Охранник её не беспокоил. Алёна даже забыла о нём в какой-то момент. На глаза не лез, сидел к ней вполоборота, она только ноги его видела за стволом липы, и курил. И, скорее всего, тоже разглядывал дом и думал о нём. О доме невозможно было не думать. Как только подъезжал по заново асфальтированной дороге к парадному крыльцу, любой человек терял дар речи, хотя бы на минуту. Накрывало такой необъяснимой волной впечатлений, словно тебя выбрасывало из круговорота времени, и можно было лишь смотреть на белокаменный дом, впитывать в себя его торжественный облик и вспоминать… вспоминать, в каком веке ты на самом деле живёшь. Или она всё себе придумала, и Марьяново только на неё так действует? Что ей мерещится всякое. Тени, звуки, наступающая на дом природа. А заходящее солнце отражается в тёмных окнах, напоминая пожар.

Роско прибежал через поле, шумно дыша, и шумно вздохнул, когда сел у ног Алёны. А та негромко спросила:

— Ты один? — Осторожно огляделась, но Павла нигде не было видно. И тогда она пса погладила, вытащила из-за его уха репей. — Ты уже всё здесь облазил, да? Все колючки на себя понацеплял. Посмотри, вот ещё одна.

На колючки Роско было наплевать, он даже не подумал внимание обратить, когда Алёна потянула его за шерсть на боку. Зевнул и вывалил розовый язык. А Алёна принюхалась к нему и улыбнулась.

— Роско, ты пахнешь лавандой. — Похвалила: — Хороший у тебя шампунь.

Вскоре появился Павел. Вышел из-за дома, но первое, что Алёна заметила, это как парень вскочил и вышел из-за дерева. Но Кострова больше интересовал его пёс, чем охранник. Он как из-за дома показался, сразу свистнул и зычно крикнул:

— Роско!

Тот с земли поднялся, завилял хвостом и залаял. Оглянулся на Алёну, после чего поспешил к хозяину. А тот к этому моменту уже заметил и его, и Алёну, и даже охранника за деревом. Махнул тому рукой, отпуская, а сам неспешно направился к Алёне.

— Давно сидишь?

— Не знаю. Полчаса…

Он подошёл, для начала остановился рядом, Алёну разглядывая, затем присел рядом. Снова ногу вытянул. Алёна заметила, что поморщился. Неосознанно, но поморщился. Она не удержалась и спросила:

— Болит?

Павел посмотрел на неё.

— Иногда.

— Надо выпить таблетку.

— Это не мигрень, солнце. Жить на таблетках как-то не с руки, да и привык уже.

Роско положил голову ему на колени и снова вздохнул, на этот раз счастливо. Костров же тоже на дом стал смотреть. А Алёна вдруг поняла, что нервничает — то ли от его молчания, то ли от близкого присутствия, а может, ото всего вместе. Разглядывала свои руки, отчаянно ища хоть какую-нибудь тему, чтобы не молчать.

— Альбина Петровна сказала, что здесь будет конюшня.

— Точнее, конюшни. Хочу попробовать заняться.

— Лошадьми? — Она поняла, что не на шутку удивлена.

Павел же усмехнулся.

— А почему нет? У меня приятель всерьёз занимается, а я… Столько земли, не в гольф же мне здесь играть. А лошади — это красиво. И благородно.

Она головой качнула. Павел заметил и решил поинтересоваться:

— Не одобряешь?

— Не знаю. Я просто не понимаю…

— Что именно?

— Такую жизнь. Усадьба, прислуга, лошади.

— Отец хотел так жить. Он всю жизнь к этому шёл. Но так и не успел.

Алёна разглядывала его украдкой, даже к голосу его прислушивалась с неподдельным вниманием, но особой горести не уловила. Но всё равно ощутила потребность посочувствовать, хотя бы из вежливости.

— Прошло ещё слишком мало времени. Потом станет легче. Наверное…

Костров вдруг развеселился, по крайней мере, на неё взглянул с усмешкой.

— Ты, думаешь, я горюю?

— Какие бы ни были отношения, смерть родителей — это всегда тяжело.

— Может быть ты и права. Но мой отец не отличался особым человеколюбием. Добродушным парнем точно никогда не был. Но баб любил, что скрывать.

— Но вы восстанавливаете усадьбу, как он хотел.

— Ты кое-что путаешь. Я делаю это не во имя его памяти, я делаю это для себя и для семьи. Чего он хотел, я отлично знаю. Он мечтал встретить здесь старость, если хочешь, править здесь и царствовать, окружить себя свитой прихлебателей, которые вечно вокруг него вились, и помереть лет в сто, возлежа на шёлковых подушках, с вышитым на них золотом гербом Костровых. И именно поэтому, как только представилась возможность и ему понадобилась от меня крупная сумма, я выкупил у него усадьбу.

— Назло?

— Тогда да. Если честно, я первый раз сюда приехал уже став полноправным владельцем. И понял, что это моё место.

Алёна прикусила губу, скрывая усмешку, правда, от замечания не удержалась:

— Потянуло к корням.

Павел развернулся, перекинул одну ногу через бревно, и теперь смотрел на Алёну в упор.

— Вот почему ты такая язва?

Она плечами пожала, а он продолжил:

— Ты маленькая, глупая девочка. У которой проблема с выбранной профессией. И не спорь со мной. Но при этом тебя вечно тянет на подвиги, и ты не умеешь молчать.

— Умею.

— Нет, Алёна, не умеешь.

Она посмотрела на него.

— Я умею молчать.

Павел смотрел на неё и улыбался. Алёне вдруг стало нечем дышать, она отвернулась от него и нервно кашлянула.

— Сколько я здесь пробуду?

— Посмотрим. Неделю, две.

— Так долго?

— Тебе здесь не нравится?

— Дело не в этом. Но это переходит всякие границы разумного!

— Следствие идёт. В этом нет ничего разумного.

— Я ничего не знаю! Я уже говорила, я не лазила по твоему телефону!

— Я должен поверить тебе на слово?

Она замолчала, смотрела в сторону, не зная, какие доводы ещё привести ему. Хотя, они были ему не нужны, Павел всё для себя решил.

— Если ты волнуешься из-за работы, то я позвонил Рыбникову. И он с огромным удовольствием дал тебе отпуск. На две недели.

Алёна машинально повернулась к нему.

— Отпуск? У меня отпуск был в марте!

— Вот видишь, как тебе повезло?

Павел дотронулся до её волос, но Алёна от возмущения и удивления в связи с полученным внеочередным отпуском, даже насторожиться забыла и только оттолкнула его руку.

— Ничего не вижу. Он от меня избавиться хочет! Причём, за мой счёт! Кто мне оплатит ещё один отпуск?

— Тебя это волнует? Лучше расскажи мне про Тараса.

Она нахмурилась.

— А что с ним?

— Тарас такой осторожный мужик. Всегда кичился тем, что он волк-одиночка. И вдруг он тебя за ручку водит и профессиональный опыт передаёт. К чему бы это?

— Наверное, к тому, что он больше смыслит в профессии журналиста, чем некоторые!

— Некоторые — это я?

Алёна отвечать не стала, отвернулась от него, уже готова была подняться и вернуться в дом. Разговаривать с Павлом дальше смысла не было, он всё равно слова правды ей не скажет, просто потому, что всерьёз не воспринимает. Грудь распирало от эмоций, Алёна была уверена, что её переполняет возмущение, и только когда Павел взял её за подбородок, заставляя повернуть голову и снова посмотреть на него, поняла, что её душит не только возмущение. Оказывается, всё это время сердце бешено скакало в груди, а когда он дотронулся, вдруг резко остановилось. Словно ударилось обо что-то и замерло. Алёна глаза на Кострова вытаращила, и понимала, что боится его. Но того, к чему могут привести его действия, а не того, что он сделает ей.

Павел же погладил пальцем её подбородок. И очень вкрадчиво, совсем не угрожающе, спросил:

— Что ты ему рассказала?

Сердце, кажется, ожило, хотя бы трепыхнулось в груди. Значит, на месте. Алёна нервно облизала губы.

— Ничего.

— Алёна…

— Про усадьбу. И всё.

— Телефон показывала?

— Нет. Я даже не сказала ему… что здесь была.

Павел вдруг улыбнулся.

— Почему?

— Не знаю. Я испугалась… Особенно, когда машину увидела. И… стыдно было. Я ведь ничего не узнала.

У Кострова плечи дрогнули.

— Да, ты ничего не узнала. Только влезла ко мне в дом, и даже в карман. До тебя это никому не удавалось.

— Я же не знала…

— Угу. — Он кивнул, чуть крепче сжал её подбородок и наклонился к ней.

Алёна зажмурилась крепко-крепко. И дыхание затаила. Неожиданно накрыло с невероятной силой ощущение того, где она находится и с кем. Сгущающиеся сумерки, лёгкий ветерок, симфония кузнечиков вокруг, и тёплое мужское дыхание на губах. Павел ещё помедлил, разглядывал её, изучал, потом поцеловал. А она ногтями вцепилась в обструганное бревно. И только принимала его поцелуй, потому что ответить никак не получалось. Для этого нужно было осознать, понять, набраться смелости и, конечно же, беспечности, чтобы поцеловать Кострова-младшего, а в ней ничего этого не было. В сознании только меркло и что-то плавилось от его поцелуя, и ей даже показалось, что она обязательно потеряет сознание. Какое-то невероятное, абсолютно не поддающееся логике чувство. Будто её впервые целует мужчина, будто ничего более волнительного она в своей жизни не испытывала, да и ведёт она себя, как девчонка, раз не дышит и пытается поверить в то, что чувствует.

Роско наскочил на них, встав на задние лапы и ткнувшись мордой прямо в их щёки. Заскулил и завилял хвостом. Павел его оттолкнул, от Алёны отодвинулся, а псу кулак показал.

— Кайфоломщик, испортил всё.

Алёна глаза открыла. Слышала голос Павла, знала и понимала, что Роско сделал, но у неё кружилась голова, а глаза открыть и встретить взгляд Павла, было отчего-то неловко. Но это пришлось сделать, сидеть, как истукан и дальше, было бы глупо. Глаза она открыла и поспешила губы вытереть. На бревне в другую сторону развернулась. Правда, тут же почувствовала, что Павел за её спиной поднялся. А его рука скользнула по её плечу.