Тут Миранда решила разыграть ту карту, которую считала своим главным козырем:

– Я была бы готова остаться в качестве управляющего, если мне будет предоставлена возможность выкупить „КИТС".

Лорд Брайтон откинулся в кресле и задумчиво посмотрел в окно на желтоватые воды Темзы и неторопливо проплывавшие по ней суда и суденышки. Наконец он проговорил:

– Мы как раз только что произвели оценку „КИТС". Миранда улыбнулась:

– Помещения и товары после вычета всех платежей по обязательствам стоят четырнадцать тысяч фунтов.

– Эта цифра слишком занижена. А разве репутация и связи ничего не стоят?

– Репутация и связи „КИТС", – твердо ответила Миранда, – настолько тесно связаны с моим общественным имиджем, что без меня, сами по себе, они стоят немного. Если же „СЭППЛАЙКИТС" осмелится потребовать у меня еще и выплаты сверх номинала, я немедленно уйду.

– А этого, как я уже сказал, в настоящий момент мы не можем себе позволить. Вы являетесь лицом фирмы, и в глазах общественности именно вам она обязана своим успехом. Если вы уйдете, можно не сомневаться, что акции упадут в цене. „СЭППЛАЙКИТС" не может ни потерять вас, ни допустить, чтобы вы работали на какую-либо конкурирующую компанию.

– Именно так, Джеймс. Но я хочу, чтобы вы поняли: я собираюсь постепенно отойти от „СЭППЛАЙКИТС". Компания теперь прочно стоит на ногах, а управляющим может быть мой нынешний заместитель Алекс Стэнтон.

– В таком случае, полагаю, вы хотите созыва внеочередного общего собрания.

Вопрос такого порядка мог быть решен только общим собранием акционеров „СЭППЛАЙКИТС".

– Да, и как можно скорее.

– Предупредить о нем нужно за три недели. Давайте назначим его на пятницу, тридцать первое: это даст нам лишнюю неделю.

Миранда кивнула. Она знала, что продажу ей „КИТС" должны одобрить банк, маклер и фондовая биржа, и лишь после этого соответствующий циркуляр может быть отпечатан и разослан всем держателям акций.

Провожая Миранду до дверей кабинета, лорд Брайтон прибавил:

– Кстати, следует сообщить об этом Адаму Гранту, и притом безотлагательно. Тогда мы заранее узнаем его реакцию.

– Вы не могли бы позвонить ему, Джеймс? Лорд Брайтон кивнул:

– Я могу, кроме того, тактично подвести его к разговору о том, кто же все-таки является держателем контрольного пакета. Ему придется либо сказать правду, либо уклониться от ответа, либо солгать: каждая из этих возможностей по-своему интересна.

– Если не он контролирует эти акции, я могу разделаться с ним, – Миранда больше была не в силах держать себя в руках: голос ее дрогнул.

– Вы не можете разделаться с Грантом только потому, что вам этого хочется, – предостерег ее лорд Брайтон. – Он является управляющим акционерного общества; Вы никогда не выдвигали против него ни одной официальной претензии – да я и не уверен, вправе ли вы вообще жаловаться на его поведение: все дела, связанные с его службой в компании, он всегда вел весьма успешно, и ему было предоставлено право приобрести столько акций, сколько он сможет, – точно так же, как и любому другому из акционеров. Будьте осторожны, Миранда, не давайте воли своим чувствам.

– Но помечтать-то мне можно, – возразила Миранда. – Если я понадоблюсь вам зачем-нибудь, в начале следующей недели я буду в Париже, на конференции по безопасности косметических средств. Остановлюсь, как всегда, в „Ритце".

Когда лорд Брайтон позвонил Адаму и сообщил ему о цели предстоящего внеочередного общего собрания акционеров, тот выслушал его молча. Но когда речь зашла о номинальной стоимости „КИТС", он раздраженно запротестовал:

– При всем моем уважении, это означает просто подарить „КИТС" Она стоит на бумаге так мало по той простой причине, что до сих пор была нашей дойной коровой – поставляла нам средства для расширения нашей деятельности в других областях.

– Я полагаю, что именно это, среди прочего, не нравится Миранде.

Адам едва дал договорить своему собеседнику:

– Но Миранда забыла – а может, и нет, – что через пару лет „КИТС" опять будет стоить целое состояние! Так что имейте в виду: сколько бы ни предложила за „КИТС" Миранда О'Дэйр – я предложу на десять процентов больше.

Сообщив Миранде по телефону эту новость, лорд Брайтон добавил:

– Конечно, я обязан включить контрпредложение Гранта в мое послание к акционерам, но ввиду известных нам обоим обстоятельств я буду поддерживать ваше предложение, Миранда. Однако решение зависит не от меня, а от того, как проголосуют акционеры. А поскольку и вы, и Адам являетесь заинтересованными сторонами, вы не сможете участвовать в голосовании – ни вы, ни те из держателей акций, которых вы или он контролируете.

– Предположим, что под контролем Адама действительно находится сорок шесть процентов акций. В таком случае то, что вы сказали мне, означает, что принимать решение будут держатели только девяти процентов акций, которые не контролируем ни Адам, ни я. Верно?

– Верно.

– Но ведь мы оба имеем право попытаться склонить их каждый на свою сторону, правда?

– Да, но будьте осторожны, – снова предостерег ее лорд Брайтон. – Вы же не хотите, чтобы пресса подняла шум по этому поводу. Акции могут упасть в цене, если это будет выглядеть так, будто люди, возглавляющие компанию, вместо того чтобы вести ее дела как следует, заняты выяснением отношений между собой.

– Не беспокойтесь, – мрачно ответила Миранда. – Я буду осторожна.

– Кстати, – продолжал лорд Брайтон, – мне удалось выяснить кое-что относительно „Хайленд Крофт холдингс". Она якобы принадлежит некоей иностранной холдинговой компании, так что дальнейшие следы теряются. У „Хайленд Крофт холдингс" четыре и восемь десятых процента акций „СЭППЛАЙКИТС", но неизвестно, входят ли они в число тех, что, по словам Гранта, контролирует он.


Суббота, 4 января 1969 года


Хотя было уже далеко за полдень, в комнате царил полумрак: единственная слабая струйка света вливалась через щель в неплотно сдвинутых парчовых, горчичного цвета шторах.

Они снова лежали молча, наслаждаясь близостью. Каждый чувствовал, что знает лежащее рядом с ним тело, его ощущения, реакции и потребности почти так же хорошо, как свои собственные. Каждый знал, что делать, чтобы еще больше распалить другого. Медленно, нежно они покрывали поцелуями лица и тела друг друга, и каждый трепетал от прикосновения другого.

Потом, когда они лежали лицом к лицу, еще не разомкнув ни губ, ни объятий, Адам каждой клеточкой своего тела ощущал эту близость и нежность, чувствовал, что оба они слились в одно целое. Это ощущение переполняло его душу, возносило ее в головокружительные выси, и вся она растворялась в этом блаженстве полного понимания.

Иногда Адам задавал себе вопрос: неужели он и вправду – как ему много раз говорили разные люди – потерял способность чувствовать, неужели душа омертвела еще прежде, чем он стал достаточно взрослым, чтобы понять это? Но этот вопрос не мучил его, когда его обнимали эти руки: он весь отдавался им и никогда не чувствовал себя так, словно бесстрастно наблюдал откуда-то сверху за самим собой, проделывающим все, что полагается делать в такой ситуации.

В объятиях этих рук Адам ощущал, что наконец-то в душе его воцаряется мир, что он понимает и его понимают, что он не только берет, но и отдает, что он любит и верит так же, как любят его и верят ему. Он знал, что в этом и заключается истинная близость.

Его руки крепче обняли гладкие плечи. В этих светлосерых, широко расставленных глазах, таких близких сейчас, он видел не только свое отражение: он видел, что это единственное на свете существо, которому он принадлежит, с которым ему спокойно, надежно и свободно. И ему было несказанно хорошо.


Воскресенье, 5 января 1969 года


После встречи с лордом Брайтоном Миранда провела две ночи без сна, думая о тройном предательстве Адама, о будущем „СЭППЛАЙКИТС" и компании Дав. Она не могла отказаться от поездки в Париж, но, к счастью, ей предстояло только произнести вступительную речь на открытии конференции, так что она решила на эти два дня забыть о своих проблемах и заниматься исключительно профессиональными вопросами.

Утром в воскресенье небо оказалось затянутым тучами. Аэропорт Гэтуик сообщил Миранде, что основная облачная масса на маршруте ее полета придется на высоту около полутора тысяч футов и что имеется риск обледенения. Правда, оператор закончил сообщение на более оптимистической ноте, прибавив, что, возможно, между тремя и четырьмя тысячами футов будет чисто. К счастью, незадолго до этого Миранда как раз оборудовала свой самолет приборами, позволяющими летать в такую погоду.

В десять часов утра новый самолет Миранды – бледно-голубой „Бичкрафт Бонанза" – вылетел из Редхилла в Лидд, где ей предстояло выполнить таможенные формальности.

Однако чем выше поднималась „Бонанза", тем хуже становилась погода. „Обещанный просвет, наверное, лежит гораздо выше", – сердилась про себя Миранда, понимая, что, поскольку видимость приближается к нулю, ей придется полагаться на приборы.

К несчастью, прогноз метеослужбы аэропорта Гэтуик об обледенении оправдался. На высоте четырех тысяч футов Миранда уже не могла вызывать ни свой, ни какой-либо другой аэропорт, поскольку лед полностью покрыл фонарь кабины, а когда он сошел, приборы радиосвязи оказались поврежденными: переговоры с наземной службой контроля стали невозможны, Миранда же так надеялась на нее, а теперь она больше не могла получать инструкций.

Спидометр, компас и остальные не зависевшие от радио приборы самолета работали. Тем не менее положение Миранды было достаточно серьезным. Если бы возникла экстремальная ситуация, ей надлежало руководствоваться последней инструкцией, полученной от наземной службы контроля. Она подбадривала себя тем, что земля еще видит ее на экранах радаров и, не получая от нее ответа, поймет, что с ней что-то случилось.