Он снова помрачнел, но вдаваться в детали не стал.

— После чего вернулся в УВД и звонил знакомым в наш НИИ. Выяснил, что в течение последних семи месяцев в Москве действительно выходит «серия»… Говоря человеческим языком, разыскивается конкретный маньяк, убивающий свои жертвы, с одной стороны, в точности так же, как убита здешняя девушка, с другой — Моргунова в его «серию» не вписывается категорически…

— Почему? — ожила Катя.

— По кочану… Этот тип — большой любитель брюнеток ярко выраженного южного типа… А Моргунова обладала внешностью тоже ярко выраженной, но среднерусской… Такие вот дела… Протокол дознания ее тети я привез… Зачитывать или так пересказать?

…Не помню, как я вскочила со своего места и, метнувшись в гостиную к шкафу, начала лихорадочно вываливать из него свои только что аккуратно разложенные вещи, как попало, в дорожную сумку. Руки мои прыгали, в ушах шумело, и я не сразу поняла, почему вдруг потеряла возможность заниматься срочными сборами. Не сразу осознала, что меня просто-напросто мертвой хваткой сжимает в своих железных объятиях Володя… Спустя секунду я увидела рядом мертвенно-бледное, перепуганное Катькино личико и, наконец, пришла в себя.

— Господи, тетя Светочка, вы… Вы что?.. Почему?.. — бормотала Катюха дрожащим голосом.

Ответил ей Володя:

— По кочану! Неужели не ясно?.. Наша уважаемая товарищ Костицына собралась до дому — до хаты! Она, видите ли, полагает, что самая умная, ушлая и предусмотрительная, когда речь идет о ее ненаглядной доченьке, между прочим, хоть и не южного типа, но тоже брюнеточке… Она, видите ли, думает, что кроме нее, об этой великовозрастном девице позаботиться некому! Лучше бы спросила, почему это я так поздно в здешнем Белозуеве объявился…

И через паузу завершил свой монолог:

— А объявился я так поздно потому, что мы с Настей почти час разрабатывали достоверную легенду, чтобы Настя могла под приличным предлогом вселиться — временно! — в квартиру Костицыных, где она, якобы изгнанная из дома вредными родителями, пребывает в данный момент… А то мы нашу Светланочку Петровну плохо знаем!..

— К-какая Н-настя? — всхлипнула Катя.

— Наша лучшая оперативница, кто же еще? — удивился Володя.

А я села прямо на пол возле вывернутого наизнанку шкафа, поскольку ноги у меня внезапно ослабли.

— Это правда? — прошептала я, глядя на Володю снизу вверх.

— Про Настю или про Светку? — съязвил он. Но тут же смягчился: — Если не верите — звоните домой. Они там сейчас сидят, как две голубицы, и дуэтом возмущаются всеми мамашами и папашами на свете сразу, исходя взаимным сочувствием!

— Почему взаимным? — Я пришла в себя настолько, что сумела возмутиться. — Я что, по-твоему…

— Разве я что-нибудь похожее сказал? — удивился Володя. — Хотя, если судить по только что случившийся мизансцене…

— Прекрати! — Я поднялась с пола и побрела к креслу, а Катька, не теряя времени, начала возвращать рассыпавшиеся по полу вещи назад в шкаф. Управилась она под нетерпеливым Володиным взглядом на удивление быстро, и он продолжил:

— Если хотите, я прямо завтра с утра за ней еще и «наружку» установлю…

— Не надо… — Я отвела взгляд, поскольку начала наконец испытывать что-то вроде стыда. — Давай к делу и, если можно, конспективно… Извини!

— Ничего, бывает… Конспективно же получается следующее. Девушка до недавнего работала по своей основной специальности психолога на радио. Внезапно, никак не пояснив матери и тетке, увольняется и устраивается в это дурацкое агентство… Правда, тоже по специальности. Десять дней назад… А, нет, две недели назад! Заявляет дома, что отправляется в командировку, куда и на сколько — снова не говорит, вроде бы обронила только, что неподалеку. И исчезает… После десяти дней с момента отъезда Моргуновой мать с теткой забили тревогу и обратились в ближайшее отделение милиции. Ну, сколько-то это тянулось, наконец, попала она в сводку, почему без снимка — не знаю. Но думаю, в отделении снимок не взяли, решили, что девица просто застряла в своей командировке… Спасибо, что вообще заявление приняли.

— В каком агентстве она, говоришь, работала?

— В том-то и дело, — вздохнул Володя. — Ни матери, ни тетке Маша по этой части почему-то не доложилась, утверждала, что приняли ее туда временно, с испытательным сроком, что ли… Короче, дело темное и пока это все, чем я располагаю…

Володя устало прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, а мы с Катей переглянулись.

— Спасибо тебе, солнышко, ты — супер! — искренне сказала я. — Но если думаешь, что мы тебя на ночь глядя отпустим назад в столицу, то глубоко заблуждаешься… Верно, Катерина?

Катька вспыхнула до корней волос и кивнула головой.

— Только я не знаю, Светланочка Петровна, — пробормотала она, — удобно ли ему тут, в номере… Вроде бы нельзя… Может, лучше ко мне?

Володя открыл глаза и посмотрел на нас по очереди с удивлением:

— Милые дамы, вы, кажется, забыли, что завтра в девять нуль-нуль я обязан быть на своем любимом рабочем месте! А вы, Светлана Петровна, с привезенными мной циркулярами — в их спецподразделении…

— Ну и что? — Катька уже явно вдохновилась идеей организовать моему оперу отдых. — Я и сама в шесть утра встаю — из-за бабули… Ты с ума сошел после такого дня снова садиться за руль?.. Честное слово!

Похоже, она и сама не заметила, что перешла с ним на «ты». Я ухмыльнулась и решительно расставила точки над «и»:

— Считай это распоряжением начальства, Вовочка! — сказала я. — Переночуешь у Клобуковых, а с утречка — в столицу. Передашь Грифелю, что я еще побуду в отпуске, попробую что-нибудь вместе с Катькой нарыть на месте… А теперь — топайте, и так из-за вас в первый же день режим нарушаю!

Володя улыбнулся и развел руками:

— К капитану так к капитану… Как скажете… То есть прикажете!

И через несколько минут я осталась одна — с тоненькой папочкой, оставленной мне Володей.

Видимо, и говорить не стоит, что, прежде чем взяться за эту папочку, я сделала то, что постеснялась сделать при ребятах, сразу же после попытки рвануть домой — к Светке: спустилась вниз, к междугородным автоматам.

На мое счастье, в холле было пусто, а из-за цветущих иноземных растений раздавался мощный храп — вероятно, бдительного Валька.

А вот Светланка, как я и подозревала, не спала и схватила трубку после второго гудка. Сказать, что ребенок моему звонку обрадовался, я, к сожалению, не могу.

— Блин! — прочувствованно брякнула Светка, едва услышав мой голос. — Опять ты, да? Ма-ма! Это же уже в четвертый, а то и в пятый раз за один день… Ма, ну хоть ты-то можешь быть не такой занудой, как все остальные?!

— Безобразие! — сказала я, как можно суровее. — Я что уже и сказать тебе «Спокойной ночи» не инею права?

— Имеешь! — сердито возразила она. — Спокойной ночи!

И хлопнула трубкой. Но в последнюю секунду я все же успела расслышать голос нашей оперативницы Насти, интересующейся, кто именно там звонит, и назад в номер вернулась уже с почти что легким сердцем. Во всяком случае, пристраиваясь на широченном ложе с Володиной папочкой в руках, я даже ощутила что-то вроде радости, при этом почему-то передо мной мелькнуло лицо Родионова, злобное Лилино лицо и — вновь Родионов, затронувший своим неожиданным поцелуем какую-то давно умолкнувшую в моей душе струну…

Как правило, на данном, то есть начальном, этапе расследования я прежде всего завожу лично для себя что-то вроде стартовой бумажки, группируя по тем или иным признакам всю имеющуюся информацию. Но на сей раз я ощутила после отъезда ребят такую усталость, что решила отложить данный процесс на утро. Похоже, белозуевский воздух и впрямь пропитан снотворным…

Однако, к моему немалому изумлению, едва я улеглась на роскошную, почти квадратную кровать, оказавшуюся удивительно удобной, сна — как не бывало! Еще понятно, если бы при этом в голове прокручивались какие-то возможные варианты расследования… Как бы не так! Первое, что я «увидела», едва прикрыв глаза, — было лицо Витальки… Не то, из прошлого, а нынешнее — тронутое временем так же, как, вероятно, и мое собственное. Я вновь ощутила, как дрогнуло сердце от его неожиданного поцелуя, почувствовала вкус его губ на своих губах и… Конечно, я разозлилась!

«Эй, ты! — сказала я вслух и села на кровати. — Тебе не кажется, что подобная реакция на мужской поцелуй приличествует какой-нибудь сопливой десятикласснице, а уж никак не бабе за сорок?!.»

Дальнейший текст психотерапевтического содержания приводить нет смысла, поскольку если он и помог, то я этого не заметила. Впервые в жизни я на собственном опыте узнала, что такое бессонница: в моем окружении о подобных неприятностях известно исключительно понаслышке. Лично я и вовсе не верила, что когда-нибудь мне доведется лично познакомиться с этим состоянием, оказавшимся крайне неприятным. Больше всего меня почему-то раздражали электронные часы, моргавшие прямехонько напротив кровати, которая вдруг перестала казаться удобной. Прав был Родионов: провинция — она и есть провинция. Кто это пристраивает подобные сияющие приборы в спальне? Отвратительная и глупая идея!

Задремала я кое-как где-то под утро, в конечном счете, словно со стороны наблюдая за собственными мыслями, произвольно скачущими от Светланки к Родионову, затем к убитой девушке, которая столь странно вела себя в последние недели перед гибелью. И вновь по тому же кругу. По-хорошему, мне действительно следовало бы возвратиться в Москву как можно быстрее и лично заняться дознанием, лично опросить всех ее родных, подруг, возможно, если он, конечно, имеется, бойфренда, как они теперь выражаются. Но, во-первых, я понимала, что домой рвусь исключительно из-за Светки, поскольку Володя все сделает ничуть не хуже меня — тем более что сбором предварительных сведений по делу как раз должно заниматься наше УВД в лице следователя и оперов… Кстати, надо звякнуть туда, узнать, кого назначили следователем… Во-вторых, хоть я и не сомневалась в Катьке, что моя девочка в итоге справится со сбором информации здесь, но…