Обезьяна, оказавшаяся еще и мужиком, что-то буркнула в ответ, причем басом.

— Что ж, Кузенька, давай-ка пропустим даму!

И, отвязав ремень, он потянул свое чудище за собой в глубь коридора, на прощание кивнув мне головой:

— Зря вы Кузеньки испугались, девушкам его бояться нечего, он у нас только бородатых мужчин на дух не переносит… Да, Кузенька?

«Кузенька» в ответ зарычал, словно был тигром, а не обезьяной, и они наконец исчезли… А я перевела дыхание…

После такого потрясения, прежде чем войти в единственную незастекленную дверь, расположенную по правой стороне коридора, пришлось мне несколько секунд постоять перед ней, чтобы собраться с мыслями заново.

За дверью оказалась обычная комната с окнами, довольно большая, не менее чем с пятью компьютеризированными столами. Казалось, что обладатели столов расставляли их каждый по-своему, не считаясь друг с другом. Человек десять или около того метались по комнате с какими-то бумажками в руках, разговаривали по телефонам, друг с другом — и все это одновременно. Ни один из них даже не думал обратить на меня внимание… Все-таки творческие люди — очень странные создания!..

Присмотревшись к этой толпе, я наконец обнаружила единственного человека, спокойно сидевшего за своим столом возле окна. Это был рослый, широколицый парень, наверное, мой ровесник, внимательно изучавший какую-то газету, Целая пачка других газет лежала перед ним, и он изредка что-то подчеркивал в той, которую читал.

Я двинулась к нему сама, по возможности обходя его беспокойных коллег.

— Здравствуйте, — произнесла я как можно приветливее. — И разрешите представиться: капитан милиции Екатерина Клобукова!

Ни я, ни мое удостоверение, на которое он даже не взглянул, ожидаемого впечатления не произвели. Парень посмотрел на меня отсутствующим взором, потом слегка нахмурился:

— Здрасс… Клобукова? Капитан милиции?.. Клобукова… Клобукова… А у вас какое время? Что-то я не помню вашу фамилию в сегодняшней сетке. Опять, наверное, Маринка все перепутала… Маринка!!!

Имя девушки он выкрикнул таким злобным голосом, что я от неожиданности едва не охнула. Немедленно, словно из-под земли, выскочила откуда-то сбоку презабавная рыженькая девчушка, которой на вид я бы дала — ну не больше шестнадцати. Смешные кудряшки, вздернутый носик, усыпанный, как у большинства рыжих, веснушками, веселые карие глаза.

— Я тут, Рудик, что случилось? — Она искоса глянула на меня и абсолютно безмятежно уставилась на Рудика.

— Почему я не видел в сегодняшней сетке Клобуковой?!

— Потому что ее там нет и быть не должно, — спокойно ответила Маринка. — А что?

— Стоп! — Я наконец сообразила, в чем дело. — Она права, меня там нет и быть не должно, я по другому вопросу!

— По другому? — искренне изумился Рудик. — Так почему же сразу не сказали?!

— Не успела! — Как-то автоматически я тоже повысила голос и поняла, что, если вступлю в дискуссию, дело швах! Никакого толку от моего визита не будет. — Убита ваша коллега! — взяла я с ходу быка за рога. И к моему изумлению, меня услышали все. Потому что в комнате мгновенно установилась тишина.

— Что?.. — пролепетал Рудик. — Господи, кто?..

— Маша Моргунова…

— Маша?! Господи, Господи… — Если остальные просто ахнули, то рыженькая Маринка запричитала, прижала руки к щекам и отчего-то присела на корточки. Из ее совсем недавно веселых глаз хлынули слезы — такие обильные, как будто только и ждали возможности пролиться…

Я немедленно потеряла интерес к Рудику и повернулась к девчушке.

— Я ей говорила, говорила… Господи, ну почему она меня не послушалась?!. — Маринка продолжала горько плакать, а я чуть ли не силой помогла ей подняться и усадила на подсунутый кем-то стул, сама усевшись рядом на чью-то тумбочку, не до конца заваленную бумагами.

— Вот горе-то, вот горе, — продолжал бормотать Рудик, — и, как назло, у меня через пять минут прямой эфир, обзор прессы… Вы подождете? Они с Маринкой дружили… Подождете?

— Да, конечно… У вас тут есть какой-нибудь отдельный кабинет?

— Дверь в углу видите?

— Теперь вижу, — кивнула я. И, поскольку девчушка уже не причитала судорожно вслух, обратилась к ней: — Мариночка, давайте пройдем туда? То, что вы сейчас сказали, — очень важно, нам нужно поговорить…

— Конечно… — она прерывисто всхлипнула. — Я вам расскажу все, что знаю…

Кто-то из коллег Рудика и Маринки очень кстати протянул стакан воды, еще кто-то — пачку сигарет. Я хотела сказать, что не курю, но вовремя сообразила, что сигареты предназначаются не мне, а девушке.

Спустя несколько минут мы уже сидели с ней в маленькой, довольно мрачной комнатушке без окон, стены которой сплошь были уставлены полками с кассетами. Маринка наконец вытерла глаза и закурила, отчего сразу стало видно, что лет ей — никак не шестнадцать. Она, наверное, выкурила не меньше чем полсигареты, когда кончила что-то обдумывать или просто собираться с мыслями и заговорила:

— Это я привела Машеньку сюда, к нам… Она как раз закончила колледж, искала работу. Ну я и предложила ей попробоваться на одну передачу, где требовался психолог…

— Вы были давно знакомы?

— Мы учились в одной музыкальной школе… Но Машенька незадолго до конца шестого класса музыку бросила, а я осталась. Потом случайно только встречались, иногда, если что-то нужно, созванивались. Она мне всегда нравилась… Конечно, когда стало ясно, что работа у нее здесь пошла, опять сдружились…

Маринка вынула из пачки еще одну сигарету и закурила.

— Самой близкой подругой у нее на самом деле была не я, а Нина. Помню, давно, когда мы еще в музыкалку ходили, я ее к этой Нине даже ревновала немного… Среди девушек такая преданность в дружбе, как у них, и вовсе не встречается. Прямо как сестры…

— Вы имеете в виду Нину Арутюнову? — уточнила я.

— Ее… Я думаю, из-за нее именно Машенька и погибла…

— Почему? Почему вы так думаете?

— Я расскажу… В общем, несколько месяцев назад, то ли весной, то ли в начале лета, Машенька вдруг сделалась сама не своя.

— В чем это выражалось?

— Ну… Словно у нее горе какое-то, словно она все ночи напролет плачет, а потом — на работу… Какая тут работа? Вот она и запорола нам подряд два эфира. Рудик рвет и мечет, Градов — это наш главный начальник — увольнением грозит, а ей — все по фигу… Ну и на меня все наехали, мол, ты привела — ты и разбирайся.

Словом, как-то после работы сгребла я ее и приперла к стенке. Ты, говорю, что, не понимаешь, что вылетишь вот-вот? «Понимаю, — отвечает. — Но мне и так нужно будет уйти…» У меня, конечно, глаза на лоб: думала, у нее какой-то роман неудачный или что-то в этом роде. Стала допытывать, а Машенька и рассказала. Если коротко, то ее любимая Нина исчезла. Оказывается, уже с месяц. Маша пыталась подать заявление прямо в первый же день, но мен… Ну, то есть в отделении его не взяли…

— Почему она так быстро всполошилась? — заинтересовалась я.

— У нее были для этого причины. Понимаете, Нина девица не то чтобы уродливая, но… Словом, непривлекательная, мужики на нее — ноль внимания… Ну и что?.. Подумаешь! Лично я так рассуждаю, что у каждого своя судьба, не всем же замужем быть?.. А Нина иначе думала. Может быть, потому, что ей страшно хотелось уйти из дома, а идти некуда… У нее там, дома, какая-то обстановка тяжелая, что ли… Точно не скажу, не знаю. Только она в результате додумалась поискать себе мужа через брачное агентство…

Даже не знаю, как мне удалось на этом месте сдержаться и не выдать своего волнения каким-нибудь восклицанием. «Ура!» моей интуиции!

— И что? — спокойно произнесла я, обратившись в одно большое ухо.

— Ну, нашла какое-то там агентство, вроде бы хорошее, все там, что нужно, изложила, пояснила, почему хочет так рано замуж. Ну, про обстановку дома, видимо, рассказала… В эти агентства ведь обычно обращаются старухи за тридцать, а не такие соплюшки восемнадцати-девятнадцати лет…

— Вы не знаете, как долго она искала и что это за агентство? Не «Лолита», часом?..

— Ничего этого я не знаю, — покачала головой Маринка. — И Маша не знала, потому и уволилась… Нет, если вы не против, я лучше по порядку… Словом, Нине в этом агентстве довольно быстро кого-то подобрали. И пропала она как раз в тот день, вернее, вечер, когда ушла к этому подобранному типу на первое свидание… Вот почему Машенька и забила сразу тревогу! Она эту Нинину затею вообще не одобряла, понимаете? И жутко за нее волновалась. И, как видите, не зря…

— Марина, вы сказали, что уволилась она…

— Да-да! Я как раз до этого дошла. Потому что тут уж настала моя очередь волноваться за Машеньку и отговаривать от ее дурацкой затеи… Чуяло мое сердце, что добром это не кончится!.. Маша, после того как ей в отделении милиции отказали, больше на мен… Простите, на милицию не полагалась и решила сама предпринять что-то вроде расследования…

— О боже! — не выдержала все-таки я.

— И я о том же! — воскликнула Маринка. — Когда мы с ней разговаривали об этом ей как раз впервые за много времени повезло. Она до этого обходила все агентства, какие нашла в рекламе, одно за другим — с Нининой фотокарточкой. И везде только плечами пожимали. Не видели, не знают. И вдруг в одном из них ей хозяйка говорит, мол, не хотите ли у нас поработать, девушка? А то у меня моя единственная сотрудница увольняется! Машенька уже успела показать этой тетке Нинин снимок, и та только руками развела, мол, в первый раз вижу. И вдруг — ни с того ни с сего подобное предложение! Маша, конечно, посмотрела на нее, как на психопатку, и ушла. То есть почти ушла, потому что та самая сотрудница, которая увольнялась, заглянула как раз в кабинет к начальнице и снимок увидела. «О, — говорит, — вроде бы наша девушка… По-моему, я ее помню!..» Тут Машеньке, по ее словам, показалось, что хозяйка агентства как-то не так вздрогнула, хотя потом вела себя вроде бы естественно. «Неужели? — говорит. — Надо же, какая у вас память… А я начисто не помню!»