Однажды на рассвете, переодевшись служанкой, она вышла из особняка губернатора Арраса, делая вид, что направляется на рынок. Швейцар не узнал свою госпожу – в простой одежде, в чепчике, с корзиной в руке. Впрочем, день только-только занимался, швейцар, собственно, еще не совсем проснулся. Едва завернув за угол, Франсуаза припустилась бежать, счастливая уже оттого, что вдыхает воздух свободы. Вскоре из города уходила почтовая карета, и губернаторша Арраса заняла в ней место среди крестьян и мелких торговцев. Многоместный экипаж покатил по большой дороге, ведущей в Париж. Несколько дней спустя в объятия аббатисы, в миру Мари де Форсевиль, упала истощенная рыдающая женщина, в которой монахиня с большим трудом узнала свою сестру.

– Здесь тебе нечего бояться, Франсуаза, – утешала монахиня свою несчастную сестру, – но ведь нужно уберечь ваше состояние от притязаний этого изверга. Магистрат Шатле может произвести раздел имущества.

– А судьи имеют на это право?

– Разумеется. Нужно только подать прошение.

И действительно, судьи Шатле приняли решение о разделе имущества, которое приравнивалось к разводу. Это вызвало у воинственного супруга Франсуазы приступ настоящего бешенства. Король только что жалованной грамотой от 26 июня 1658 года назначил его маршалом Франции, и он полагал, что теперь уж ему все дозволено. Он вызвал к себе графа д'Апремона, одного из своих адъютантов.

– Возьмите пятьсот человек из моих войск, – приказал он графу, – и отправляйтесь в Париж. Силой или по доброй воле вам надо будет забрать из аббатства О-Буа мою жену и привезти ее сюда.

– Но, господин, брать приступом монастырь? Вы полагаете, это возможно?

– Полагаю, что да, сударь. Монастырь не должен служить убежищем для строптивых, не поддающихся увещеваниям жен! Если аббатиса вернет вам мою жену добровольно, вы будете с ней предельно любезны. В противном случае…

Концом фразы послужил жест, достаточно выразительный для того, чтобы обойтись без слов. Граф д'Апремон, поставленный в весьма затруднительное положение, отправился в Париж. Всю дорогу его одолевали сомнения. Конечно, маршал, по-видимому, в чести у Его Величества. Но, с другой стороны, король очень щепетилен в отношении монастырей! Не зная, какому святому молиться о разрешении столь сложной проблемы, д'Апремон решил просто-напросто тайком предупредить Франсуазу о своем приближении. Тогда у нее хватит времени сбежать до подхода отряда. Таким образом можно будет избежать штурма, а значит, и гнева короля. Спокойно вернувшись в Аррас, граф доложит маршалу, что жена его улизнула.

Узнав об опасности, которая ей угрожает, Франсуаза ни минуты не колебалась. Разумеется, надо бежать! Но куда?

– Наша кузина, госпожа дю Амаль с радостью примет вас, – сказала сестре аббатиса. – В Брюсселе вы окажетесь в безопасности.

Совет был добрым, и, когда д'Апремон со своими драгунами постучался, правда, довольно тихо, в запертые двери аббатства, маршальша выскользнула через другую дверь и двинулась по фламандской дороге с максимальной скоростью, на какую только способна почтовая карета.


К несчастью для Франсуазы, решение суда о восстановлении ее в правах на имущество требовало выполнения разных формальностей. После трех месяцев спокойного пребывания в гостях у госпожи дю Амаль ей пришлось оставить Брюссель и вернуться в Париж. Необходимо было лично подписать какую-то нотариальную доверенность. Беглянка даже не догадывалась, что это была ловушка, подстроенная ее супругом. Она надеялась, что никто не узнает о ее пребывании в столице. Для большей безопасности Франсуаза решила остановиться у государственного советника дю Бретеля, одного из своих родственников, справедливо полагая, что в доме столь почтенного человека с ней не может случиться ничего плохого.

Но человек полагает, а бог располагает… Спустя три дня после ее появления в Париже, рано утром, целая армия из всадников и пехотинцев из полка Шулемберга взяла штурмом особняк советника. Несчастную Франсуазу вытащили из постели и – босую, в ночной сорочке, не позволив даже накинуть плащ, – бросили в карету, наглухо закрытую со всех сторон. Тюрьма на колесах взяла с места в карьер и во весь дух покатила по дороге…


Обессилевшая от тряски на ухабистой дороге, дрожащая от холода, потому что оказалась полуголой морозным ноябрьским утром, Франсуаза сжалась в комочек в глубине кареты, чувствуя, как мало-помалу ею овладевает ужас. Ведь на этот раз ничто уже не способно помочь молодой женщине вырваться из лап ее палача. Уверенность в этом росла с каждой минутой. Между тем еще никогда ей так не хотелось жить! Свобода, которой она наслаждалась в течение нескольких месяцев, вернула ей вкус к существованию на этом свете. Она поняла, что еще молода, поняла, что ни за что не хочет умирать. Некоторые фламандские вельможи не скрывали интереса к красивой гостье мадам дю Амаль. Желание любить и быть любимой вновь возродилось в душе Франсуазы.

Вдруг приподнялась одна из кожаных занавесок, плотно закрывавших окна, в карету просунулась бородатая физиономия. Франсуаза взмолилась:

– Ради бога, месье, мне кажется, я умираю… Прикажите остановиться, хотя бы для того, чтобы дать мне стакан вина…

– А какая разница – привезу я вас живой или мертвой, красавица моя? – Негодяй расхохотался. – Ну и помирайте, если вам так угодно, нам велено скакать без остановок!

– Но я же не могу и дальше ехать вот так: в ночной сорочке, босиком! Разве в таком виде должна предстать перед людьми жена губернатора Арраса?

Бородач не удостоил ее ответом. Занавеска вновь опустилась. Франсуаза, стуча зубами от холода, умоляла господа сжалиться над ней. Карета вдруг остановилась. Открылась, нет, скорее чуть приоткрылась дверца. Кто-то швырнул в карету ворох тряпья и сухой хлеб, и экипаж сразу же снова начал свой бешеный бег.

Тряпки оказались грубой сильно поношенной крестьянской одеждой. Одежда была грязной и скверно пахла, но Франсуаза настолько замерзла, что, преодолевая отвращение и брезгливость, немедленно натянула на себя все это тряпье. Правду сказать, она почувствовала себя немного лучше. Но ужасное это путешествие все равно было настоящей пыткой. Несчастная приехала в Аррас, изнемогая от болей во всем теле и полумертвая от голода. Надежда очутиться вновь в той комнате, где она провела столько печальных дней, казалась ей чуть ли не лучезарной…

Но на этот раз все оказалось куда хуже. Франсуазу отвели в какую-то ветхую хибару в глубине губернаторского сада. Окна были наглухо забиты, что делало этот сарай похожим на настоящую тюрьму. Земляной пол, помещение длиной шага в четыре и шириной не больше. Голые доски вместо постели… Бедная женщина оглядывала свое странное жилье, но у нее не хватило времени задать вопросы своим охранникам. В лачугу вошел Шулемберг, маршал Франции.

– Здесь вы теперь будете жить, мадам. До тех пор, пока не потребуете отмены приговора, вынесенного господами из Шатле. Он, знаете ли, меня не устраивает. Верните мне ваше состояние, и вы получите другую комнату!

Но Франсуаза неожиданно пришла в несвойственную ей прежде ярость.

– Никогда! Понимаете? Никогда я не верну вам своего состояния. Мои сестры позаботятся об этом. Вы не получите ни единого су, пусть даже вы уморите меня здесь!

– Будьте уверены, – прорычал в ответ маршал, – ваша смерть будет долгой и мучительной. Очень скоро вы станете сговорчивей. И сами приползете ко мне на коленях, умоляя освободить вас!

– Не рассчитывайте на это! Никогда! Это мое последнее слово!

– Поживем – увидим…


Франсуаза вступила на путь истинных страданий. Ее лишили всего, чего только было возможно. Какая-то грязная судомойка помыкала ею, как хотела. Пищу приносили далеко не каждый день… Здоровья Франсуазы хватило всего на шесть месяцев подобного режима. Она заболела, причем так тяжело, что супруг ее испугался. Вдруг она умрет, не вернув ему желанного богатства. Ее перевели в некогда принадлежавшую ей спальню, и четверо докторов поочередно дежурили у ее постели. Мало-помалу она набиралась сил. Молодость взяла свое. Помогло и то, что она наконец оказалась на свежем воздухе и стала нормально питаться.

Но едва она чуть-чуть оправилась, ее опять заткнули в прежнюю грязную дыру в глубине сада, и адские муки возобновились.

– Не вздумайте снова заболеть, – посоветовал ей назначенный Шулембергом охранник. – Не то, глядите, проткну вас невзначай шпагой, и вас вынесут отсюда вперед ногами!

Франсуазу охватило отчаяние. Неужели нет никакого выхода? Значит, пока она не уступит, пытка будет продолжаться. Но никакие силы в мире не заставят ее сдаться. Пусть она умрет, но он не получит ни одного су из богатств Форсевилей! Остается только ждать, когда господь смилостивится и призовет ее к себе…


Каким образом матушка Габриэль де ла Круа, аббатиса из Дуллана, узнала об участи своей сестры? Остается только гадать об этом. Должно быть, кто-то из слуг губернатора, не вынеся происходящего ужаса, поставил монахиню в известность о несчастиях Франсуазы. Охваченная гневом, Габриэль тут же написала королеве-матери Анне Австрийской, рассказав в письме о недостойном поведении маршала Шулемберга и о мученичестве своей сестры.

К сожалению, королева-мать поручила расследование архиепископу Амьенскому монсеньору Фору, который был одним из самых близких друзей маршала. Естественно, он выдал Франсуазу за сумасшедшую. Аббатису Дулланскую по его доносу арестовали и сослали в отдаленный монастырь на самой границе страны. Шулемберг получил большое удовольствие, злорадно расписывая своей узнице, каким гонениям подверглась ее спасительница.

– Подпишите этот документ, – сказал он в заключение, – и вас выпустят отсюда. И ваша сестра тоже обретет свободу.

– Моя сестра – монахиня. Ей не страшно заточение в монастыре. Что до меня, то я раз и навсегда объявила вам о моем решении. Я ни за что не откажусь от раздела имущества!