Я была рада, что почти ничего не пила. Трезвость придавала мне уверенность в себе, мне казалось, что я стала выше ростом, кажусь почти величественной и старше своих лет. Я знала, что выгляжу хорошо. Даже в эти ужасные минуты — при всем моем желании оставаться совершенно равнодушной я знала, что потом, оглядываясь назад, я действительно буду считать эти минуты ужасными, — мне было приятно, что печальные и разгневанные глаза Нэда смотрят на меня с восхищением.

Танец негров закончился. Оркестр приглушенно заиграл приятную, легкую мелодию. На эстраду вышли три девушки, и одна из них была Айрис. На них были узкие черные платья, черные шапочки со страусовыми перьями, белый мех на плечах. Мелкими шажками выйдя на середину свободной полоски паркета между столиками, они приняли элегантно развязные позы и запели: «Три леди с Лестер-сквер».

Айрис увидела меня. Я угадала это по легкому подергиванию ее щек в заученной улыбке.

«Подавив усталость и печаль»… — вдруг пропела она одна и ее слабый, но верный голосок показался мне здесь еле слышным.

— Если это шлюхи, то я предпочитаю дочерей священника. Господи, что за дрянной номер! — воскликнул Нэд.

— Средняя — это Айрис, — сказала я.

— Знаю. Твоя знаменитая подружка. У меня хорошая память на лица. — Он умолк. — На что она мне сдалась? Она и ее глазки!

Отчаяние сделало его очень некрасивым. Он стремился обидеть меня грубостью, но не знал, как это сделать. Он говорил по-прежнему тихим голосом и сидел так же неподвижно, но я чувствовала, что на нас уже обращают внимание.

Айрис задержалась у нашего столика, еле заметно подмигнула мне и пропела последнюю строку куплета, глядя в глаза Нэду.

Он тоже смотрел на нее — он готов был воспользоваться любой возможностью, чтобы отомстить мне. Он улыбнулся ей.

Девушки ушли, и на смену им вышла звезда программы, французская певица. Мы с Нэдом молча слушали ее. Я пролила вино на платье и терла пятно кончиком носового платка, смоченного водой. Я была рада, что нашла наконец хоть какое-то занятие.

Первое отделение эстрады закончилось, и начались танцы.

Нэд поднялся и заставил меня танцевать. Оркестр играл знакомую мелодию, ту, что мы с Нэдом просили играть для нас в Ричмонде в тот самый вечер, который закончился для меня так позорно. Я злилась, потому что эта мелодия невольно будила воспоминания. На какое-то мгновение я почувствовала себя снова счастливой оттого, что танцую с Нэдом под эти грустные звуки и чувствую, как он крепко держит меня, оттого, что я снова с ним в этот последний час разлуки. Вдруг я услышала собственный голос:

— Я люблю тебя, Нэд, но не так, как ты думаешь. Я уже говорила тебе. Ты должен это понять.

Только в ранней юности мы способны верить, что подобные признания могут хоть в какой-то степени служить утешением отвергнутому возлюбленному. Много лет спустя мне самой пришлось услышать подобные слова, высказанные, правда, в более деликатной форме человеком, который был намного старше меня. Мне было стыдно, и я горько сожалела, что допустила это.

Нэд не сказал ни слова.

Когда мы вернулись к нашему столику, нас ждала Айрис. Она не сняла грима, но переоделась в голубое вечернее платье. От скрытого торжества она сверкала, как горсть бриллиантовых осколков.

— Вот я и поймала вас! — сказала она, обращаясь ко мне. — Кристи, ты попалась! Тебе придется представить меня твоему таинственному Нэду. Хотя мы с ним уже знакомы.

— Да, припоминаю.

Голос Нэда казался лишенным всякого выражения.

— Я не знала, что ты поешь здесь, Айрис.

— Я и сама не знала этого до прошлой недели. Кто-то заболел или ушел, и я заняла его место. Ужасный номер, не правда ли? И отвратительная песенка. А этот костюм! В нем я просто лошадь. — В Айрис было что-то успокаивающее, вечное и неизменное, как чередование месяцев в году. — Ведь я похожа на лошадь, правда? — обратилась она к Нэду. — И разодета, словно для цирковой арены, с плюмажем и прочей ерундой. Не хватает только подвесить мне мешок с овсом.

Она снова повернулась ко мне.

— Кристи, свинтус, ты не должна была так долго его прятать. Это жадность! Я обожаю Кристи, — сказала она Нэду, придав своему лицу выражение простоты и искренности. — Она моя лучшая подруга.

Я спросила, будет ли она еще петь.

— Слава богу, нет! Mille fois non[26], детка! На сегодня довольно. Я переоделась специально для того, чтобы посидеть с вами несколько минут.

Нэд предложил ей выпить чего-нибудь.

— О, только чудесного освежающего апельсинового соку, — сказала Айрис, которая не прикасалась к вину. — За вас обоих! Это правда, что на будущей неделе ваша свадьба? Ты просто чудовище, Кристи, что не пригласила меня.

Я смущенно пробормотала, что мы вообще не собираемся никого приглашать.

— Но меня-то можно? Скажи, что можно, Нэдди, — я вас буду звать Нэдди, — вы должны пригласить меня. В церкви я сяду по правую сторону рядом с друзьями жениха, и тогда никто не посмеет меня выставить.

Он улыбнулся, но ничего не ответил.

— Возможно, нам придется отложить свадьбу на неопределенный срок, — сказала я и пояснила, что возникли осложнения с нашей новой квартирой. Нэд продолжал улыбаться. Мне пришлось напомнить ему об апельсиновом соке для Айрис.

— Ах вы, бедняжки! Но помните, Айрис все равно придет, раз она сказала.

К моему удивлению, Нэд пригласил ее танцевать. Как всегда, она вспыхнула, радуясь успеху, в котором, однако, не сомневалась.

— Но мы не можем оставить бедную Кристи совсем одну.

Я сказала, что не возражаю побыть одна.

— Мы совсем, совсем немножко. — Айрис благосклонно позволила Нэду обнять себя. Я следила, как они танцуют, не испытывая ничего, кроме любопытства. Танцуя, Айрис без умолку болтала, и лицо ее светилось оживлением. Нэд смотрел поверх ее головы и изредка односложно отвечал. Как всегда, левую руку она положила партнеру на предплечье, словно была так мала ростом, что не могла дотянуться до плеча. Один раз, откинув голову назад, Айрис залилась таким громким смехом, что Нэду пришлось остановиться. Затем, высвободив руку из руки Нэда, она помахала мне.

Когда они наконец вернулись к столику, Нэд был еще бледнее, но настроение его заметно улучшилось. Он стал разговорчив и подшучивал над Айрис так, словно знал ее не меньше моего.

Я подумала, как хорошо, что мне теперь не надо ревновать. Я считала, что Айрис не может понравиться Нэду, хотя и забавляет его. Конечно, ему еще не приходилось встречать таких красивых девушек. И все же меня задели его оживление и непринужденность в обществе Айрис.

— Кристи, желтый цвет тебе очень к лицу, — сказала она. — Ты выглядишь в нем такой хрупкой.

— Если ты хочешь сказать, что я выгляжу в нем бесцветной, можешь не стесняться, — сказала я, как мне показалось, с достоинством, ибо теперь я была свободна от Айрис, теперь она не могла ни обласкать, ни обмануть, ни обокрасть меня.

— Мяу, фр-р, фр-р! Нэдди, вам не кажется, что Кристи — злюка?

— Нет, Крис хорошая, — ответил Нэд.

Они с Айрис смотрели друг на друга.

— Какой миленький цветочек! Нэдди, у вас в петлице бесподобный цветок! Айрис очень хотелось бы получить его на память. Она собирает цветы.

Нэд заколебался.

Внезапно центр тяжести этого вечера, этой недели, всей моей жизни переместился. Я почувствовала, что люблю, что мне грозит опасность, и от тоски и страха сжалось сердце.

— Ведь Кристи позволит подарить этот цветочек своей подруге. Правда, Кристи? — она коснулась моей руки.

— Это цветок Нэда.

Мне стоило немалых усилий произнести эти слова. Да, всегда так было. Ничего не изменилось. Все та же старая обида. «Вы позволяете ей все отнимать у вас! — сказал бедняга Кейт. — Почему вы позволяете ей это?

Пальцы Айрис прикоснулись к гвоздике. У нее был шаловливый и лукавый вид. А во взгляде, который она бросила на меня, светилась настоящая нежность, какую нередко испытывают друг к другу соперницы.

— Можно или нельзя?

— Пожалуйста, если вам так хочется, — ответил Нэд. — Но цветок уже увял. — Он отстранил протянутую руку Айрис, немного задержав ее в своей, затем вынул цветок из петлицы и воткнул его Айрис в волосы.

— Вы просто душка! — воскликнула она. — Кристи, какой он милый! Ты счастливица, просто счастливица. Ты обязательно должна привести его ко мне, обещай!

И вдруг я услышала, что обещаю ей это. Я была на грани слез. Я вовсе не была ни взрослой, ни сильной, как мне казалось, и я ненавидела Айрис за то, что она лишила меня моей силы и драгоценной уверенности. Мне захотелось, чтобы Нэд поскорее увел меня отсюда.

— Я смертельно устала, — сказала я.

Нэд подозвал официанта.

— Ну, хорошо, — сказал он, а затем, повернувшись к Айрис, спросил: — Вас подвезти? У меня машина.

— Как это мило! Но, увы, я не могу. Я должна быть на какой-то глупой вечеринке и если не потороплюсь, то не смогу даже сменить грим. — Она звонко засмеялась. — А это совершенно необходимо. Клянусь, я бы с удовольствием сменила и лицо, если бы это было возможно.

Она нагнулась, чтобы поцеловать меня. От нее пахло фиалками от ароматных лепешек, которые она, как это ни странно, действительно любила.

— Мне кажется, он очень мил, — сказала она мне так, словно мы с ней были одни. — Желаю вам бездну счастья, и не забывай свою бедную одинокую подружку, которая обожает тебя. — Затем она повернулась к Нэду и окинула его задумчивым взглядом. — Нет, я, пожалуй, не буду вас целовать. Мы еще недостаточно знакомы. — Она погладила его по щеке гвоздикой, которую он ей подарил, и убежала, провожаемая удивленными и восхищенными взглядами публики.

— Пойдем, — сказал Нэд. Оживление его моментально исчезло. Потом уже, когда мы ехали в машине домой, он заметил: