В настоящий момент только мажордом Ленуар, чрезвычайно миролюбивый человек, был единственным зрителем этого чудовищного спектакля. Он стоял, смиренно склонив голову, украдкой наблюдая, как его хозяин в бешенстве носился по кабинету, размахивая толстой тростью с золотым набалдашником. Больше всего Ленуар мечтал о том, как бы оказаться подальше отсюда. Вообще-то его позвали затем, чтобы посоветоваться, но до сих пор ему еще не удалось вставить в грозные тирады ни единого словечка. Наконец принц, быть может, почувствовав усталость от своего неистовства, прекратил метаться и замер на месте, прямо перед своим слугой.

– И где же находится сейчас этот негодяй, это ничтожество, обесчестившее меня?

– У себя дома, губернатор, в своем особняке на улице Феру. Вам угодно, чтобы я поехал за ним?

– Нет уж, не стоит… Как бы я не обломал свою трость об его спину! Для его здоровья будет лучше, если я хоть немного успокоюсь… А эта девка, где она?

– Гм… Тоже на улице Феру, монсиньор!

– Черт! Черт побери! Как же мог этот мерзавец осмелиться… Он привел к себе жить эту потаскушку, эту шлюху, эту девку из театра!..

Ленуар ответил на возмущение хозяина безнадежным жестом, весьма ясно показывавшим, насколько он беспомощен в решении этой проблемы. Но все-таки ему пришлось принять более активное участие в разговоре, потому что принц вдруг сказал:

– Вы старый мой слуга, Ленуар. Я всегда испытывал к вам огромное доверие. Поэтому и прошу у вас совета. Скажите по совести: что мне делать? Неужели снова запереть этого прохвоста в четырех стенах?

– Не думаю, что это пойдет на пользу делу, монсиньор. Если монсиньору угодно вспомнить, пребывание господина маркиза на острове Святой Маргариты не дало никаких результатов. Скорее наоборот. Ведь именно его пребыванию там, в изгнании, мы обязаны нашим теперешним несчастьем…

– Что же, позволить ему и дальше безобразничать?! Колотить мирных горожан, лазить под юбки их женам, громить витрины лавок, похищать девушек?.. О прочем я уж и не говорю, но ведь было и еще почище…

Ленуар снова бессильно пожал плечами. Принц опять принялся мерить шагами восхитительный обюссонский ковер, прежде чем снова пойти в атаку на большие китайские фарфоровые вазы…


А в это самое время виновник переполоха спокойно поедал вишни, раскинувшись на своей постели. Голова его покоилась на коленях очень красивой молоденькой брюнетки с живыми и одновременно, как это ни странно, томными глазами. Это был молодой человек лет двадцати шести или двадцати семи, сложенный, как ландскнехт: широкие плечи, мощная грудь, бедра гладиатора и длинные ноги кавалериста. Помимо всех этих достоинств, Шарль-Луи-Венсан де Бово, маркиз де Тиньи, капитан мушкетеров со времен последней кампании по присоединению Лотарингии, обладал шальной и довольно упрямой головой. К его густым светлым волосам так же мало подходила пудра, как и парик. К тому же его аппетиты во всех возможных областях человеческой деятельности вполне соответствовали его могучему сложению, иными словами – он во всем отличался крайней неумеренностью. Вино, женщины, военные действия, охота и всевозможные кутежи и пирушки – вот из чего практически неизменно складывалась его жизнь.

Всемогущему губернатору Лангедока он приходился в принципе даже не самым близким родственником. Его поступки и поведение приобретали в глазах главы семьи столь важное значение только потому, что не имевший сыновей принц Шарль выбрал для продолжения своего рода Бово-Краонов именно его. Принц мечтал сделать его своим прямым наследником, женив на своей дочери Анне-Луизе, которой к тому времени уже исполнилось шестнадцать лет.

Вообще-то у Бово-Краонов был многочисленный клан, насчитывавший восемь братьев и двенадцать сестер. Но, к несчастью, двое из восьми братьев пали смертью храбрых на королевской службе, не оставив потомства, а пятеро оставшихся служили церкви или Мальтийскому ордену. Что до сестер, то, по выражению самого же Шарля-Жюста, «они ничего не стоили в смысле продолжения рода». Следовательно, в счет шли только сам принц и его единственная дочь. Чтобы род продолжался под своим нынешним именем, необходимо было выдать юную Анну-Луизу замуж за одного из Бово, которому впоследствии можно будет передать и сеньорию Краонов.

Раздумывая о кандидате в женихи дочери, принц Шарль вспомнил о своих кузенах Бово-Тиньи, принадлежавших к боковой линии рода. Среди них не было недостатка в сыновьях, и все они пользовались репутацией крепких парней. Губернатор Лангедока подумал, что один из этих бодрых и энергичных мелкопоместных анжуйских дворянчиков вполне мог бы при участии Анны-Луизы сохранить главную ветвь родового древа. Дочери его было всего четыре года, когда принц Шарль приказал привезти в Париж старшего из Тиньи, объявив, что сам займется его воспитанием, образованием и карьерой при дворе, учитывая, что тому в будущем предстоит стать наследником принца.

К моменту приезда в Париж Венсану де Бово-Тиньи исполнилось тринадцать лет.

Он вовсе не был таким уж наивным и невежественным, но кое в чем оказался настоящим дикарем. Грязен, постоянно растрепан, груб, он ругался как сапожник, уже имел привычку щипать субреток за подбородок… и за все остальное. Он горланил не хуже любого солдафона, пил за четверых, но его высокомерный вид и гордый взгляд тем не менее сразу же покорили сердце принца.

– Что ж, немного обтесать, и получится истинный сеньор! – с оптимизмом утверждал глава семейства, которое несколько растерялось от всего увиденного и услышанного.

Чтобы юный мужлан скорее набрался цивилизованных манер и получил необходимое образование, принц, громогласно объявив о его помолвке с Анной-Луизой, поместил своего будущего наследника в коллеж Людовика Великого. Там Венсан оставался четыре года. Четыре года удушающей атмосферы и четыре года мученичества для его преподавателей. Венсан был просто гениален в изобретении разного рода шуток. В проказах ему не было равных. Все свои выходные дни он проводил, бегая за девушками или не вылезая из кабака, а то и в ожесточенных драках со своими же товарищами. Кулаки его были достаточно тяжелыми, чтобы вызвать уважение окружающих. Прошло четыре года такой жизни, и руководитель коллежа обратился к губернатору Лангедока с почтительнейшей просьбой избавить подведомственное ему учебное заведение от слишком беспокойного будущего зятя губернатора.

Принц согласился выполнить просьбу. Про себя он был уверен, что Венсан должен был за прошедшее время набраться достаточной учености, чтобы с успехом вращаться в обществе, а настоящее место мужчины из его рода – в армии. В конце концов он пристроил маркиза в элитное подразделение мушкетерской роты, и надо сказать, что Венсан при вести об этом чуть не задохнулся от радости.

К великому сожалению для всех окружающих, радость, как и гнев, у этого славного представителя древнего рода, не имели никаких границ. И то, и другое приводило к тяжелым последствиям. Счастливого Венсана можно было сравнить лишь с бурным потоком, разрушающим на своем пути любую плотину. И вот по Парижу и по Версалю поползли слухи – да какое там поползли, шум поднялся невероятный! – по поводу его каверзных проделок и дуэлей. Маркиз обрел такую скандальную славу, что огорченному Шарлю-Жюсту пришлось отправиться к королю с просьбой помочь ему хоть как-то охладить эту буйную головушку. Людовик XV питал симпатию к губернатору Лангедока и находил, что поведение юного Бово выходит за рамки приличий. Он охотно согласился подписать королевский указ об аресте без суда и следствия. Венсан, тут же взятый под белые руки, был вынужден отправиться на берега Средиземноморья. В крепости на острове Святой Маргариты, которую обессмертила история Железной Маски, он очень скоро заскучал. А когда Венсан скучал, было совершенно невозможно удержать его на месте. Вот он и сбежал, просто вылез из окна одним туманным днем. Его поймали и вернули в крепость, но на этот раз заключение оказалось недолгим. Людовик XV нуждался во всех своих солдатах, поскольку начиналась кампания по присоединению Лотарингии. Он помиловал беспокойного маркиза, который с радостью присоединился к своему полку. Война подходила ему лучше всех других занятий.

Он вернулся в Париж капитаном. Принц Шарль-Жюст, весьма гордый этим обстоятельством, уже подумывал о приготовлениях к свадьбе, не подозревая о том, что у Венсана – свои намерения. Он пламенно влюбился в дочку бакалейщика с улицы Ломбар и не нашел ничего лучше, как просто-напросто похитить эту девушку, которую звали Сесиль Леметр, презирая все законы, чрезвычайно суровые в ту эпоху по отношению к делам такого рода. Он решил вдобавок способствовать ее дебюту на подмостках Итальянской комедии.

Первое выступление прелестной Сесиль на сцене в присутствии всего Парижа и части придворных как раз и состоялось накануне того знаменательного дня, с которого мы начали нашу историю.

– Мой будущий тесть, – говорил девушке Венсан, выплевывая вишневые косточки, – будет, конечно, очень переживать… Но придется ему проглотить это, как и все остальное. Слишком уж он во мне нуждается!


Однако принц Шарль-Жюст был намерен официально опровергнуть утверждения молодого вертопраха. Спустя несколько дней после блистательного дебюта подружки Венсану пришлось выслушать в кабинете своего дядюшки весьма неприятные слова. Принц де Бово-Краон известил своего юного родственника о том, что помолвка разорвана с ведома короля и согласия церкви. Так что отныне он может считать себя совершенно свободным.

– Что ж, значит, старшей ветви рода придет конец! – нагло усмехнулся маркиз. – Вы могли бы, однако, показать себя и более терпимым, кузен!

– Вы слишком долго испытывали мое терпение! Что же до старшей ветви, не беспокойтесь о ней. Один из моих братьев согласился оставить Мальтийский орден, и великий магистр Пинто де Фонсека дал на это разрешение. Он вернется в свет и сможет выбрать себе супругу. С божьей помощью, я надеюсь, он и продолжит наш род.