Обиженно поджав губы, Даша уходила к себе и садилась на подоконник.

Наверное, если бы можно было ненавидеть эту женщину, она бы ее ненавидела. Но она никогда и ни к кому не испытывала подобного чувства. Ни к Антону, ни даже к Алексею или своей матери. И к Маргарите Львовне тоже, она была не достойна того, чтобы Даша испытывала к ней нечто большее, чем простое негодование. И Даша старалась не обращать на экономку профессора Вересова внимания.

А после Нового года ей открылась страшная тайна.

Рак. Она много раз слышала это слово. Страшное слово, злое, нехорошее. И вначале не хотела верить тому, что услышала. У ее дяди Олега не может быть этого ужасного заболевания. Он ведь не заслужил. Он хороший, добрый, он такой… один. Он не мог заболеть. Не он, только не он! Ведь Бог должен наказать хотя бы Алексея, но не его… Не его! Это же так несправедливо, так… немилосердно, так… бесчестно!

Это не может быть правдой.

Она плакала в тот день, когда услышала из уст Олега страшный диагноз, и задрожала крупной дрожью страха, отчаяния и боли, прижавшись к нему сильно-сильно, зажмурившись и кусая губы до крови, потому что он звучал для нее, как приговор. Как неизбежность, рок, проклятье.

— Ничего, моя девочка, ничего, — шептал ей в волосы дядя Олег, — всё будет хорошо, малышка, всё будет хорошо, — его спокойный, пусть и немного усталый голос, успокаивал ее.

Было так тепло, легко, радостно… И даже ничуть не грустно и не тоскливо.

Вот бы навсегда замереть в его таких горячих, любящих объятьях! Остановить время, перевести стрелки на несколько минут назад… Не слышать приговора, не знать ужасающей своей откровенностью истины. Просто, закрыв глаза, стоять в его руках и даже не шевелиться, чтобы не спугнуть очарование момента.

Но нельзя… Нельзя, потому что время не делает поблажек, никому не дает еще один шанс, это гнусный, бескомпромиссный, жестокий соперник. Против которого нет оружия.

Даша понимала, что они с Олегом, сколько бы не пытались бороться, не смогут делать это бесконечно. Рано или поздно время спросит и заставит заплатить по счетам.

Она держалась до января, пытаясь уверить себя, что все хорошо. Дядя Олег не обманывал ее, не обманет и сейчас. Помогала Леся, в нужный момент протягивая руку помощи, готовая сделать все, чтобы ее близкая подруга не страдала. И даже Пашка помогал. Он писал письма через е-mail, иногда звонил, расспрашивая, как у нее дела, чем она занимается. Они лучше узнавали друг друга и даже на расстоянии оставались близки, будто знали друг друга много лет. Она всегда спокойно реагировала на его звонки, даже после того, как узнала, что дядя Олег болен… Но в тот день, когда он позвонил в следующий раз, она просто не выдержала. Его голоса, смеха, радости и добродушия. Она почти сломалась.

— Привет, егоза! — смешливо выкрикнул он в трубку. — Ну, как ты там? Рассказывай!

И Даша не выдержала. Так устала одна бояться, прятаться по углам и плакать.

— Паша, — проговорила она тихо, надломленным голосом. — Паша, ты где?!

Он насторожился. Мгновенно уловил в ее голосе иные интонации.

— В Калининграде, — медленно проговорил он и скоро добавил: — Пока, — обеспокоен. — Что случилось?

Сглотнув, Даша прикусила губу, чтобы не заплакать.

— Дядя Олег… Ему очень плохо, — пробормотала она, крепче сжимая телефонную трубку. — И мне плохо… — призналась она, как в чем-то интимном, слишком откровенном. — Мне так плохо, Паш… Я боюсь!.. Я боюсь его потерять, понимаешь? — слеза сползла по щеке, коснувшись языка. — И никого рядом нет… Я опять одна, понимаешь?..

— Так, успокойся, ты не одна, — решительно перебил ее парень. — Как это — одна?! А я кто, по-твоему?!

Нежность затопила ее сердце.

— Я так тебя люблю, Пашка, — проговорила она признание.

— Я знаю, егоза, — миролюбиво согласился тот. — И я тебя люблю. Именно поэтому сейчас же собираю вещи и вылетаю к тебе!

— Ну, что ты, не нужно!.. — забеспокоилась девочка. — Не нужно волноваться! Просто я…

— Так, егоза, это не обсуждается, — вновь решительно перебил ее Паша. — Жди, поняла?

Грустно улыбнувшись, она кивнула. И стала ждать.

А Пашка сообщил о своем приезде уже после того, как приземлился в аэропорту.

Они договорились встретиться около гостиницы, в которой он остановился, и когда Даша увидела его выходящим из дверей, хотела броситься ему на грудь, повиснуть на нем, как делали многие девочки из ее класса при виде своих родителей или родственников, но лишь дернулась вперед, смущенно застыв на месте. Пашка ей не родственник. Он просто друг. Очень хороший друг. Самый лучший, после Леси, друг!

Завидев ее, он широко улыбнулся и, приподнимая меховой воротник своей куртки, тем самым спасаясь от внезапного порыва ветра, бросившего ему в лицо колкость снежинок, направился к ней.

Остановившись в паре шагов от нее, он взглянул на нее насмешливо и, скривившись, спросил:

— Ну, красотка, не хочешь обнять своего друга?

— Хочу, — улыбнулась Даша и, сделав всего один решительный шаг вперед, утонула в медвежьих объятьях.

Пашка стиснул ее так сильно, что, казалось, готов удушить, ей даже стало трудно дышать, о чем она ему тут же и сообщила, легко пожурив его за стальные тиски.

— Прости, егоза, — отстраняясь, пробормотал Паша, вглядываясь в ее покрасневшее от мороза лицо, — просто я так рад тебя видеть! — он улыбнулся шире, серо-зеленые глаза заблестели искрами счастья. — Обалдеть просто, как я скучал, — выдохнул он и, смущенно потупив взгляд, оглядел девочку. — Веришь?

Даша верила. Потому что и сама скучала по нему. Как удивительно и своеобразно устроена жизнь. Незнакомый человек, казалось бы, чужой, она знает его чуть больше месяца, но чувствует, что он ей так близок, как никто и никогда близок не был, ощущает в нем родственную душу, своего человека, того, кто не бросит, не обманет, несмотря ни на что, останется рядом с ней. Защитит от всех бед и сам не обидит.

Если сравнивать Пашку с Антоном, чего, конечно, делать не стоило, Даша находила странным, что сын дяди Олега так и не смог ее понять, хотя знали они друг друга почти три года, а Пашка… Тот самый Пашка, которого она знала так мало, смог понять ее, как даже Леся ее не понимала. Свой, родной человек.

Поддаваясь минутному порыву, девочка потянулась к нему и, встав на цыпочки, осторожно поцеловала.

— Я так рада, что ты приехал, — прошептала она запинающимся шепотом и, пряча взгляд от его изумленно распахнутых, все понимающих глаз, уверенно повторила: — Очень рада.

Паша, действительно, был изумлен. И все смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. На опущенные, подрагивающие на щеках черные ресницы, на складочки в уголках губ и родинку у виска, на темную челку, не спрятанную под шапкой и поддавшуюся нападению снежинок.

Сам не понимая, что делает, он приподнял руку и коснулся ее холодных щек своими теплыми пальцами.

Даша стремительно взметнула на него удивленный взгляд черных глаз.

— Снежинки, — пробормотал Пашка, словно очарованный.

Она улыбнулась ему, широко и открыто, а он понял, что пропал окончательно.

Сердце забилось, как сумасшедшее, в горле встал жесткий комок, и парень кашлянул.

— Ну, что, красотка, — обнимая девочку за плечи, заговорщески подмигнул он ей, — покажешь мне Москву?

Даша кивнула и, не отстраняясь от парня, последовала за ним.

Было что-то волшебное в том, что происходило между ними. И вроде бы, ничего такого и не было. Встретились, погуляли по городу, пообщались, вместе выпили горячий шоколад в кафе, но оба знали, что эти мгновения стоят очень дорого. Такие моменты не повторяются. Они бывают всего лишь раз в жизни.

И портить их неприятными впечатлениями не хотелось. Но иначе было нельзя.

— Ну, — начал Пашка тяжелый разговор, — что там с Олегом Витальевичем?

Даша мгновенно перестала улыбаться, в глазах блеснула грусть и тоска. Она опустила глаза в чашку с горячим шоколадом, словно ему собираясь жаловаться на свои беды и проблемы.

— Он болеет, — прошептала она и облизнула пересохшие вмиг губы. — Очень сильно.

— Грипп, простуда, пневмония? — предположил Пашка, наклоняясь к ней. — ОРВИ? Ангина?

— Рак.

Пауза. Липкая, томительная, удушающе откровенная, повисла между ними каменной стеной.

Ресницы, дрожа, приподнимаются, и на него с ужасом и страхом взирают черные глаза его девочки.

— То есть… как? — может лишь выдавить из себя Паша, не веря в услышанное. — И как давно?.. То есть, как давно вы знаете об этом?

— Дядя Олег сказал мне только после Нового года, — сглотнув, прошептала она, стискивая чашку с шоколадом трясущимися пальцами. — А Антон вообще ничего не знает, он ему не говорил.

— Антон это его сын? — предположил Паша, стиснув зубы, и нахмурился, сведя брови. — И почему он ему не сообщил? Когда он сам об этом узнал?

— Говорит, что еще перед тем, как мы поехали в Калининград, — выдавила Даша, растерянно глядя на него.

Паша охнул, брови его взметнулись вверх.

— Уже так давно? — изумленно выдохнул он. — А что врачи говорят? Какие шансы? Что предпринимают?

Даша покачала головой, начиная бледнеть.

— Он ничего не говорит мне, — с грустью выдавила она. — Не хочет расстраивать. Я ничего не знаю…

Паша чувствовал, ощущал парящую в воздухе необходимость утешить ее, но не знал, как. Сердце его разрывалось от боли за нее, от обиды за Олега, от разочарования на жизнь и судьбу. Почему от нас уходят всегда самые лучшие, а негодяи, подонки, ублюдки первой пробы коптят это небо?!

Он тяжело вздохнул и тронул свою девочку за плечо, чтобы хоть как-то ее успокоить.