Виктор и Кейт ждали нас на площадке лестницы: Виктор со своей самоуверенной пустой улыбкой, Кейт приземистый, неулыбающийся, в его тени. Айрис бросилась к Виктору с протянутыми руками, будто встречалась с ним после долгой разлуки. На ее голубое платье упали розовые отблески многочисленных огней.

— Милый, мы, должно быть, заставили вас ждать!

— Что поделаешь, привилегия дам, — ответил Виктор со слащавым полупоклоном, показавшимся мне отвратительным. Сердце мое тоскливо сжалось. Я тоже пошла навстречу молодым людям.

И в этот момент произошло невероятное. Кейт внезапно вышел вперед и, глядя на Айрис, громким бесстрастным голосом произнес:

— Как вы прелестны! Позвольте мне выразить вам свое восхищение.

Ловким движением он втиснулся между Айрис и Виктором и, взяв Айрис за руку, притянул ее к себе. По этой ужасной лестнице Айрис сошла вниз под руку с Кейтом, я следовала за ними с мрачным как туча Виктором, который пытался скрыть обиду за широкой недоумевающей улыбкой.

В груди что-то лопнуло, словно наболевший нарыв, принеся бесконечное облегчение и бесконечную усталость. Я была так удивлена и так благодарна Кейту, что, когда он пригласил меня на первый танец, не знала, что ему сказать. Я стыдилась своей бессердечности (слава богу, он ничего не заметил!) и теперь столь же лихорадочно искала возможность выказать ему свою симпатию, как совсем недавно стремилась убежать от него. Как ни странно, но он хорошо танцевал, даже лучше, чем я (я никогда не была достойной парой Лесли), и мне было хорошо от его спокойной уверенности. Какое-то время мы танцевали молча. Наконец он сказал:

— Я знаю, что мое замечание покажется вам не джентльменским, но Айрис не производит на меня впечатления приятной особы.

— Она, право, милая, — возразила я, колеблясь между желанием угодить ему и старой верностью подруге.

— Она не прочь лишить вас всего. Скажите, почему вы ей это позволяете?

— Разве я могу соперничать с ней, — снова сказала я.

— Ерунда! Айрис может нравиться только мальчишкам.

Я была на седьмом небе.

— Мне кажется, она нравится всем.

— Я вас уверяю, что это чепуха! — Кейт говорил так, словно читал. Я уже заметила его несколько чопорную манеру говорить «я не хочу», «я не буду», «я не стал бы» вместо простых и обычных «не хочу», «не буду», «не стал бы». — Айрис нравится зеленым юнцам или мужчинам, которые никогда не станут взрослыми. Неужели вы считаете, что Виктор вам пара по уровню развития?

— Признаться, я никогда не думала о своем уровне развития, — ответила я, весьма польщенная.

— Вы не могли не думать об этом. Ведь вы пишете, много читаете. Виктор говорил, что одно из ваших стихотворений было даже напечатано.

— Всего лишь одно, да и то в маленьком журнальчике.

— Вы всегда будете нуждаться в духовном общении с людьми, — вдруг устало сказал он. — А это, пожалуй, все, что я мог бы вам предложить. Но само по себе это ровным счетом ничего не стоит.

Музыка умолкла. Кейт не прошелся со мной в последнем круге, как сделали другие мужчины (Виктор так закружил Айрис, что она превратилась в радужное облако), а осторожно и спокойно остановился на месте. Мы вернулись к нашему столику.

Затем Виктор очень неохотно пригласил меня на один танец, один мы с Кейтом пропустили, а потом я танцевала с каким-то молодым человеком, оказавшимся секретарем клуба. Мы заказали мороженое. Вдруг Кейт поднялся.

— Прошу извинить меня. Я забыл сигареты в машине.

Он вышел. Виктор и Айрис ушли танцевать. Я осталась одна.

И в эту минуту у подножия лестницы я вдруг увидела румяную даму средних лет, разговаривающую с молодым мужчиной. Поначалу мой взгляд лишь случайно задержался на них, но потом я вдруг почувствовала непреодолимое желание еще раз взглянуть на стоявшего у лестницы мужчину. Наши взгляды встретились. Это продолжалось всего какую-то секунду, а затем он отвел глаза и отвернулся.

Но сердце у меня ёкнуло. Без всякого предупреждения я была ввергнута в пучину такой тревоги, беспокойства, смутных желаний, что меня охватил страх.

Я была влюблена.

Глава VII

На основании всего, что со мной произошло, я верю, что любовь с первого взгляда возможна, — я сама убедилась в этом. Но мне непонятно, почему утверждают, что только такая любовь является настоящей. Самое сильное чувство в моей жизни, оно не имеет отношения к данному рассказу, пришло ко мне совсем не так. Настоящая любовь пришла ко мне, как нежданная радость, удивление и что-то похожее на страх, когда после многолетнего знакомства, сложной и неподдающейся объяснению дружбы я иными глазами посмотрела на человека.

А эта восемнадцатилетняя любовь была неосторожной, безрассудной и похожей на налетевший шквал. Я не могла поверить в нее, она не казалась мне частью меня самой, как моя плоть или мой характер, а была чем-то жестоким и чужим, что насильно поселилось во мне.

Он был тонкий, светловолосый, двадцати семи-тридцати лет, роста ниже среднего и держался с какой-то небрежной ловкой грацией. У него было маленькое лицо с высоким лбом, острый с горбинкой нос, несколько полный надменный рот. Маленький подбородок выдавался вперед. Это было бы птичье лицо, если бы не глаза, большие, голубые и оценивающие, с тяжелыми темными веками.

Его поза, то, как он отвечал своей собеседнице, — все выражало презрительное нетерпение. Казалось, он не был частицей этого вечера. Он с успехом мог оказаться инспектором, которого пригласили, чтобы услышать его мнение об организации вечера, оркестре или планировке помещения.

Рядом со мной сидела девушка, которую так же, как и меня, никто не пригласил на этот танец; невзрачная на вид девушка, но, как я заметила, она знала почти всех в зале. И я вдруг решилась на то, на что не осмелилась бы при других обстоятельствах. Я обратилась к ней со словами:

— Мне кажется, я знаю тех двоих, что стоят у лестницы. Вы не скажете, кто они?

— Это миссис Паттон, одна из наших вице-президентш. Она ужасно богата и помогает нам всякий раз, когда у нас финансовые затруднения. А его я не знаю.

— Мне кажется, она довольно красива, — фальшиво заметила я.

— Вы находите? — ответила девушка с вполне понятным удивлением.

Вернулся Кейт с сигаретами, подошли Виктор и Айрис. Танцы продолжались.

В те дни у молодых людей существовал не совсем приятный обычай, который, возможно, сохранился и в наши дни. В тех общественных местах, где разрешалась продажа спиртных напитков, молодые люди во время танцев считали непременным для себя, хотелось им того или нет, наведываться в буфет. Это был всего лишь обычай, он как бы утверждал их мужское превосходство и подчеркивал солидарность пола. Я знала, что Виктор не замедлит отдать дань этому обычаю, но была несколько удивлена, когда вместе с ним поднялся и Кейт.

— Перерыв, — сказал Виктор, — и время пропустить по маленькой. Вы извините нас, девушки?

— Я не дам ему долго задерживаться, — сказал Кейт, и в глазах его блеснуло оживление, словно и ему этот вечер должен был наконец доставить приятное.

— Ну не противные ли они? — пожаловалась Айрис, когда они ушли, предусмотрительно обеспечив нас лимонадом. — Мужчины просто не могут не пить. Я нахожу, что они все отвратительны.

Их все еще не было, когда оркестр вернулся на эстраду.

— Они не стоят нас, дорогая, — злилась Айрис. — Право, мне кажется, что мир был бы лучше без мужчин.

Вначале паркет был пуст. Но вот вышла первая пара, за ней вторая, и вскоре зал стал похож на яркий цветник.

Я видела, как через зал, лавируя между танцующими, к нам — ко мне? — шел «он», некрасивый, но такой элегантный. Я стояла у стены, не смея поднять глаза, и пристально разглядывала свое розовое платье. Я внезапно обнаружила, что, хотя издали оно сверкает и переливается, вблизи материя кажется обыкновенной рогожкой: поверх блестящей нити проходила тусклая, сплетаясь с ней в таком тонком и мелком узоре, что приглушала ее блеск. Глядя вниз, я вдруг увидела его ноги, — две черные колонны, выросшие из земли.

— Потанцуем?

Вопрос не был обращен ко мне или к Айрис; он был обращен куда-то в пространство, словно ответить могла любая.

Я подняла глаза и очнулась от жаркого и тревожного сна. Айрис с детской, ангельской улыбкой сказала:

— Нет, нет, я устала. Пригласите мою подругу. Она танцует лучше меня.

Его взгляд остановился на мне.

— Я не танцую этот танец, — ответила я небрежно, хотя готова была умереть от гордости и досады. — У меня спустилась петля на чулке. — И я принялась обстоятельно объяснять, как мне необходимо сейчас же отправиться в гардеробную и закрепить петлю.

Но он уже не слушал меня. Теперь он смотрел на Айрис; глаза его откровенно разглядывали ее. Айрис покраснела. Затем, слегка пожав плечами, она положила руку на его предплечье, — это была ее особая манера, она избегала класть мужчине руку на плечо, — а ладонь второй руки легонько опустила на его запястье.

Он улыбнулся и почти перенес ее с ковра на гладкий паркет. Она была голубым облаком в цветущем саду, и улыбка ее освежала, как благодатные брызги дождя.

Во время моего добровольного заточения в гардеробной я думала: Кейт не прав. Этот человек не был мальчишкой, Айрис всегда будет все отнимать у меня, всю жизнь. (Ибо вся жизнь вдруг представилась мне как немногие годы, которые могли вместиться в моей ладони, и была вещью, которой каждый может распорядиться, отнять у меня, выбросить.) Однако она не виновата (я все еще продолжала защищать Айрис), он сам выбрал ее, a не меня. Конечно же, он выбрал ее. Да и кто бы на его месте поступил иначе?

С застывшим лицом и комком обиды в горле я вернулась в зал.