда и улыбалась в темноте. Сегодня не улыбалась, не настолько темно было, щекой к плечу Кострова прижалась и грелась. Спине было немного прохладно, пока там его рука не оказалась. В её жизнь возвращались звуки. Внизу залаял Роско, потом за стеной послышалась мелодия её мобильного. Алёна в досаде вздохнула, даже предприняла попытку носом в подушку зарыться, но Костров ругнулся сквозь зубы, шевельнулся, потом на постели сел, повернувшись к Алёне спиной. Она потянулась к нему рукой.

— Паш.

Он не откликнулся, поднялся и пошёл в ванную, а Алёна вновь обратила внимание на шрам на его бедре. Он выделялся на фоне более смуглой кожи. Павел включил в ванной свет, дверь не закрыл, но это ничуть не успокоило. Алёна на подушки откинулась, убрала с лица волосы. А руку положила на соседнюю подушку, которая ещё хранила тепло чужого тела.

Их уединение прервал короткий стук в дверь. Алёна как раз застегнула юбку, расправила её и поторопилась дверь открыть, но, наверное, зря надеялась, что сможет кого-то обмануть порядком в своей одежде, уж точно не Альбину Петровну. Та только устремила на неё свой проницательный взгляд, как тут же стало стыдно, за всё, особенно за запертую на ключ дверь, явный намёк на то, что за ней происходило.

— Хотела сказать, что Ваня проснулся, — оповестила экономка спокойным голосом. — Спрашивал… где вы и Павел Андреевич. И ещё звонила Регина Родионовна.

Алёна кашлянула в лёгком смущении.

— Хорошо, спасибо, Альбина Петровна. Мы… Сейчас спустимся.

— Ваня внизу, пьёт молоко с печеньем, — добавила домоправительница, развернулась на каблуках и поспешила прочь по коридору. А Алёна закрыла дверь комнаты, обернулась на Кострова, который только появился из ванной, с полотенцем на шее после душа. Она же дверь закрыла и в досаде проговорила:

— Ну, вот, теперь меня однозначно записали в проститутки.

Павел усмехнулся.

— Не бери в голову. Альбине не положено судить и что-то думать.

— И, по-твоему, её или кого-то другого в этом доме это останавливает? Я просто не понимаю, чем так её раздражаю.

— Альбину пригласили в этот дом, чтобы она не кухней управляла, а за Ваней присматривала. Пока в этом необходимости нет, он занимает всё твоё время.

— Ах, вот в чём дело. Она ревнует.

Павел кинул на неё удивлённый взгляд.

— Она боится лишиться работы.

Алёна растеряно моргнула.

— Глупость какая. А кто будет домом заниматься?

Костров пожал плечами, по его лицу было заметно, что ему, по сути, всё равно, кто будет заниматься домом — Альбина или кто-то ещё, лишь бы всё шло, как положено и делалось в срок.

— Я пойду, переоденусь, — сказала ему Алёна, решив закончить непонятную для них обоих тему. Подошла, дотронулась до него, потом в голое плечо поцеловала. — Ваня внизу уже.

— Хорошо.

Дверь в свою спальню Алёна намеренно прикрыла. Снова сняла юбку, открыла шкаф, но потом, позабыв об одежде, присела на кровать, взяла в руки телефон. На сердце стало тяжело. Пять пропущенных вызовов, и самое плохое то, что два от Дуси. Конечно, тётке можно было перезвонить, Алёна, кстати, звонила ей три дня назад, поболтала ни о чём, выслушала семейные новости, а вот о себе ничего не сказала. С Дусей они договорились созвониться в субботу, и тот факт, что тётка вдруг её хватилась посреди недели, ничего хорошего не сулил. Особенно, если принять во внимание то, что до этого она два дня не желала отвечать на звонки Рыбникова. Она сказала об этом Павлу вчера, точнее, осторожно поинтересовалась, что он там «решил». Он в очередной раз успокоил, что всё устроил, но Рыбников сегодня звонил снова.

Он точно Дусе обо всём доложил. Алёне захотелось кулаком по подушке стукнуть. Самое плохое, что могло было случиться, по всей видимости, случилось. Конечно, Павел ведь знать не знает, что Рыбников является не просто её непосредственным начальником, который вечно ею недоволен и подгоняет, у него ещё и моральное, так сказать, право на это есть, индульгенция, выданная самой Дусей. Дело в том, что когда-то, очень давно, когда Дуся была молода и наивна, как она сама описывает те времена, она умудрилась выскочить за Рыбникова замуж. Брак этот был скоропалительный, по страстной и безумной любви, и закончился также внезапно, как вдруг и приключился. Всего через год после свадьбы. Но они остались в хороших отношениях, что и помогло однажды Алёне устроиться сначала на практику, а потом и на работу в главное новостное издание области. Хотя, сама Алёна родственником Петра Алексеевича не считала, даже дальним. В те времена она и понятия не имела о жизни Дуси, даже о её существовании знала по скудным рассказам отца. А уж тем более Дусины мужья её никак не касались. Но Рыбников, помня о прошлом, терпел её, Алёны, неудачи, фокусы, как он говорил. И даже ответственность чувствовал, иногда. Как в данной ситуации, надо полагать. И не смотря на то, что Павел, как считал, «всё уладил», Пётр Алексеевич не успокоился, и сдал Алёну тётке со всеми потрохами. И теперь Дуся звонит и пишет грозные смски. Как раз угрозой можно было посчитать сообщение о том, что она срочно приезжает и требует, чтобы Алёна ждала её дома. Иначе…