Неожиданно Нэнси встала. Марк вопросительно взглянул на нее.

– Пойдемте наверх, – предложила она. – Мне не хочется, чтобы Тейлор, едва приехав, обнаружил вас здесь.

Журналист не понял, какая разница, где его обнаружат: на террасе или наверху. Впрочем, он не стал возражать, так как очень устал. Проходя вместе с Нэнси по комнатам виллы, Марк чувствовал, что попал в какой-то странный, таинственный мир. Он не заметил слуг, но все вокруг блистало чистотой. И мебель выглядела тоже странно: великолепные, изысканного вкуса образцы стиля либерти соседствовали с жуткими, грубо сколоченными шкафами и столами.

Они поднялись по лестнице, залитой светом, лившимся с застекленного потолка. Марк залюбовался прекрасными декоративными растениями и улыбнулся, увидев в стенной нише наивную и патетическую фигурку святой Розалии, украшенную драгоценностями. Он боялся, как бы его собеседница без предупреждения не прервала разговор, поэтому поспешил спросить:

– А что случилось потом?

Они как раз проходили по полутемному коридору, и Нэнси ответила совершенно спокойно:

– А потом случилось следующее: я возмечтала о кресле мэра в Сити-Холле. Партия поддержала бы мою кандидатуру. Помогла бы и семья Лателла. Остальное, мистер Фосетт, вам известно. На самое начало серьезной избирательной кампании пришлось интервью Натали Гудмен. Гудмен натравили на меня очень вовремя. Мне дали понять: надо отказаться, в противном случае на Нэнси Карр обрушится волна разоблачений. А потом Гудмен заставили замолчать навечно.

– Кто заставил? – спросил Марк.

Нэнси распахнула дверь спальни, обернулась к журналисту и напомнила:

– Это вы уже спрашивали… Помните?

– А вы так и не ответили, – заметил он, входя в комнату.

– Вам нужно отдохнуть, мистер Фосетт. Немного поспите и почувствуете себя лучше, – сказала Нэнси, не отвечая на вопрос.

– Так кто заставил? – настаивал Марк. Женщина подошла к окну, отодвинула тюлевую занавеску и посмотрела в сад.

– Вы не хотите отдохнуть? – еще раз предложила она, указав на кровать, покрытую белым хлопчатобумажным покрывалом. – Хорошо, мистер Фосетт. Я скажу, кто убил Натали Гудмен. Скажу, хотя мне нелегко признаться. Мне вообще тяжело дался мой рассказ. Но я обещала вам правду, – с глубоким вздохом заключила Нэнси.

ВЧЕРА

Глава 1

Нэнси сидела в гардеробной в обществе своего красавца сына Шона, когда раздался звонок Джуниора Лателлы, известивший ее о смерти Натали Гудмен. Журналистку убрали, чтобы она не выдала имя человека, предоставившего ей информацию, с помощью которой Нэнси загнали в угол.

Шон увидел, как изменилось лицо матери, как медленно положила она трубку. Он не знал, что сообщили Нэнси по телефону, но по ее глазам понял – грядут неприятности. Опыт и такт подсказали Шону, что лучше уйти, иначе матери придется скрывать от него правду, а это ей будет неприятно. Он вполне правдоподобно хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

– Я чуть не совершил ошибку, и притом непростительную, – забыл, что обещал подружке поужинать с ней.

Шон нежно поцеловал мать в волосы, чтобы не испортить едва законченный макияж.

– Ах, дорогой мой, – прошептала Нэнси, взяв руку сына и поднеся к щеке.

В этом благоговейном жесте было столько любви, столько желания защитить сына. Пусть ему останутся неведомы трагические повороты ее собственной жизни! Шон всегда оставался для Нэнси живым воплощением Мак-Лири, вечным воспоминанием о единственном мужчине, которого она любила всем сердцем.

Она запланировала для сына спокойную, бестревожную жизнь, наполненную теми радостями, что дают знания и профессиональный успех. Так всегда жил и продолжал жить ее муж Тейлор, один из немногих людей, умевших снисходительно относиться к человеческим слабостям, понимать и прощать.

– Дорогой мой, – повторила Нэнси, – завтра увидимся?

– Я позвоню утром, мама, не волнуйся, – сказал Шон и ушел.


Сэл ждал внизу, в кабинете Нэнси. С ним была Лорин, его подружка юности, на которой Сэл в конце концов женился. Лорин приближалась к сорока, но так и осталась хорошенькой, простой и естественной. Пухленькая и наивная девушка, встретившаяся Сэлу в школе, совсем мало изменилась с тех пор. Лорин подарила мужу четырех прекрасных детей. Теперь они все выросли, и мать с удовольствием устраивала бесконечные обеды и праздники для своих отпрысков и их друзей.

Нэнси вошла в кабинет, и Лорин сразу заметила, что золовка чем-то расстроена. Действительно, Нэнси не стала задавать обычных вежливых вопросов, а сразу же перешла к делу:

– Сэл, сейчас приедет Джуниор. Извините, но я не смогу с вами поужинать. Мы должны обсудить с Фрэнком важные, не терпящие отлагательства проблемы.

Лорин, похоже, обиделась и не без горечи заметила:

– Все ясно, когда происходит что-то таинственное, взрослые обсуждают проблемы, а малышку Лорин посылают погулять в садик.

– Прости, – грустно улыбнувшись, сказала Нэнси.

Она прекрасно понимала состояние Лорин и знала, что упреки невестки справедливы.

– Это я виновата, – добавила Нэнси, – прости меня. Но у меня – серьезные проблемы. Ими надо заняться в первую очередь.

– Почему-то твои проблемы всегда серьезные и обязательно оказываются важнее прочих.

Лорин говорила миролюбиво, но в ее искренности ощущалась обида. Сэл хотел вмешаться, но Нэнси опередила его:

– Я понимаю, что отнюдь не идеальна. Но обещаю сделать все, чтобы ты меня простила.

Она ласково поцеловала Лорин в щеку. Та успокоилась и в знак примирения также поцеловала золовку. Как только появился Джуниор, Лорин вышла.


– Это интервью, что записала на магнитофон Натали Гудмен, – сказала Нэнси.

Они с Сэлом и Джуниором только что закончили прослушивать запись.

– Такую же запись сделала и Гудмен, – продолжала Нэнси. – Вопрос в том, куда девалась ее кассета? Кто заставил журналистку замолчать, после того как она угрожала мне разоблачением? Скорее всего, я – последний человек, у которого Гудмен брала интервью. Если будет полицейское расследование, могут выйти и на меня.

– Надо разбираться в этой головоломке; с чего начнем? – спросил Сэл у Джуниора.

– Я уже поговорил кое с кем из друзей, – ответил тот. – Зонтик раскрыт, теперь все зависит от того, насколько силен будет ливень…

– Ты не исключаешь того, что Нэнси подвергнут допросу? – с беспокойством спросил Сэл.

– Не исключаю.

– И что тогда? – обратился брат к сестре.

– Тогда я скажу правду. Скажу, что Натали Гудмен брала у меня интервью явно с провокационными целями и я выставила ее за дверь.

– А если полиция найдет запись?

– Невозможно, пленка исчезла.

– Мы не знаем, кто убрал Гудмен и украл пленку, – сказал Джуниор. – Нам также неизвестно, кто предоставил журналистке всю информацию о твоей жизни. Натали была умной и толковой женщиной, – добавил он. – Она бы не стала задавать тебе вопросы, не будь в ее распоряжении надежных улик. А предоставил их, конечно, тот самый информатор. Нэнси, у тебя есть какие-либо соображения на этот счет?

Нэнси отрицательно покачала головой. После интервью она обратилась к Джуниору, чтобы заставить замолчать журналистку. Но никто не мог предвидеть, что ее уберут раньше, скорее всего те самые люди, которые и угрожали Нэнси скандалом.

– Я не знаю наверняка, были ли у Натали доказательства. Но скорее всего были… – заметила Нэнси. – Она не блефовала. Ей предоставили все козыри.

– Ты по-прежнему хочешь выставить свою кандидатуру на пост мэра? – спросил Сэл. – Ведь над тобой навис дамоклов меч…

– Не знаю… не знаю… – задумчиво произнесла Нэнси. – Говорить обо мне можно что угодно, но доказать ничего нельзя. Чтобы разрушить образ политика, достаточно и намеков, лишь бы они выглядели достоверно. Надо выяснить подоплеку этого дела, а потом уж решим, как действовать.

С тех пор как Фрэнк Лателла, прожив долгую и бурную жизнь, благополучно скончался от удара в собственной постели, Джуниор взял в свои крепкие руки бразды правления. Нэнси слушала внука, и ей казалось, будто время потекло вспять и она слышит деда. То же спокойствие, та же способность рассуждать здраво, та же решительность, а силы, пожалуй, побольше, чем у Фрэнка-старшего.

– Я уже задействовал нужных людей, – заявил Джуниор. – Остается только ждать. Я вам сообщу, как пойдут дела.

– Если будет что-то срочное, – сказала Нэнси, – звони в Бостон, в дом Тейлора.

Она решила уехать: рядом с мужем ей будет легче и спокойней.

– Добро пожаловать, миссис Карр, – приветствовал хозяйку старый слуга, забирая у нее дорожную сумку.

– Здравствуйте, дорогой Гриффин, как дела? – с улыбкой спросила Нэнси. Она все еще чувствовала себя чужой в этом старинном особняке в пятнадцать комнат в самом сердце Бостона. Дом так и остался родовым гнездом семьи Карр, хотя отец Тейлора умер, а мать жила на Лазурном берегу.

– Учитывая мои годы, мне грех жаловаться, – ответил старик. Гриффин был совершенно лыс, всегда добродушен и еще очень бодр.

– А где мой муж? – спросила хозяйка.

– Мистер Карр только что ушел, мэм. Он обедает в клубе и вернется к вечеру. Мы не знали о вашем приезде.

Нэнси прошла вслед за слугой по коридору. Гриффин распахнул дверь комнаты, где теперь располагалась спальня Нэнси: изящная мебель в стиле ампир, стены обиты солнечно-желтым шелком, безделушки из позолоченной бронзы.

– Желаете что-нибудь, мэм?

– Принесите кофе, Гриффин.

Слуга вышел, а Нэнси открыла дверь шкафа, посмотрела, что из платьев выбрать. Потом она взглянула в зеркало и решила, что не будет ждать Тейлора в Бостоне. Он ей нужен немедленно, и лучше приехать к нему в Гарвард. Он наверняка в университете.

Нэнси решила спуститься в кухню и выпить кофе там: так будет быстрей. Салли, кухарка-мексиканка, не удивилась вторжению хозяйки в ее царство. Она знала нрав Нэнси.