– Вы абсолютно его не знаете! – отвечал он доброжелателям принцессы. – Лучшего мужа Матильде не сыскать! Он внимателен, как никто!

Действительно, заботливый Анатолий только что купил для своего будущего тестя обстановку, принадлежавшую Наполеону на острове Эльба. Перед такой предупредительностью и впрямь трудно было устоять!

Что же до самой Матильды, то… Ну, что поделаешь? Матильда влюбилась в этого странного русского, который, впрочем, отнюдь не был лишен какого-то рокового очарования.

«Я счастлива так, что даже не могу этого выразить, – писала она одной из своих подруг. – Не могу вам объяснить, с каким доверием я теперь смотрю в будущее…»

А как ей было не влюбиться в человека, который, казалось, не имел ни другой цели, ни другого стремления, чем тысячами «мелочей» доставить удовольствие пленившей его девушке? Он приказал привезти из Парижа роскошнейшее из роскошных приданое, он выкупил за баснословную цену… у Жерома знаменитые жемчуга Екатерины Вюртембергской для того, чтобы подарить их Матильде, он без конца заказывал новые и новые драгоценные уборы и украшения. Будущий тесть чувствовал себя на седьмом небе, а Матильда… Она потихоньку предавалась мечтам о том, какая жизнь ожидает ее с этим сказочным принцем: вне всяких сомнений – просто райская.

1 ноября 1840 года, сначала в греческой часовне, а затем в кафедральном соборе Матильда, одетая в богатый подвенечный наряд из английских кружев, была названа княгиней Сан-Донато. Присутствовали толпы гостей, половина которых исходила завистью, другая была повержена в уныние.

Первые две недели после свадьбы все шло лучше некуда. Молодая чета, закрывшись во дворце Корсини, переживала безоблачный медовый месяц. Анатолий валялся у нее в ногах и всячески подчеркивал, какого она приобрела смиренного и преданного слугу. Потом новобрачные отправились в Рим, это был первый этап долгого свадебного путешествия, в течение которого князь Сан-Донато намеревался познакомить со своей молодой женой всю Европу.

На самом деле Римом все и ограничилось. Демидов послал прошение об аудиенции у Папы. Но вдруг его пригласил к себе российский посол князь Потемкин, причем обязал непременно явиться. Посол требовал объяснений по поводу разрешения на брак, которое Демидов обязан был испросить, чтобы Матильда получила право выйти замуж за православного христианина.

– Чтобы меня вызывали для объяснений, как провинившегося писаря! – воскликнул Демидов, едва распечатав письмо. – Меня, супруга племянницы императора! Они просто не понимают, с кем имеют дело! Ну что ж, я им объясню!

Он ответил – тоном более чем непочтительным. Потемкин сам явился к Демидову, и между ними разыгралась бурная сцена. Ссора была такой ожесточенной, что едва удалось избежать поединка. Обезумевший Анатолий чуть не убил российского посла на месте ударом массивной трости.

Снова разразился грандиозный скандал. Два дня спустя папская полиция предложила князю Сан-Донато покинуть Рим. Несколько пристыженный и растерянный, тот вернулся во Флоренцию в сопровождении Матильды, изо всех сил старавшейся утихомирить своего супруга, которого никогда прежде не видела в подобном состоянии.

Едва они добрались до Флоренции, стало известно, что царь приказывает князю Сан-Донато немедленно возвратиться в Россию. Матильда была перепугана этим известием до полусмерти. Она не могла не понимать, что, как только Демидов окажется в Санкт-Петербурге, его могут лишить всех титулов, конфисковать имущество, а может быть, даже и сослать в Сибирь, если только этого пожелает Николай I. Тем не менее, несмотря на грозящую княжеской чете реальную опасность, Матильда решила ехать вместе с мужем.

Император России был двоюродным братом ее матери, Екатерины Вюртембергской, и она надеялась, что сможет, взывая к родственным чувствам, добиться помилования. Может быть, Николай I простит своему невыносимому подданному оскорбление посланника Его Величества. И вот спустя три недели после того, как был получен приказ, Демидовы отправились в Россию.

Дорога была тяжелой, чем ближе к востоку, тем холоднее становилось. В Ольмюце пришлось задержаться: там температура опускалась до пятнадцати градусов! Матильде это показалось ужасным.

«Никогда в жизни не видела ничего столь серого и столь мрачного…» – признавалась она впоследствии в своих мемуарах. Настроение Анатолия вполне соответствовало тусклому пейзажу. Матильда делала все возможное и невозможное, чтобы хоть как-то успокоить и развлечь мужа. Ничего не получалось. Он уже видел себя чуть ли не сосланным в Сибирь.

Пребывание в Варшаве оказалось таким же безрадостным. Уставшая до полусмерти Матильда чудовищно страдала от холодов. Демидов по-прежнему не мог найти себе места. Ехали по тракту через Гродно, Вильно, Псков. Города были большие и богатые. Дорога в те времена содержалась в образцовом порядке. Через каждые тридцать верст – почтовые станции. Там меняли коней, если ехали на почтовых, а Демидовы путешествовали на своих с форейторами и подставами. Это было хлопотнее, дольше, но престижней. Морозы были страшные, по понятиям неместной Матильды. Двадцать градусов для русской зимы дело обычное, но где же знать об этом юной принцессе, прожившей всю жизнь во Флоренции. Привыкшая к теплу Матильда была в ужасном состоянии.

Наконец они достигли Санкт-Петербурга. Переступив порог дворца Демидовых, расположенного на Английской набережной, измученная молодая женщина подумала, что очутилась в раю.

Они прибыли в российскую столицу. Здесь решалась судьба Анатолия. Матильда, не теряя ни секунды, отправилась с визитом к своей двоюродной сестре, великой княгине Елене, дочери принца Пауля Вюртембергского. Та посоветовала Демидову и носа не высовывать из дому, пока его жена будет налаживать связи и предпринимать попытки к спасению.

Молодая княгиня Сан-Донато без всякого труда добилась аудиенции у императора: царь согласился принять ее в Михайловском дворце в следующее же воскресенье.

Она явилась туда разодетой в пух и прах, в соблазнительном розовом платье с турнюром. Матильда была необыкновенно хороша. Все, кто ее видел, сразу подумали, что Николай не сможет остаться равнодушным к подобной прелести.

И действительно он принял ее очень по-родственному.

– Раз уж мы родня, я имею право поцеловать вас!

Теперь она постоянно присутствовала на балах и праздниках, которые давала и посещала царская семья. К несчастью для Демидова, на него императорская благожелательность отнюдь не распространялась. Николай не старался даже скрыть свою неприязнь под маской любезности. Он попросту делал вид, что не замечает беспутного князя. У Анатолия появилось неприятное чувство, будто он стал невидимкой, и чувство это не проходило, несмотря на все усилия Матильды. Напрасный труд! Чем большей благосклонностью государя пользовалась принцесса, тем чаще ее снедаемый чудовищной завистью и ревностью супруг морщил брови. Он уже позабыл о том, что обязан Матильде возможностью появляться при дворе. Не говоря уж о том, что за его выходки не последовало никакого наказания.

Однажды ночью, вернувшись с бала в Зимнем дворце, Анатолий взорвался:

– Мы уезжаем! Мы немедленно покидаем эту совершенно невозможную страну!

– Но почему же? Мне кажется, по отношению к нам все весьма любезны и приветливы…

– Скажите лучше: по отношению к вам! А я вовсе не желаю исполнять роль принца-консорта! Вам больше не удастся таскать меня за собой, словно на буксире!

– Вы несправедливы. Для меня, мой друг, мы – одно целое. И то, что делается по отношению к одному из нас, неизбежно распространяется…

– Позвольте вам не поверить, дорогая, – с едкой вежливостью шутовски раскланялся Демидов. – С меня хватит. Если вы действительно так уж привязаны ко мне, прикажите немедленно начать укладывать вещи. Мы отправляемся в Париж.

Короткая последняя фраза сразу же опрокинула все разумные доводы, которые собиралась привести Матильда. Париж! Чудесный Париж, где царствовал император! Она мечтала о поездке в этот город с самого раннего детства, и вот теперь муж предлагает ей поселиться там! Она наконец-то увидит Францию… С радостной торопливостью, которая озадачила Анатолия, молодая княгиня Сан-Донато прикладывала все силы к тому, чтобы ускорить отъезд.

Правду сказать, Демидов сказал «Париж», а мог сказать «Пекин». Просто ляпнул первое, что пришло в голову. Он немного беспокоился о том, как его примут во французской столице после наделавшего столько шуму скандала с графиней де Монто. Став внезапно весьма предусмотрительным, он выбрал для переезда в Париж «мертвый сезон» – лето, когда пустовали все гостиные. Это позволяло ему устроиться и осмотреться, пока высший свет отсутствует в столице. Тактика оказалась правильной. Возвратившись домой, «весь Париж» обнаружил, что чета Демидовых обосновалась в роскошном особняке, расположенном на углу улиц Сен-Доминик и Бургундской, и… принял случившееся как данность. Впрочем, нельзя же было отвернуться от принцессы Матильды, с которой – вот уж действительно! – давно мечтала познакомиться высшая знать.

К ней являлись с визитами, ее наперебой зазывали к себе, более или менее прилично относясь и к самому Демидову. Впрочем, гораздо чаще можно было наблюдать «менее», чем «более»! Потому что в то время как Матильда пользовалась повсюду совершенно оглушительным успехом, в то время как она была постоянно окружена людьми, вокруг Анатолия образовывалась угрожающая пустота. Примерно через месяц Матильда, превосходная хозяйка дома, стала законодательницей мод и принимала у себя самых блестящих представителей парижской элиты, а Демидов… Демидов к этому времени начал ненавидеть свою жену… И выходки вроде той, о которой речь пойдет ниже, к сожалению, становились для него делом практически обычным.


– Имея деньги, можно купить все, что захочешь, а уж бабенку – тем более!