Конечно, тут же по Машенькиной просьбе посмотрели их картотеку, или что там у них — не знаю. И конечно, никаких следов Ниночки. Сотрудница смутилась, наверное, говорит, я либо спутала, либо хозяйка сама с ней занималась… Она иногда сама с клиентами занимается… И даже не иногда, а часто, так что действительно могла забыть… Женщин полно ходит…

— То есть как «забыть», если у них картотека?

— Понятия не имею, — тоскливо сказала Маринка и закурила новую сигарету, хотя в комнатенке и так нечем было уже дышать. Но разве прервешь? Пришлось стерпеть. — Откуда я могу знать, если все это — со слов Машеньки? Она, дурочка, себя настоящим детективом вообразила и тут же, на ходу, передумала насчет работы, заявив этой тетке, хозяйке, что вообще-то она по специальности психолог. И если оклад ее устроит, то может подумать… Ну и надумала. И вот результат…

Маринка резко затушила сигарету и мрачно уставилась в никуда. А я полезла в сумку и извлекла оттуда бланк протокола.

— Марина, — мягко спросила я девушку, — вы сможете собственноручно изложить все, что мне рассказали, в письменном виде?

— А надо?.. А то мне легче сетку на месяц составить, чем такую бумажку заполнить…

— Что такое «сетка»? — спросила я, словно все остальное мне было предельно ясно.

— Сетка?.. Ну, это такое… такое расписание передач, что ли. И время от и до указано, и что за чем… Пока сделаешь — глаза на лоб вылезут… Но ваш протокол для меня — еще хуже!

— Я сама его заполню, а вы очень кратко изложите там, где укажу, то, что мне сейчас рассказали… Не думаю, что вам захочется сто раз ездить для того же самого в УВД и прокуратуру…

— Елки-моталки! — сказала Маринка. — Давайте сюда вашу бумажку! Конечно, я предпочту отписаться прямо сейчас…

— Съездить и туда, и туда все равно придется, — честно предупредила я девушку. — Но — на один раз меньше… Вы с какого года рождения?

— С восьмидесятого, я Машеньки с Ниной постарше… 5 октября 1980 года, русская, сотрудник радиостанции…

— Насчет национальности — лишнее, и не спешите так, а то я не успеваю…

Когда спустя час я вышла из «телерадиоздания», на улице было уже совсем темно, в кривоватом переулке, где это здание стояло, горели фонари, отражавшиеся в подстывших лужах: осень уверенно переходила в зиму.

Светлана

Виталькин сын, как выяснилось, пошел не в папу. Во всяком случае внешне. Эдакий щупленький темноволосый очкарик с умным и ироничным взглядом за толстенными стеклами очков. Именно иронично он и оглядел меня с ног до головы в момент знакомства… Которое одновременно оказалось и прощанием: подлый Родионов, оказывается, не зря спешил домой: отлично знал, что его сыночек отправляется ныне во Владимир — повидаться со своей мамашей… Ну и разозлилась же я!..

Деваться, однако, было некуда, не разворачиваться же прямо с порога их хорошо упакованной трехкомнатной?! А взглядик, которым меня одарил сынуля, мог свидетельствовать лишь об одном. О том, что разнаряженные и надушенные визитерши (такие, как эта дешевка Лиля, например!), посещающие их дом в момент отсутствия парня, здесь не редкость. Представляю, что этот потомок Родионова обо мне подумал! Несмотря на то что Виталька отрекомендовал меня весьма напыщенно:

— Знакомься, Александр: это Светлана Петровна Костицына, советник юстиции из Москвы. Жена моего покойного друга, в честь которого ты и назван.

Парень кивнул, глянул, но руки мне не подал — тем более что как раз в этот момент я с помощью его папеньки снимала пальто. Так что все было естественно. И так же естественно — внешне, конечно, — я улыбнулась и проигнорировала упомянутый взгляд, решив посчитаться с Родионовым позже.

— К сожалению, — произнес юный джентльмен с довольно ядовитой ухмылочкой, — я вынужден вас с отцом покинуть, у меня через двадцать минут автобус на Владимир… Как видите, я уже одет, так что — всего доброго… Я, пап, буду завтра, пятичасовым…

Родионов все-таки слегка смутился — значит, совесть еще не совсем потерял. И, поспешно кивнув, подтолкнул меня в сторону комнаты. Знала бы — ни за что не спровадила Катьку в командировку прямо сегодня… Ну ничего, Родионов, ты у меня дождешься.

В прихожей хлопнула дверь — следовательно, сынок действительно свалил. Оглядевшись по сторонам, я избрала себе кресло, стоявшее в противоположном от роскошного кожаного дивана углу, и быстренько на нем обосновалась, приготовившись толкнуть речь. Но Виталий, видимо, не зря дослужился до зампрокурора, к тому же, судя по всему, не забыл, что именно сулит то выражение моего лица, с которым я прошла в комнату. Во всяком случае, он не дал мне ни малейшей возможности открыть рот.

— Извини, — произнес он прямо с порога, входя в комнату. — Я не думал, что Клобукова будет отправлена в командировку с такой скоростью, думал, мы втроем посидим-покумекаем, что к чему… А Сашка только мешал бы, он у меня несколько нагловатый молодой человек — увы! Непременно бы в наши разговоры лез… Сейчас сделаю кофе, подождешь? А уж после обсудим все вдвоем…

Я растерялась. Может, действительно никакого романтического вечера на двоих Родионов не подстраивал?.. Ведь и правда не мог знать, что Катька уедет с Володей в пожарном порядке… Врет или не врет?.. Ответа у меня не было. Вот оно — то самое: результат полного отсутствия всякого присутствия личной жизни… Что называется, растренировалась! Мне вдруг сделалось грустно и обидно одновременно, как не было, вероятно, лет десять. А то и больше. Хотя причин своих ощущений назвать я бы так вот, с ходу, не могла.

После Сашиной гибели я сама избрала нынешний образ жизни, раз и навсегда перечеркнув то, что считается «личным».. Теперь «личной» стала только маленькая Светка, для которой я обязана была быть в одном лице и матерью, и отцом… Да и разве могла я представить кого-то на месте Саши?..

Сидя одна в родионовской гостиной, я попыталась, как делала это часто, в самые трудные моменты, вызвать в памяти лицо покойного мужа. Наверное, я сделала это напрасно, потому что ничего у меня не вышло… Моя растерянность, вообще-то очень редкая для меня, только усугубилась, настроение окончательно испортилось. Я даже обрадовалась, увидев на пороге Виталика с подносом, на котором дымились две чашечки с кофе. А рядом сверкал металлическим боком здоровенный кофейник и стояла тарелка с пирожными «картошка»… Господи, неужели помнит до сих пор, что это — мои любимые?..

— Во! — сказал Родионов, сосредоточенно двинувшийся к столику перед диваном. — Кажется, донес… Кофе с сахаром варил, как ты любишь… Подкатывай сюда свое кресло, оно на колесиках и на самом деле легкое…

Так я и сделала, а когда устроилась поудобнее заново, обнаружила, что рядом с подносом возникла неизвестно откуда взявшаяся бутылка «Наполеона» и два фужера… Так врал или не врал?.. Проклятие! Моя интуиция явно потерявшая за эти годы половые признаки, молчала вглухую, как бандюк на допросе…

— Давай-ка сразу к делу, — сказал Родионов — возможно, очень хитрый и коварный Родионов, а возможно, и нет. И я решила для начала дать ему немного форы: считать пока, что не врет. И даже никак не среагировала на то, что он, не спросясь, словно это было самым естественным в мире действом, разлил нам коньяк… Вообще-то ведь действительно во всем мире коньяк с кофе считается естественным сочетанием. Конечно, в умеренном количестве…

— Давай, — сказала я сухо. И подумала, какую все же сморозила глупость: разрядилась, надушилась… Идиотка!

— Если ты не против, — заметил Виталька, — я передам с тобой повестку для Иван Иваныча… Хочу поговорить с ним официально, лично и в своем кабинете… По-моему, пора.

— Мы с ребятами, — охотно подключилась я, автоматически пригубив вслед за Виталькой коньяк, — пришли к тому же выводу — с одной поправкой: давно было пора! Удивляюсь, как вы еще в первый раз, когда там зацепили какого-то постояльца с проститутками, с ним не разобрались! Ваш Колобок — только с виду сама невинность. Но даже навскидку видно, что его постояльцы — как на подбор… Лично для меня пока что только доктор темная лошадка… Ну и с актрисой все ясно — помчалась сюда, поскольку этого Лиса, видать, с пеленок обожает и опекает…

— Отвечаю по порядку, — усмехнулся Родионов и посмотрел на меня ласковыми синими глазами. — Во-первых, Иван Иванович. Клобукова тебе, вероятно, говорила, что у него четверо детишек и стерва-супруга… Ведь и эта весьма принципиальная, как свидетельствуют последние события, девочка его пожалела! А мы тут, между прочим, знаем его куда дольше, чем Катя… Веришь — не такой уж он плохой мужик, трусоватый, конечно, жадноватый… Но при всем при том всерьез с бандюками не путается, скорее, помогает попавшим в беду укрыться тут, крышу дает. Не бандюкам, заметь, помогает, а скорее их жертвам… Конечно, тоже «возлекриминальным», но разница все же есть… А?

— Есть, — нехотя кивнула я. — Тем не менее не мне тебе объяснять, где кончается грань дозволенного!

— Так ведь потому и повестку на него выписал, — возразил Родионов и продолжил: — Теперь о нашем нынешнем деле. Я, Светлана, не сомневаюсь, что «ваш» человек — среди нынешних постояльцев пансионата.

— Почему? — удивилась я тому, насколько совпал ход наших рассуждений.

— Ну, думаю, тут все ясно… Я по своим каналам сразу же проверил гостиницу и дом приезжих.

— У вас что, еще и дом приезжих есть? Я не знала…

— Есть… Дело не в этом. Оба места обитания битком набиты кавказцами и азиатами. Ваша девушка, насколько я знаю, была девственницей, можно гарантировать, что ни с кем из представителей этой публики пить бы не стала. Между тем Рома Лапко, наш судмедэксперт, кстати, очень неплохой и на все руки мастер, свидетельствует, что у девушки было не просто опьянение, а практически алкогольное отравление, пила адский коктейль — шампанское с водкой… Из закуски — одна шоколадка… Отсюда вывод: «развлекалась» с кем-то вполне, на ее взгляд, приличным, безопасным, по каким-то причинам — возможно, хорошо знала этого типа — согласилась даже поехать с ним в Белозуево… Зачем это, я думаю, мы сумеем выяснить нескоро, к сожалению. Сперва подонка поймать надо!.. Еще я думаю, что тип этот — москвич. Следовательно, ищи приезжих москвичей, хорошо знающих наш город… Конечно, не исключено, что кто-то в частном порядке приезжал к родственникам. Но скорее всего — нет…