– Вообще-то, – прибавил он, – я бы сказал, что вы родом со Среднего Запада. Дело не только в вашем выговоре: вся ваша манера держаться, ваша прямота, откровенность указывают на это.

Элинор улыбнулась – на сей раз своей обычной улыбкой:

– Ну, а я могу совершенно определенно сказать, что вы тоже оттуда. Так и знала, что вы меня раскусите.

За шампанским теперь уже Элинор самым подробным образом интервьюировала Скотта, чем немало позабавила его.

Он был родом из Кливленда, штат Огайо. Там, еще в старших классах школы, он начал писать, затем учился в колледже связи. Потом работал младшим ассистентом в одной из кливлендских газет – нет, к сожалению, не в „Плейн дилер" – и в конце концов оказался в зарубежной редакции в качестве свободного журналиста. А тут как раз местному телевидению потребовался оперативно пишущий, не особо требовательный в смысле оплаты и не слишком привередливый к условиям работы сотрудник, и, поскольку предлагаемое жалованье было вдвое выше, чем в газете, Скотт согласился. Со временем ему стали заказывать материалы и довольно-таки значительного объема.

Скотт не упомянул о том, что благодаря своей мальчишеской внешности и обаятельной улыбке получил не слишком доброжелательное прозвище Мальчик-красавчик.

Ему повезло: его первое появление на экране произошло как раз тогда, когда все телевизионные станции принялись активно обхаживать молодежную аудиторию, а все дикторы старше тридцати пяти начали тайно обращаться к косметологам, чтобы ликвидировать предательские мешки под глазами. Так что юный годами и внешностью, но уже обладавший достаточным профессиональным опытом Скотт „выплыл" как раз в подходящее время – правда, совсем в неподходящем месте. Годом позже, оказавшись в Нью-Йорке, он предложил свои услуги местной станции новостей и, будучи принятым в качестве репортера, произвел впечатление на главного редактора всегда интересными, тщательно подготовленными материалами и эффектными интервью. Незадолго до описываемого момента он получил право выходить в эфир как сменный ведущий программ и интервьюер.

В полночь, когда Элинор уже спала, Скотт и Аннабел, обещавшие ей вернуться не слишком поздно, пили шампанское в ресторане „21".

Спустя еще час они уселись в черный, запряженный лошадью скрипучий кэб – один из тех, что всегда безропотно маячит возле „Плазы" в ожидании клиентов, – и покатили в этом романтическом экипаже вокруг Центрального парка. Скотт нежно поцеловал Аннабел в нос и принялся обдумывать, как бы задержать ее в Нью-Йорке.

В какой-то момент в голову ему пришла очень неплохая идея.

– А тебе не хотелось бы попробовать себя в качестве фотомодели? – шепнул он ей. – Я могу устроить тебе встречу с лучшим агентом в городе.

– Все девушки, которых я знаю, мечтают быть стюардессами или фотомоделями, – ответила Аннабел. – Но я не уверена, что Ба разрешит мне.

– Тогда не спрашивай ее.


На следующее утро Аннабел уже сидела напротив холеной блондинки лет сорока с небольшим в бежевом габардиновом костюме. Вся стена за ее письменным столом была увешана листками бумаги с перечислением данных кандидаток в фотомодели. Скотт привел Аннабел в агентство, принадлежавшее чете Бейтс. Десять лет назад Мозес и Дженни Бейтс основали свою компанию на взятую в долг тысячу долларов; через три года они имели доход в триста тысяч и располагали штатом из тридцати девяти фотомоделей. Миссис Бейтс отбирала девушек и занималась их подготовкой, мистер Бейтс вел все финансовые дела. Со временем, набравшись опыта в своем новом деле, они обнаружили, что торговать красотой самых очаровательных женщин мира – не такое уж трудное дело; гораздо труднее было находить их.

Ежегодно Бейтсы рассматривали около пяти тысяч заявлений от желающих сделаться фотомоделью. Они устраивали конкурсы красоты по всей Америке и даже в Европе, поскольку на рынке фотомоделей наибольшей популярностью пользовались блондинки, а лучших из них следовало искать в Германии и Скандинавии. Фирмы, выпускавшие косметику, охотно платили большие деньги за новое эффектное лицо. Сетуя, что услуги Бейтсов обходятся дороговато, они, тем не менее, продолжали сотрудничать с ними, признавая, что девушек, соответствующих высоким стандартам красоты, очарования и профессионализма (в последнее понятие входили, кроме всего прочего, пунктуальность, терпение и дружелюбие), которых неукоснительно придерживалось агентство Бейтс, найти за более дешевую сумму невозможно.

– Пока не выщипывайте ей брови – только причешите. Посмотрим, как они будут выглядеть на снимках, – распорядилась миссис Бейтс. Покусывая карандаш, которым до этого делала какие-то заметки, она снова изучающе вгляделась в лицо Аннабел. – Пройдите-ка в туалет и снимите весь макияж. Мне нужно посмотреть на вас без него.

Когда Аннабел вернулась в кабинет, миссис Бейтс, прищурившись, некоторое время смотрела на нее, затем коротко кивнула:

– Сделаем несколько фотопроб. Дженни постарается, чтобы они были готовы после обеда.

Взглянув на пробные снимки Аннабел, миссис Бейтс улыбнулась и назначила ей повторную встречу.

Дженни Бейтс наклонилась к Аннабел через свой белый письменный стол:

– Только не думайте, что быть фотомоделью легко или что это принесет вам немедленный успех. Это происходит, дай Бог, в одном случае из ста и, как правило, не потому, что девушка красива, а потому, что она показалась какому-нибудь рекламному агентству „не такой, как все", или потому, что именно в этот момент им почему-то понадобилась как раз такая. То же самое случается и с теледикторами: вначале весь город сходит по тебе с ума, а потом вдруг ты перестаешь соответствовать требованиям момента. – Миссис Бейтс помолчала и добавила: – Для того чтобы выделиться на фоне остальных, необходимо обладать чем-то необычным, уникальным, чего нет у других. Лицо фотомодели, его выражение также должны апеллировать к чувственности – настолько, чтобы привлечь внимание мужчины, но не до такой степени, чтобы отпугнуть женщину. Вам приходилось слышать о Сюзи Паркер?

Аннабел кивнула. Кто же не слышал о Сюзи Паркер? Рыжеволосая Сюзи и ее сестра, брюнетка Дориан Ли, были самыми знаменитыми фотомоделями пятидесятых годов. Обе обладали классической красотой, были изысканно-загадочны и ослепительно очаровательны – что на языке производителей косметики означает „сексапильны". А теперь пик их профессиональной славы был уже позади – Дориан, пользуясь своей известностью, открыла агентство фотомоделей в Париже, а Сюзи снималась в кино. Вершина фотоолимпа пока еще пустовала.

Глядя на Аннабел поверх стоявших на столе цветов, Дженни Бейтс подумала: чем черт не шутит – а вдруг именно этой девочке суждено взойти на эту вершину? В ней есть красота, женский шарм и что-то неподражаемое, неповторимое, как в старинных монетах. А эти необычные как бы сонные аквамариновые глаза, этот, казалось бы, большой рот, который вовсе не кажется крупным на ее маленьком личике! В последние годы в моду вошли лица с кошачьими чертами (Лесли Кейрон, Одри Хепберн, Брижит Бардо), но в лице Аннабел было что-то более интересное, чем простое сходство с хищником из породы кошачьих.

– Пожалуйста, встаньте и еще раз пройдитесь до двери, – попросила миссис Бейтс. Все время она пристально рассматривала Аннабел. В этой девушке не было лоска, выхоленности, искушенности; она даже не брила ноги. Ее следовало немедленно привести в порядок – но при этом ни в коем случае не разрушив того общего впечатления, которое она производила: словно ее только что вытащили из постели.

И тогда, возможно – возможно! – ее стоит предложить „Аванти". Эта фирма как раз подыскивала фотомодель, которая работала бы исключительно на нее, и даже готова была оплачивать ей простои, чтобы она не работала ни на какую другую фирму-соперницу. „Аванти" заказала классическую блондинку скандинавского типа, потому что все компании, производящие косметику, считали, что с такими моделями легче убедить кого угодно купить что угодно. Аннабел, конечно, не такая блондинка, но золотистая подсветка, вероятно, поможет делу.

„Аванти" уже почти на равных соперничала с „Ревлоном" и возлагала большие надежды на свою новую, уже запущенную в производство серию, чей успех, по ее расчетам, должен затмить непревзойденный до сих пор успех ревлоновской серии „Пламя и лед", рекламная кампания которой проводилась в 1952 году. Центральным образом ее стала Дориан Ли в обтягивающем, как чулок, платье, усыпанном серебряными блестками, и летящем алом плаще: вся – элегантность и чувственность. В каждой, даже самой обыкновенной с виду женщине таится огонь соблазна – таков был подтекст.

И вот теперь „Аванти" искала девушку, способную стать достойной соперницей героини „Пламени и льда". Вкратце требования фирмы сводились к следующему: „высокий класс, тигрица в облике невинности". Художественный директор уточнил: нужна молодая (но не чересчур!), грациозная женщина интернациональной внешности и уровня – жизнерадостная, но не суетливая, блестящая, но не неприступная, спортивная, но не потная, чувствующая себя одинаково естественно как в городе, так и на природе.

В плане морали и поведения кандидатура Аннабел сомнений не вызывала: девушка происходила из респектабельной семьи и явно получила достойное воспитание. В одном из пунктов контракта, предлагаемого „Аванти", особо оговаривалось, что, окажись в настоящем или прошлом девушки что-то, что может бросить тень на ее имя и – как следствие – на репутацию компании, контракт будет немедленно расторгнут.

Завтра следует заняться головой Аннабел, решила миссис Бейтс. Стилист подберет подходящий оттенок волос и наиболее выигрышную прическу. Для предстоящих просмотров Аннабел потребуется более броская одежда, чем эта ее желтая блузка мужского покроя, так что после стилиста придется свозить ее к Бергдорфу.

„Неужели я наконец-то попала в яблочко?" – подумала Дженни Бейтс, а вслух задала вопрос:

– Вам действительно нужно завтра уехать в Чикаго?